Записки диверсанта (Книга 1)

Старинов Илья Григорьевич

Да, наши подрывники научились умело действовать на коммуникациях врага. Весной и летом 1937 года они не зря получали одну благодарность командования за другой.

Тревожные вести с Родины

В двадцатых числах июня я возвратился из Хаена и зашел к нашему военному советнику Кольману.

Поговорили о том о сем. Я заметил, что Кольман мнется, словно хочет и не решается сказать о чем-то потаенном.

– - Что случилось?
– - напрямик спросил я.

– - Ты давно не читал газет?

– -

Где же я мог их читать?

– - А радио тоже не слушал?.. И ничего не знаешь?.. Кольман огляделся, будто опасаясь, что нас подслушивают.

– - Одиннадцатого числа состоялся суд над Тухачевским, Уборевичем, Корком, Якиром... Они вели вредительскую работу, пытались подготовить наше поражение в будущей войне. Хотели восстановить власть помещиков и капиталистов.

– - Что?!

Кольман подал еще одну газету за 13 июня:

– - Вот здесь...

Строчкипрыгали у меняпередглазами:

"... Двенадцатого июня сего года суд приговорил подлых предателей и изменников к высшей мере наказания -- расстрелу. Приговор приведен в исполнение. "

Как наяву, я увидел перед собой лицо Якира:

– - Вам поручается важнейшее партийное дело, товарищ Старинов. Надеюсь, вы оправдаете наши надежды...

Увидел лес под Олевском. Аэродром под Харьковом. Ночные учения, где Якир с гордостью говорил о советской военной технике.

Этот человек -- предатель и изменник?!

А маршал Тухачевский -- бонапартист?!

Эйдеман, Уборевич, Примаков, Путна -- прославленные герои гражданской войны -- и все они тоже враги народа?!

Кольман осторожно взял у меня газету.

– - Как же это?
– - только и мог выговорить я.

– - Чудовищно, -- согласился советник.
– - Невозможно поверить. Но ты же видел...

– - А какая им была корысть предавать Советскую власть? Власть, которую они сами устанавливали?! За которую кровь проливали?!

– - Тише... Конечно, дикость какая-то... Сам не понимаю, на что они рассчитывали... Что им могли дать капиталисты?

– - Ничего! Их бы первыми расстреляли, попадись Примаков или Якир в лапы фашистам.

– - Видишь, пишут о попытке захвата власти...

– - Так они же и были властью!

– - Тем не менее -- факт налицо...

Да^ чудовищный факт был налицо. И Кольман и я не могли не верить Сталину, не верить суду.

Не могли не верить, а в сознании не умещалось случившееся...

Читая в газетах, что Вышинский награжден орденом Ленина "за укрепление социалистической законности", натыкаясь на имя Ежова и на карикатуры, изображающие ежовые рукавицы, в которых корчатся враги народа, я испытывал острые приступы тоски,

Ни на минуту не забывалось, что работал с Яки-ром, что неоднократно сопровождал Примакова и Тухачевского.

"А что ответишь ты, когда спросят, знал ли Якира

и Примакова? Что ждет тебя по возвращении на Родину?
– - не раз спрашивал я самого себя.
– - Что ответишь? "

– - Ты что-то плохо выглядишь, Рудольфе!
– - встревожился Доминго.
– Устал?

– - Да, друг. Устаю...

Что еще мог я ответить капитану?

Несчастный случай

Судьба слишком долго баловала диверсантов, чтобы не сделать в конце концов один из тех подарков, которые ей лучше было бы держать при себе.

Суеверия тут ни при чем. Работать нам приходилось в основном с динамитом, а он даже в мирных условиях способен преподносить горькие сюрпризы. Может взорваться от первой искры, от первого сильного удара.

Но вот, поди ж ты, у нас он пока ни разу не безобразничал.

Под Теруэлем, в Альфамбре, Пеле попал с динамитом под бомбежку, но успел вывести машину из деревни. Динамит не взорвался, хотя одна из фашистских бомб упала слишком близко.

Там же, в Альфамбре, я как-то застал бойцов, мирно покуривающих на ящиках с динамитом, придвинутых вплотную к камину. Тоже пронесло!

В Хаене мы хранили динамит под кроватями моей переводчицы и Розалины. В соседней комнате однажды взорвался примус. Струйки горящего керосина протекли по полу и в женскую спальню. Но Анна и Розалина успели набросить на пламя свои одеяла.

Наши машины с динамитом неоднократно бывали под обстрелом. Подрывники, переходя линию фронта, тащили динамит в заплечных мешках. И все как-то обходилось!

А вот под Сарагосой не обошлось.

Я был на командном пункте пехотного батальона --готовил к вылазке в тыл врага группу лейтенанта Па

дильо. На нескольких участках переправлялись другие группы.

Падильо уже завязывал свой вещевой мешок, когда мы услышали глухой взрыв в той стороне, где должна была действовать группа, перебрасываемая нашим начальником штаба Иличем.

Мы кинулись к месту взрыва. Там уже суетились санитары.

Шальная пуля угодила в вещевой мешок с динамитом, прилаженный на плечи одного из бойцов.

Несчастного минера разнесло в клочья. Еще трое были тяжело ранены. В их числе оказался и капитан Илич.

Кое-как перебинтованный Илич не стонал. Он только кусал бескровные губы и морщился.

Погрузив раненых, Пепе осторожно повез их к полевому госпиталю дивизии. Больше двух часов оперировали Илича.

На прощание он еле слышно прошептал:

– - Не отчаивайся, Рудольфе. На войне как на войне... А что касается меня -- я вернусь в батальон. Ты же видишь, глаза у меня целы и даже одно ухо осталось...

Некоторые итоги испанской командировки

В конце сентября 1937 года исполнилось десять месяцев с той поры, как я впервые ступил на землю Испании.