Записки десантника
Шрифт:
— Свяжитесь с управлением ТОДТ [1] . Вызовите зондерфюрера Ремера и прикажите ему срочно направить ко мне военнопленного номер девятнадцать-двадцать. К пятнадцати ноль-ноль туда же вышлите мою машину.
— В чье распоряжение, господин оберст?
— Зондерфюрер знает. Выполняйте.
— Слушаюсь, — быстро говорит адъютант и уходит.
Полковник грузно усаживается в кресло и придвигает к себе телефонный аппарат.
— Первый!.. Майор Вольф? Добрый день. Вы, конечно, получили инструкцию имперского комиссара? Так… Что? Нет, барон еще не вернулся. Нам надо
1
ТОДТ — Управление тыла гитлеровской армии.
Нивеллингер кладет трубку и откидывается на спинку кресла.
На вид полковнику лет пятьдесят. Почти двухметрового роста, широкий в плечах, с объемистым животом и толстой, обросшей редким седым волосом шеей, он выглядит весьма внушительно. Красное, лоснящееся лицо его с высоким лбом и поблескивающей над ним лысиной, маленькие бегающие глазки, крупный крючковатый нос и жесткое очертание губ выдают в нем человека волевого, хитрого и изворотливого.
Двадцать три года его жизни прошли в России. Одно время этот глубоко законспирированный агент германской военной разведки сумел даже пробраться в кадровый состав Советской Армии и дотянуться до должности начальника отдела одного из военных округов. Но вот вражеские гнезда разгромлены, и Нивеллингеру с большим трудом удается ускользнуть в Германию. Здесь он надеялся увидеть себя в чине генерала и получить руководящую должность в имперском управлении военной разведки. Но его произвели только в чин полковника и с началом войны, как опытного специалиста по СССР, в совершенстве знающего русский язык, направили на восточный фронт. Вскоре он получил назначение в Борисов. Самолюбие полковника было уязвлено. «А все проклятое происхождение!» — не раз с горечью размышлял он. Нивеллингер был сыном мелкого торговца. «Взять барона фон Ранке, например, — ни ума, ни таланта. Чем он проявил себя? Работал, как и я, разведчиком в СССР. А с каким успехом? Самым посредственным».
И этот, по мнению Нивеллингера, недалекий человек был вице-министром, а теперь — доверенное лицо у имперского комиссара Белоруссии фон Кубе, чаще бывает в Минске, чем в Борисове, и дает «руководящие указания» ему, Нивеллингеру, которого даже не считает нужным приглашать на оперативные совещания в Минск. Именно по настоянию барона Нивеллингеру навязали руководство разведывательной работой среди партизан, и как он ни старался убедить фон Ранке, что все его, Нивеллингера, внимание должно быть обращено на подготовку и заброску опытных диверсантов и разведчиков за линию фронта, тот заставил его заниматься и засылкой разведчиков в партизанские отряды.
В только что полученной полковником «совершенно секретной» инструкции выражается недовольство деятельностью Нивеллингера. «Великосветский хлыщ! — возмущается полковник. — Видно, снова что-нибудь насплетничал Кубе». Нивеллингер со злорадством припоминает топорные, по его мнению, планы барона. «Чего стоит его дурацкая затея с истреблением партизанских командиров! А план засылки в отряды отравителей? Позор! И теперь этот безмозглый идиот валит всю вину на меня. Ну нет, шалишь! Пока эта расфуфыренная кукла лебезит в Минске перед личным другом фюрера, я проведу в жизнь свой план. Я им покажу настоящую
— Военнопленный девятнадцать-двадцать по вашему вызову прибыл, — прерывает адъютант желчные размышления полковника.
— Пусть войдет. Машина выслана?
— Так точно, господин оберст!
— Можете идти.
Нивеллингер достает из стола карту Борисовского района с отметками мест расположения партизанских баз и, отчеркнув красным карандашом одну из таких пометок, надписывает: «19–20».
В кабинет робко входит высокий изнуренный человек в поношенной форме советского военнослужащего.
— Прошу садиться, — вежливо, но строго приглашает полковник.
Вошедший сел. Несколько секунд Нивеллингер рассматривает его молча, потом говорит:
— Вы в прошлом офицер Красной Армии, Об обстоятельствах вашего пленения и о вашей дальнейшей работе на пользу Германии мне известно.
Выдержав долгую паузу, во время которой он продолжал рассматривать сидящего перед ним истощенного, давно не бритого человека, полковник продолжал:
— Ваша родина стонет под гнетом большевиков. Освободить ее — такова наша, а теперь, надо полагать, и ваша задача… Но для этого требуются новые усилия.
Человек под № 19–20 беспокойно настораживается.
— Вас намечено отправить на строительство прифронтовых укреплений, не так ли?
— Да, через полмесяца я должен выехать с группой оканчивающих курсы русских специалистов под Брянск, — тихо говорит военнопленный.
— Я хочу отменить эту вашу поездку и предложить вам гораздо более ответственное задание по линии нашей службы: я имею в виду разведку. Готовы ли вы дать на это свое согласие?
— Я хотел бы знать более точно: о какого рода задании идет речь?
— В свое время вы получите подробные инструкции. Сейчас же могу вам сказать в общих чертах: речь идет о заброске вас в качестве нашего агента в один из партизанских отрядов.
Военнопленный бледнеет.
— Что, боитесь?
— Н… нет, я не трус, но… Я не могу справиться с таким трудным заданием.
— Почему?
— Во-первых, у меня нет для этого необходимых качеств, а во-вторых, сколько я слышал, агентурная работа среди партизан — почти безнадежное дело.
— Ну, насчет ваших качеств разрешите нам судить, а что касается «безнадежности дела», то это досужие бредни несведущих болтунов. Кроме того, могу вас уверить, на этот раз наш план будет совершенно новым, беспроигрышным.
— В чем же заключается этот план?
— О, я вижу мы переходим на деловой разговор, Но не будем сейчас вдаваться в детали. Важно то, что вы уже проявляете интерес к существу дела. Не так ли?
Военнопленный молчит.
— Я понимаю, — подбадривает его полковник, — вам надо все хорошенько взвесить, обдумать. Мы вам дадим для этого некоторое время. Ведь вам придется пройти у нас кое-какую специальную подготовку, и вы через два дня приступите к занятиям.
Полковник нажимает кнопку.
— Но как я попаду в партизанский отряд? — торопливо спрашивает военнопленный, поглядывая на дверь. — Ведь меня там сразу же заподозрят.
— Э, батенька, вы, очевидно, мало осведомлены о том, как формируются эти отряды. Больше половины их состава — это люди, бежавшие из наших лагерей Так что будьте спокойны: ваше появление не вызовет никаких подозрений.
Нивеллингер поднимается с кресла и тем дает понять, что разговор закончен.
— Проводите! — бросает он вошедшему адъютанту.