Записки археографа
Шрифт:
Обычные трудности, связанные с изучением памятников русского средневековья – анонимность и псевдонимность сочинений, отсутствие списков, современных изучаемому времени, – особенно ощутимы для XI в. Поэтому исследователю приходится искать следы упоминаний о епитимийниках XI в. в более поздних памятниках.
Чрезвычайную ценность для восстановления истории древнерусского церковного права представляет знаменитое Вопрошание Кириково, как сокращённо, хотя и не совсем точно, называют канонические ответы новгородского епископа Нифонта на вопросы Кирика, Ильи и Саввы [58] . В этом уникальном документе XII в., являющемся одновременно хрестоматией предшествовавшего периода развития церковного права и энциклопедией церковной жизни Новгорода XII в., содержится ссылка на какое-то сочинение митрополита Георгия (ок. 1070 г.). Процитируем те статьи Вопрошания Кирикова, в которых содержатся эти ссылки. Их три. Совершенно ясное упоминание о митрополите Георгии находится в ст. 101 Вопрошания:
58
См.: ПДКП. Стб. 21-62.
нигдже…» [59] .
Вторая
творити…» [60]
Третья ссылка содержится в ст. 20 Вопрошания:
59
Там же. Стб. 51.
60
ПДКП. Стб. 37-38.
помолча» [61] .
Все три статьи – диалог между иеромонахом и доместником Антониева монастыря Кириком и новгородским епископом Нифонтом. Собеседники занимают в этом разговоре различные позиции: Кирик цитирует сочинение, автором которого считает митрополита Георгия русского, епископ Нифонт, возражая против положений, выдвинутых Кириком со ссылкой на авторитет митрополита Георгия, отрицает сам факт существования сочинений Георгия – «а нету того нигдеже».
61
Там же. Стб. 29.
Эти споры, зародившиеся в Новгороде в XII в. и проявившиеся с такой остротой в Вопрошании, породили противоположные мнения среди исследователей.
Первым историком, попытавшимся установить первоначальный состав сочинения митрополита Георгия, разыскать его среди огромного количества древнерусских епитимийников, был Е. Голубинский. Он писал: «Странную судьбу имело сочинение митрополита Георгия в период домонгольский. Как написанное митрополитом, оно, по-видимому, должно было получить всеобщую распространенность и стать до некоторой степени как бы официальным уставом Русской церкви. Однако этого вовсе не случилось. Спустя 50 лет после смерти митрополита Георгия, а может быть, и менее, о существовании его сочинения вовсе не знали епископы, и оно было известно только некоторым» [62] . По мнению исследователя, митрополиту Георгию принадлежала «Заповедь святых отец ко исповедающимся сыном и дщерем» (далее – ЗИСД) [63] .
62
Голубинский Е. История русской церкви. М., 1880. Т. 1. Первая половина тома. С. 371.
63
Впервые была опубликована среди «худых номоканонцев» Н. Тихонравовым (См.: Тихонравое Н. С. Памятники отреченной русской литературы. СПб., 1863. Т. 2. С. 289 и след.). —Голубинский Е. История… 1880. Т. 1. Первая половина тома. С. 507-526; МИДПД С. 112-132. – Списки ЗИСД указаны Н. К. Никольским (См.: Никольский Н. Материалы для повременного списка… С. 199-201).
Устанавливая авторство ЗИСД, Е. Голубинский опирался на существование в её тексте положений, которые Кирик приписывал митрополиту Георгию,– установление о сорокоусте по живым, запрещение быть с женою в великий пост, правило о причастии жены священника. Указав на сложный характер ЗИСД, автор не решился установить первоначальный состав этого документа. Историк сводил все источники «Вопрошания Кирикова» к ЗИСД.
С резким возражением против гипотезы Е. Голубинского выступил А. С. Павлов [64] . Он справедливо критиковал историка церкви за отказ от установления первоначального состава ЗИСД. Если Е. Голубинский в диалоге Нифонта и Кирика опирался на мнение Кирика, то А. С. Павлов, указывая на противоречия между ЗИСД и нормами классического канонического права Византии, отрицал вслед за Нифонтом факт существования когда-либо сочинения митрополита Георгия [65] . С. И. Смирнов, автор источниковедческого исследования по истории древнерусского права, занял в этом споре компромиссную позицию – он признавал, что в руках у Кирика находилось сочинение, которое исследователь условно называет «Написанием митрополита Георгия русского и Феодоса», однако, по его мнению, ни митрополит Георгий, ни Феодосий Печерский в действительности не имели никакого отношения к этому сочинению [66] . (Подробнее на разборе предположений С. И. Смирнова мы остановимся ниже.)
64
См.: Павлов А. С. О сочинениях, приписываемых митрополиту Георгию // Православное обозрение. М., 1881. Т. 1. № 1. С. 344-351.
65
См.: Там же. С. 6-7.
66
См.: МИДПД. С. 309-315.
По нашему мнению, решая вопрос о том, мог ли митрополит Георгий быть автором епитимийного сочинения, необходимо исследовать условия деятельности русской церкви в период, когда он управлял ею, тщательно проанализировать все сведения, имеющиеся в древнерусской письменности об этом митрополите, социально-политическую обстановку в стране.
Митрополит Георгий (упоминается в летописи под 1072 и 1073 гг.) – один из первых русских митрополитов [67] . Сведения о нём немногочисленны, хотя о нём говорится больше, чем о любом из его предшественников [68] . Летописные известия о митрополите связывают с печерским летописанием [69] . Впервые он упоминается в связи с канонизацией в 1072 г. князей Бориса и Глеба, вместе с князьями Ярославичами, переяславским и юрьевским епископами и игуменами монастырей, первым среди которых был назван Феодосий Печерский. Обращает на себя внимание связь между митрополитом Георгием и игуменом Печерского монастыря Феодосием. Во время игуменства Феодосия в Печерском монастыре был введён студитский устав, «от того же монастыря
67
См.: Голубинский Е. История… 1880. Т. 1. Первая половина тома. С. 286.
68
А. А. Шахматов, указавший на различные версии истории Печерского монастыря, которые содержатся в Печерском патерике и в Повести временных лет, считал, что Михаил прибыл на Русь с митрополитом Феопемптом (ок. 1039 г.) (См.: Шахматов А. А. Разыскания о древнейших русских летописных сводах. СПб., 1908. С. 273). Но для нас важно, что Печерский свод связывает принятие студитского устава с митрополитом Георгием.
69
См.: Шахматов А. А. Разыскания… С. 260-264.
О встречах между митрополитом и Феодосием сообщает и Кирик в «Вопрошании», добавляя характерный штрих: Феодосий слушал митрополита и записывал его высказывания [70] . Последнее упоминание о Георгии в «Повести временных лет» относится к 1073 г. Летописец, рассказывая об основании Феодосием Печерской церкви, отмечает, что «митрополиту Георгию тогда сущю в Грцехъ» [71] .
Деятельность митрополита Георгия протекала в условиях напряжённой борьбы между христианством и язычеством на Руси. Особую остроту спор между христианством и язычеством принял в конце 60-х – начале 70-х гг. XI в. [72] Обострение борьбы увеличивает потребность в усилении контроля церкви над массами верующих, следовательно, возникают объективные предпосылки для разработки покаянного права применительно к условиям Древней Руси XI в.
70
ПДКП. Стб. 37-38.
71
ПВЛ-1. С. 122.
72
См.: Тихомиров . Н. Исследование о Русской Правде: Происхождение текстов. М.; Л., 1941. С. 62-70; Юшков С. В. Русская Правда: Происхождение, источники, ее значение. М., 1950. С. 293-303; Новосельцев А. П. и др. Древнерусское государство и его международное значение / А. П. Новосельцев, В. . Пашуто, Л. В. Черепнин, Я. Н. Щапов, В. П. Шушарин. М., 1965. С. 185-195.
Однако признание объективных условий для разработки покаянного права не отвечает на два главных вопроса, которые возникают при чтении статей Вопрошания Кирикова, содержащих упоминания о сочинении, приписываемом митрополиту Георгию: В чём причина скептицизма новгородского епископа Нифонта, сомневавшегося в принадлежности этих статей митрополиту? Можно ли отождествлять какой-то сохранившийся епитимийник с деятельностью Георгия?
Содержание статей, приписываемых митрополиту Георгию (разрешение сорокоуста по живым, требование воздержания в пост от жён, причастие попадьи у своего мужа), противоречит классическим положениям византийского канонического права, прекрасным знатоком которого был Нифонт. Отрицая каноничность этих статей, Нифонт высказывает поэтому сомнения в авторстве Георгия: «Такоже не ни напсавъ, рече, ни митрополитъ, ни Феодосъ» [73] . Эти противоречия классическому византийскому праву позволили А. С. Павлову высказать сомнение в существовании покаянного сочинения митрополита Георгия. Он писал «В содержании мнимо-Георгиева устава предоставляются такие странности, или, точнее говоря, нелепости, каких нельзя ожидать от митрополита-грека, если, конечно, не считать, что по своим понятиям и образованию он стоял гораздо ниже наших Кириков» [74] .
73
ПДКП. Стб. 37-38.
74
Павлов А. С. О сочинениях, приписываемых русскому митрополиту Георгию. С. 6-7.
Подобная трактовка упрощает вопрос и несправедливо причисляет автора древнейшего русского сочинения по математике, специалиста по хронологии, летописца Кирика к «сонму малограмотных попов».
Все три процитированных выше правила, принадлежавшие, по словам Кирика, митрополиту Георгию, встречаются уже в «Заповедях Св. отец», древнейший список которых дошёл до нас в глаголическом тексте XI в. [75] Древнейший русский текст, близкий к глаголическому, содержится в составе Устюжской Кормчей начала XIV в. [76]
75
См.: Geitler J. Euchologium glagolski Spomenik monastira Sinai brda. U Sagrebu, 1882. S. 188-195.
76
См.: Суворов H. С. Следы западно-католического церковного права… Приложение № 1-й. С. Ill—XVIII; Закон Судный людем: [Списки краткой редакции…]. С. 12-14. – Название Устюжская Кормчая в известном смысле условно. Точнее определять её как сборник (см.: Срезневский Н. И. Обозрение древних русских списков… С. 134; Щапов Я. Н. Византийское и южнославянское правовое наследие… С. 48, 194, 195, 203).
Использование митрополитом Георгием в качестве источника для своего сочинения ЗИСД многое объясняет в истории первого русского епитимийника [77] . Митрополит Георгий, оказавшись во главе русской церкви в период острого столкновения христианства и язычества, обратился при разработке церковного права к покаянной литературе на славянском языке, в которой содержался готовый опыт применения канонического права к славянским странам, недавно принявшим христианство.
77
Происхождение ЗИСД вызвало оживленную дискуссию между А. С. Павловым, доказывавшим, что она – болгарский епитимийник, возникший под влиянием Номоканона Иоанна Постника (см.: Павлов А. С. Мнимые следы католического влияния… С. 40-49), и Н. С. Суворовым, считавшим, что ЗИСД – перевод одного из латинских пенитенциариев. Признаками западного происхождения последний считал пост на хлебе и воде, покаяние, связанное с изгнанием и странствием, безбрачие священников; хотя и не отрицал влияния греческих источников – монашеского устава Феодора Студита, правил патриарха Никифора и некоторых других (см.: Суворов Н. С. Следы западно-католического церковного права… С. 91-92, 122). В пользу тезиса о западном влиянии на ЗИСД могут служить также наблюдения А. М. Соболевского, . Н. Сперанского, В. Н. Бенешевича, X. Ф. Шмида о переводе Кормчей, составившей основу будущей Устюжской, в Моравии.