Записки бизнесюка
Шрифт:
Назовут ли через 400 лет моим именем бордель?
Крепостные
Любая экономическая система, основанная на разделении труда, требует бухгалтерского учёта.
Роберт Хайнлайн «Кукловоды».
Понятно, что секс-индустрия РФ, как процветающая отрасль теневой экономики с миллионом рабочих мест, не может управляться стихийно. Она, что называется, требует бухгалтерского учёта. И представляет собой не что иное, как криминальную пирамиду. Она не жёстко-сословная; времена рабства и фараонов прошли. Скорее, это феодаль-ная пирамида периода раздробленности. Сильные региональные герцоги, междоусобные войны, «вассал моего вассала — не мой вассал», и т. д. Короче, читайте историю, если вы в неё верите. Я официальной версии не верю, и считаю, что: «феодализм невозможен уже потому, что экономическая и военная мощь самого маленького городка несопоставима с мощью самого крупного замка» (©Дмитрий Евгеньевич Галковский).[67] Но для удобства
«Мы с подругой ездим за тёлками уже несколько лет. Раз в две недели обычно. Грузим в тачку бутылок 7—10 бухла — и погнали. Катаемся по Владимирской области, выбираем посёлки поглуше. Там их много; мы ещё ни разу места не повторяли. Выезжаем обычно под пятницу, чтобы на дискотеку попасть в местном ДК.
Я тачку ставлю и сижу в ней, охраняю, типа, наблюдаю. Работает подруга. Находит одну или двух тёлок, которые явно бухнуть хотят, но им бабла не хватает догнаться. Малолеток принципиально не берём, за них в натуре срок суровый, сейчас ещё прибавили. Ну, подруга тёлок вычисляет, к ним подсаживается. А у неё одёжка фирменная, сигареты дорогие. Тёлки сигаретку попросят, и пошёл разговор. Дальше подруга предлагает пойти в машину: бухнуть. Тёлки на это ведутся. Главное, набухать их так, чтобы они в уход пошли. Если они долго не уходят, у нас на этот случай всегда есть бухло со снотворным. Как тёлки отрубятся, мы их везём на съёмную хату, к сутерам. У сутеров, кто на Ярославке стоит, хаты в Королёве и Мытищах. Едем спокойно: никто тёлок искать не будет. В деревнях одни бухарики живут; пока проспятся, мы сто раз приедем. Если менты на трассе остановят, говорим, что едем в Москву, на работу. А чё они сделают? Я трезвый; при поездках за тёлками это принцип. Подруга под мухой, но она же не за рулём. А тёлки в отрубе: говорить не могут».
Для тех читателей, кто, может быть, не знает диалекта-жаргона, даю небольшой глоссарий. Бухло = водка, а также любой крепкий, обычно низкокачественный алкоголь; бухнуть = выпить; бухарик = алкоголик. Догнаться = напиться допьяна. Пойти в уход, уйти = напиться до положения риз, до потери сознания, а также накачаться наркотиками до того же состояния. Ведутся = попадаются (обычно на уловку). Точка = место на трассе, где торгуют телом. Тёлка = проститутка или потенциальная кандидатка в проститутки. Малолетка = несовершеннолетняя кандидатка в проститутки. Сутер = сутенёр, хозяин проститутки. У типичного сутера под опекой находится 3–5 проституток. Сутер следит, чтобы они вышли на работу вовремя и в «товарном виде».
Но пока женщину только похитили, проституткой она ещё не стала. Чтобы сделать её крепостной, применяются методы физического и психологического давления и прямого насилия. Технология накатана: привезённых женщин неделю накачивают водкой, не давая, что называется, просохнуть. Иногда в водку подмешивают психотропные вещества, но это дорого, обычно так не делают. Через неделю протрезвевшим, находящимся в жутком похмелье и испуганным женщинам, объявляют, куда они попали. Сутенёры работают парами, используя тактику хо-роший/плохой полицейский. Один орет на девок, иногда даже бьёт их (не сильно, чтобы не потеряли «товарный вид»), грозит, что сдаст в полицию: мол, пока в запое были, что-то украли. Второй успокаивает: не всё так плохо, лично он или она (среди сутенёров много женщин) их не держит. Но водку и закуску надо отработать. На точке, разумеется. Если женщина отказывается, её снова принимаются поить. Но на «второй круг» обычно уходят немногие. Неделя запоя и 3–4 дня битья и угроз ломают почти всех. Если какая-нибудь женщина окажется слишком стойкой, её не убьют. Сделают хуже: не сломавшейся после второго круга вкатят лошадиную дозу непонятно чего (вот тут используются психотропные вещества), вывезут в дальний лес, в незнакомую область — и просто бросят. В крепостные она не подошла; слишком велики расходы. Сумеет добраться домой — её счастье. Как правило, не сумеет. Весной и летом обычно не вербуют: слишком долог световой день. Самое подходящее время вербовки: осень и темень. Представь, приятель: очнулся ты тёмной ноябрьской ночью легко одетый в незнакомом лесу. На горизонте ни огонька. Тебе хочется пить, жутко трещит голова, ты ослаб от двухнедельного запоя. Домой добредёшь, Робинзон? Да хотя бы до трассы или ближайшей деревни с людьми доползёшь? Политики на телеэкранах любят заламывать руки и кричать, что в РФ каждый год пропадает без вести несколько десятков тысяч человек. Но забывают уточнить, что половина из них — женщины.
Но вернёмся в поместье к сутенёрам, где ломают будущих
Другой метод вербовки: купля-продажа людей. Ей промышляют недобросовестные сотрудники правоохранительных органов. Участковые прекрасно знают неблагополучные семьи, которые заведомо не станут искать пропавших дочерей. Девушку задерживают за мелкое правонарушение, например, за распитие пива на улице. Затем продают. Могут подбросить наркотики, потом задержать. Вербовщик Череп: «Да, можно тёлку у ментов купить. Но нам так не очень выгодно. Если мы сами вербуем, то обычно затрат на тёлку: 5 тыс. руб. (бензин, водка, закуска). А менты просят от 15 до 20 тыс. руб. Поэтому у них обычно напрямую покупают сутера. У ментов хоть и дороже, но нам, вербовщикам, процент надо отстёгивать, пока тёлка работает. А ментам нет».
Купленных девушек ломают уже описанным способом. Ещё им говорят, что их за деньги отмазали от тюрьмы, и надо отработать на точке. Или назад к ментам. Объясняют доходчиво, что бежать домой бессмысленно: там они вновь окажутся под опекой того же участкового. Система закрепощения работает безотказно по простой причине: пропавших женщин не ищут. Почему? Подозреваю, приятель, что если бы у меня или у тебя пропала дочь, мы бы носом землю рыли. И нашли бы, даже если в процессе пришлось бы кого-нибудь приложить. А этих не ищут. Скажу страшное: эти девушки и женщины никому не нужны. В деревнях и малых городках работы нет. А та, что есть, оплачивается по ставкам 5–6 тыс. руб. в месяц. Ладно, пусть 10 тыс. руб. в месяц (такая зарплата — предмет зависти) Лично видел в Бурятии людей, у которых официальная зарплата составляла 3 тыс. руб. в месяц. Как это возможно при минимальном размере оплаты труда (МРОТ) в РФ в 5965 руб. в месяц — ума не приложу. Но факт. Кстати, та деревня не жаловалась. Добирала охотой, рыбалкой и собирательством. Была не то, чтобы богата, но зажиточна: в каждом дворе моторная лодка или снегоход, а то и оба вместе. Нередко ещё и с автомобилем в придачу (не джипы).
Но центральная Россия — не Бурятия с нетронутой тайгой; здесь лесом, огородом и рекой не прокормишься. Только дураки могут вопить: «назад к природе!», а брось их туда — с голоду подохнут. Натуральное хозяйство по принципу «что поймал, то и съел» штука сложная. Если ловить хищнически, скоро ловиться и собираться перестанет. Чтобы не браконьерствовать и прилично кормиться, нужно многое знать и уметь. У тех же бурят, например, около 50 синонимов слова «снег». Ведь методы охоты по разным видам снега весьма отличаются. А у родственных бурятам ското-водов-монголов более 50 синонимов слова «трава». Разная она, трава-то. Зато в натуральном хозяйстве нет слова «бюллетень». Заболел, на охоту не пошёл, запасов нет — сиди голодный. Выздоровел, побрёл на охоту, но от слабости ничего не поймал, голодай дальше. Глядишь, через месяц не ты зверушкой, а она тобой полакомится. Гармония! Впрочем, соплеменники быстрее сами ослабевшего съедят. Людоедство и ритуальное убийство слабых (стариков, женщин, детей) характерно для всех обществ, основанных на натуральном хозяйстве. Ведь оно способно прокормить ограниченное число людей. Поедание лишних экономически оправдано: не пропадать же добру, в смысле, мясу. Натурализация хозяйства во многих регионах РФ идёт полным ходом. Но навыки утрачены, поэтому прокормить оно может далеко не всех. Оставшаяся в деревнях молодежь охотой и собирательством заниматься не хочет. Не умеет, и научить некому. Горбатиться за 5 тыс. руб. в месяц она тоже не желает. Много я деревень видел, и в каждой полно молодых бездельников. Пить они начинают с детства, а годам к 20-ти являются законченными алкоголиками.
А где пьянство, там и пьяный секс. С педофилией: в деревнях начинают с 14-ти, а то и с 12-ти лет; такова реальность. Ну и что должна думать женщина? У себя в деревне она делает это бесплатно, и ничего не имеет, кроме унылой безысходности. Родичам она не нужна, лишний рот; потому и не ищут. Мечта выйти замуж за принца давно развеялась. А ласковый сутенёр, изображающий «хорошего полицейского», демонстрирует ей деньги, украшения и наряды, которых она отродясь не видела. И говорит, что на точке ничего страшного нет, ты попробуй. Отработаешь за недельку долги, не понравится — уйдёшь; никто не держит. Искушение велико. Настолько, что есть третий и четвёртый каналы поставки крепостных. Про четвёртый позже, а третьим является добровольная продажа себя. Как в Средневековье: женщина приходит на точку и продаётся. Это индивидуалки; проститутки без сутенёра. Они работают на точке или по вызову, отдавая 25–30 % напрямую хозяину точки, графу. Если женщин на точке много, индивидуалок могут и не пустить. Индивидуалка зарабатывает несколько больше обычной крепостной, поскольку не пользуется съёмным жильем и охраной в нерабочее время.
Индивидуалки бывают постоянные и приходящие; различие понятно. Пикантность в том, что среди приходящих индивидуалок, работающих в секс-индустрии 1–3 дня в неделю, порой встречаются весьма интересные особы. Например, на знакомую точку раз в неделю приходила преподавательница местного университета, между прочим, кандидат филологических наук. Кому как, а мне было приятно после обслуживания поговорить о литературе. Но на точке её не любили, и, в конце концов, она ушла.
Форма определяется функцией (биологическое).