Записки диверсанта (Книга 1)
Шрифт:
Семена Андреевича Пугачева тоже безгранично уважали в армии. На его груди красовались орден Красного Знамени, ордена Бухарской и Хорезмской республик. Еще во время гражданской войны я не раз слышал о С. А. Пугачеве. Высокообразованный офицер генерального штаба царской армии, он активно участвовал в вооруженной защите октябрьских завоеваний. В 1934 году по рекомендации Г. К. Орджоникидзе и С. М. Кирова ЦК ВКП(б) приняла его в партию...
Итак, сам Пугачев наложил резолюцию на мое заявление. Но... старший
. Спорить с писарем, если за его спиной стоит грозный лимит, -- дело бесполезное! Пришлось потратить около двух недель, чтобы попасть на прием к начальнику военных сообщений Красной Армии товарищу Э. Ф. Аппоге.
– - Видите, как все просто, -- расцвел старший писарь строевой части Военно-транспортной академии, получив оформленную по всем правилам бумажку.
Я предпочел промолчать...
Предстояло взять последний рубеж: поступить прямо на второй курс. Пугачев пытался отговорить меня от этой затеи.
– - Вам будет слишком трудно.
На выручку пришел начальник железнодорожного факультета Дмитриев -"Кузьмич", как ласково называли его за глаза слушатели.
– - Да ведь Старинов и так много лет упустил. А время такое, что медлить обидно... Пусть попробует!
– - деликатно возразил он начальнику академии, поглаживая пышные усы.
И Пугачев согласился.
Глава 8. 1934 год. Учеба в Академии
Рита
Жизнь постепенно входила в колею. Решил, что уже можно вызвать Риту. Написал в Киев. Все сроки истекли, а ответа нет и нет. Послал телеграмму, другую... Наконец получил открытку. Почерк Риты, но содержание непонятно: точно открытка предназнача-лась не мне, да и подпись показалась необычной.
Я не мог оставаться в неведении. Подал рапорт и получил разрешение на отъезд.
В дорогу накупил газет и, чтобы отвлечься от невеселых мыслей, пытался читать. Но газеты того времени не подходили для успокоения нервов.
Тревожные вести шли из Германии. Там хоронили демократию и культуру... Расправы над известными писателями и учеными. Травля евреев. Пытки в гестаповских застенках. Кошмар концентрационных лагерей. Костры из книг на улицах Лейпцига. Рост вермахта. Бредовые вопли Гитлера о необходимости покончить с коммунизмом...
Да, газеты заставляли волноваться еще больше. Но тем сильнее, наперекор всему хотелось простого человеческого счастья, близости любимого человека.
Прямо с поезда я отправился по адресу, указанному на открытке. Ничем не приметный дом на тихой улице. Грязноватая лестница со щербатыми ступенями. Обитая темной клеенкой дверь.
На стук открыла незнакомая женщина. Я назвал себя.
Женщина помедлила, провела рукой по волосам. Я услышал не слова, а скорее, вздох:
– - Здесь ее больше нет.
– - Как нет? Где же она?
Женщина
– - Не знаю... Поверьте... Просто она уехала...
Я попрощался и вышел.
Захлопнулась дверь с темной клеенкой. Остались позади лестница со щербатыми ступенями, неприметный дом, неприметная улица... до весны 1943 года (всех, кто работал с рукописью Ильи Григорьевича, заинтересовала судьба Риты. Однако наши попытки выяснить что же с ней произошло не увенчались успехом. Илья Григорьевич уходил от ответа. Прим. ред. Э. А. )
1935 год. Окончание академии.
Прошло два года напряженной учебы. На пороге стоял май 1935-го. Весна была ранняя, дружная. Снег сошел еще в начале апреля, и деревья уже опушились молодой листвой. На перекрестки, как грибы после дождя, высыпали продавщицы газировки. В пестрых ларьках снова появились исчезавшие кудато на зиму мороженицы. Влюбленные парочки маячили у ворот подъездов чуть ли не до рассвета.
Накануне майских торжеств столица похорошела:
через улицы перекинулись транспаранты, дома выбросили флаги.
Страна подводила итог предмайского соревнования. Газеты и радио сообщали о трудовых победах строителей Магнитки и Кузбасса, о сверхплановых тоннах угля, руды, стали, нефти, об успехах колхозного строительства. Москва радовалась.
Радовались и мы, выпускники военных академий. Радовались, может быть, больше других. Ведь мы получили высшее военное образование!
Ранним утром 1 Мая мы застыли в четких шеренгах на Красной площади, с нетерпением вслушиваясь в мелодичный перезвон курантов,
На трибуну Мавзолея вышли руководители партии и правительства. Командующий парадом А. И. Корк встретил на гнедом скакуне Наркома обороны К. Е. Ворошилова.
Прозвучало громкое многократное "ура! "... Печатая шаг, мы прошли перед Мавзолеем...
А 4 мая 1935 года нас пригласили в Кремль... После парада выпускников академий мы, затаив дыхание, слушали речь Сталина. Я впервые видел его так близко. Чем больше смотрел, тем меньше был похож этот невысокий человек с пушистыми усами и низким лбом на того Сталина, которого мы обычно видели на фотографиях и плакатах.
Сталин говорил о том, что волновало каждого: о людях, о кадрах. И как убедительно говорил! Здесь я впервые услышал: "Кадры решают все". В память на всю жизнь врезались слова о том, как важно заботиться о людях, беречь их...
Как сейчас, вижу возбужденные, счастливые лица начальника нашей академии Пугачева и моего соседа, бывшего машиниста, выпускника академии Вани Кирьянова...
Не прошло и трех лет, как они, да и не только они, а пожалуй, большинство тех, кто присутствовал на приеме и восторженно слушал Сталина, были арестованы и погибли в результате репрессий.