Записки Черного охотника
Шрифт:
Славик отыскал его без труда, финальный вывод прямо следовал из предшествующих.
Что значит «с кем-то произойдет»? Кто тут дольше всех ездит на охоту? Капитоныч. Кто умудряется нализаться не то что до завершающих посиделок у костра – но даже до начала стрельбы? Опять же Капитоныч. Метко стрелять это ему каким-то чудом не мешает, но речь не о том. Получается, что Капитоныч в группе риска. Повышенного риска, запредельного. И если что-нибудь случится, то непременно с ним…
Три мысли-бриллианта устремились друг к другу и слились в огромный и сверкающий Кохинур.
Славик
Пока Славик разбирался с бижутерией в своем мозгу, разговор вновь увял, да и был он не разговором – издевательским монологом Капитоныча.
После долгой паузы, уже на подъезде к Кузьмино, Веймарн положил руку на плечо Валентину Арнольдовичу, спросил негромко и сочувственно:
– Суставы?
И оказалось: одно по-доброму произнесенное слово способно сделать больше, чем все потоки липкого и коричневого… Валентина Арнольдовича прорвало: да, да, суставы, черт бы их побрал, у него единственная проблема, вернее две единственных проблемы – одна в левом колене, другая в правом…
Про проблему Валентина Арнольдовича они знали давно. Когда Славик стал полноправным охотником, проблема уже стояла в полный рост. А вот Валентин Арнольдович уже тогда вставал с трудом – как-то нелепо поднимался со стула, широко раздвинув ноги, – иначе, при вставании обычным манером, в коленных суставах раздавался хруст, слышимый даже со стороны, и, по словам страдальца, весьма болезненный.
По ровному месту, однако, болезнь передвигаться не мешала, – и не только ходить, но даже бегать, и лишь при спуске по лестницам возникали легкие болезненные ощущения.
Минувшей весной недуг резко обострился. Славик не помнил его точное название, какой-то-там-артроз, но если объяснять на пальцах, то хрящ в суставах истерся и стал тонким, как бумага. Тогда Виталий Арнольдович и заговорил о завершении охотничьей карьеры…
Но доктора поставили бедолагу на ноги: курс таблеток, курс инъекций в суставы, – и по чернотропу он охотился наравне со всеми, хоть и видно было, что передвигается не как встарь, а с осторожностью.
Арнольдыч рассказал: теперь, в затянувшиеся межсезонье, ему опять поплошало… И этот выезд для него последний, едет на уколах. Жаль расставаться, столько лет вместе, но…
Врачи обещают операцию и новые хрящи, искусственные, из тефлона. Но он первым делом спросил докторов об охоте, и получил категоричный ответ: забудь. Ходить после операции будешь, вот и ходи, радуйся. По тротуарам ходи, на бездорожье не сворачивай.
Тут все дружно посмотрели на Ивана Иваныча. А на кого же еще смотреть при таких известиях, как не на знаменитого ортохирурга и травматолога?
Веймарн промолчал. Видать, врачи не соврали.
Но это значит… Это значит, что в их пятерке появится новичок.
Капитоныч удивленным не выглядел. Значит все знал, и, зная, – издевался. Гнида…
Гнида немедленно подтвердила догадки Славика: да, новичок появится, и очень скоро, не пропадать же сезону. Есть у него созревший
Последняя фраза Капитоныча прозвучала незакончено, оборвано… Словно хотел сказать «умеет, в отличие от кое-кого», но не сказал, передумал. Однако на Славика глянул вполне выразительно: мол, про твои охотничьи достижения еще поговорим, все впереди.
Славик понял: мелькнувшая у него надежда, что появится новый объект для издевательств, – беспочвенна. Капитоныч приведет своего человека, а должность мальчика для битья останется за Славиком.
Валентина Арнольдовича теперь было уже не заткнуть… Жаловался, что не сможет прожить без охоты, зачахнет от тоски. Говорил, что будет иногда – потихонечку, полегонечку – ходить стрелять зайцев из засидки на краю капустного поля: если удачно выбрать место, парочку за ночь уложить можно.
Все вежливо соглашались. И все понимали: утешает себя, засидка – не то, адреналиновый всплеск совсем короткий: увидел зайца, выстрелил, и все. Несколько секунд за долгие часы ожидания. Зато суставы не напрягаются, что да, то да.
За разговором о бедах Валентина Арнольдовича и о грядущем обновлении рядов даже не заметили, как проехали Сарскую Мызу. Славик точно не заметил – глянул в окно, а там уж Павловское… Как будто телепортировались.
Павловское – станция особенная. После нее Веймарну надлежало произнести ритуальную фразу, и он ее произнес. Фраза была проста:
– А не пора ли нам немного согреться?
Пить до Павловского не стоило – в вагон нежданно мог зайти наряд городских полицейских, со всеми вытекающими последствиями. В Павловском наряд сходил с электрички, здесь заканчивалась их зона ответственности (заодно сошли и двое последних пассажиров, из тех, кто сел в Купчино).
Сегодня ритуал пришелся удивительно ко времени, и рассеял грустные мысли Валентина Арнольдовича… Или не рассеял, но хотя бы закруглил попытки остальных утешить коллегу.
Из профессорского рюкзака появилась бутылка бренди «Санта-Клер» и крохотные стопки-наперсточки, затем пакет с закуской.
Славик знал – исключительно по рассказам, разумеется, да и рассказывали ему с чужих слов – что некогда в их компании выпивали перед стрельбой полуштоф шустовского коньяка, что было на пятерых идеальным количеством. И дух поднимало, и стрельбе ничуть не мешало…
Потом, когда коньячно-водочная империя братьев Шустовых приказала долго жить, а прочие производители перевели свою тару на метрическую систему, наметилась проблема: бутылки емкостью ноль пять литра – маловато, ноль семьдесят пять – многовато, а везти с собой початую бутылку – такой же моветон, как и не распить ее до дна.
После долгих проб и экспериментов остановились на «сантаклеровке», как по-быдлячьи звал ее Капитоныч. Английская пинта с допустимой погрешностью соответствовала полуштофу: на пятерых как раз по четыре наперсточка каждому. А качество напитка удовлетворяло запросам Веймарна, другие могли бы обойтись и чем попроще.