Записки Джека-Потрошителя
Шрифт:
– Майкл?
– Майкл Кидни, сэр! Он мой друг, мы живем вместе, сэр. Я здесь его жду.
– Не лги мне, Элизабет!
Она краснеет и вскидывает голову:
– Я не лгу, сэр.
– И много ты берешь за свои услуги? — Я оглядываю улицу, она пуста; только что прошел констебль.
Она заливается краской и смущенно поправляет букетик на своей груди.
– Что вы, сэр!
– Хорошо, а как
— Я не воровка, сэр… Прошу, не говорите так!
– Конечно, нет. Ты просто позаимствовала кое-какие безделушки, я не сержусь на тебя. Ты видишь, я мог бы сказать тому констеблю, что ты сделала, но не стал!
– Да, вы очень добры, сэр, — бормочет она и пытается сменить тему — ох уж мне эта вечная женская уловка. — Вы не сказали, сэр, что вы здесь делаете так поздно?
– Ты и не спрашивала, Элизабет! Возможно, я искал тебя.
– Вы не могли знать, где я. Кто вам это сказал?
– Может быть, я догадался. Скажи, ты ведь заглядывала в ту комнату? Ту, что за стеной в коридоре. Как ты ее открыла?
– Она не была заперта, сэр… Но как вы узнали?!
– Ты сказала о ней кому-нибудь еще?
– Нет, сэр, я… Мне показалось, что там все очень странно, и я испугалась. Я простая женщина, сэр, я ничего не понимаю в таких вещах.
– Ты уверена, что никому ничего не сказала?
– Сэр, вы меня пугаете, я закричу!
– Зачем? Разве ты не хочешь заработать немного денег? Тебе ведь нужны деньги, не так ли? Я дам тебе фунт, даже два — за молчание.
– Сэр…
– Это всего лишь сделка, и очень выгодная для тебя. Кажется, там кто-то идет. Думаю, нам не стоит никому попадаться на глаза, верно?
– Да, наверное… — Желание получить деньги явно пересиливает ее страх.
И я знал, что будет именно так…
В час ночи Кэтрин Эддоуз покидает свою камеру, ее нисколько не смущает случившееся — Кэтрин не раз уже приходилось проводить время за решеткой после попоек. Она спокойно интересуется у констеблей, который на дворе час.
— Слишком поздно, чтобы ты могла разжиться дополнительной выпивкой! — сообщает ей Хатт.
Кэтрин задумывается.
— Черт, дома-то мне теперь достанется… — бормочет она себе под нос.
— И поделом, — Хатт ей не сочувствует. — Незачем было так надираться!
Прежде чем выпустить женщину на свободу, сержант Бифилд проводит краткий допрос — его интересуют ее имя и адрес. Кэтрин Эддоуз уверенно заявляет, что зовут ее Мэри Энн Келли, а живет она на Фэшн-стрит, дом 6. И то и другое, разумеется, ложь, но Бифилд не будет проверять ее показания, и Эддоуз это знает. Она останавливается возле небольшого зеркальца в углу комнаты и поправляет свои темно-рыжие волосы.
Спустя десять секунд Хатт открывает двери участка и выпроваживает Кэтрин на улицу.
— Тебе не следует больше пить, — напутствует он ее. — Прошу, иди домой.
— Хорошо! — отвечает Эддоуз. — Спокойной ночи, старый индюк!
Выйдя на улицу, она останавливается, чтобы поправить свои юбки. Если бы полицейским вздумалось обыскать ее, то в двух объемистых мешках под юбками они обнаружили бы оловянные коробки с сахаром и чаем, две глиняные курительные трубки, шесть кусков
Кроме того, у нее есть небольшой шарик гашиша. В конце XIX века наркомания еще не рассматривается в качестве серьезной общественной угрозы, хотя Томас де Куинси написал «Исповедь англичанина, любителя опиума» более чем за шестьдесят лет до того, как на улицах Лондона появился Джек-Потрошитель. Опиум в виде настойки лауданума продается в аптеках, и многие джентльмены, подобно Фрэнсису Томпсону, проводят свободное время в опиумных курильнях; [16] приобрести шарик гашиша также не представляет никакого труда, поэтому Кэтрин Эддоуз в любом случае не грозит никакое наказание.
16
Фредерик Эбберлайн, посещающий курильню в фильме «Из ада» (2000) — выдумка, не имеющая ничего общего с реальностью. Для инспектора Скотленд-Ярда подобное поведение было недопустимо!
В час ночи, как раз когда Кэтрин Эддоуз выходит на свободу, Луис Димшутц, управляющий клубом социалистов, живущий вместе с семьей в том же здании, возвращается домой в двухколесной повозке, которую тащит пони. Димшутц торгует бижутерией на рынке Уэстоу-Хилл возле Кристалл-Палас. В руке у него кнут, но он никогда не бьет им животное — послушному пони достаточно легкого тычка, зато на улице, если понадобится защищаться, кнут может послужить настоящим оружием.
Он сворачивает с Коммершл-роуд на Бернер-стрит и подъезжает к зданию клуба, где в этот поздний час все еще слышна музыка. Окна клуба по-прежнему ярко освещены. Ворота двора каретника Датфилда распахнуты настежь, хотя обычно их запирают в девять вечера. Димшутц удивлен, он выходит из повозки и, взяв пони под уздцы, вводит во двор. Здесь темно, хоть глаз выколи, да и дождь продолжается. Почти сразу за воротами животное внезапно останавливается и отказывается двигаться дальше. Димшутц моргает, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте, потом, тихо ругаясь про себя, наклоняется и тычет рукояткой кнута в то, что он принял за большой черный мешок. Почти сразу же он понимает, что перед ним женщина, которая лежит на левом боку, лицом к стене и, кажется, мертвецки пьяна. Луис идет в клуб и спустя минуту возвращается со свечой, которую заботливо прикрывает рукой от дождя. Он вновь наклоняется к лежащей на земле женщине и, потянув за плечо, переворачивает ее.
Элизабет Страйд мертва, ее горло перерезано, земля вокруг обильно пропитана кровью.
Констебль Уильям Смит обходит свой маршрут всего за двадцать пять минут, и он никак не ожидает, что на тихой Бернер-стрит за это время случится что-то из ряда вон выходящее. Едва он появляется в конце улицы, его ушей достигает первый крик:
— Убийство! Убийство! Вызовите полицию!!!
На Датфилд-ярд уже толпятся члены клуба социалистов, приведенные Димшутцем. Вскоре сюда прибывают инспектор Эбберлайн в сопровождении нескольких детективов, инспектор Эдмунд Рид, а также уже знакомый читателю доктор Джордж Филлипс. Последний отмечает в рапорте, что тело убитой было обнаружено обращенным ногами к улице, левая рука вытянута, и в ней зажат кулек с конфетами, освежающими дыхание. Правая рука, перепачканная кровью, прижата к животу. Руки уже были холодными, но ноги, лицо и тело еще хранили тепло. Доктор Филлипс полагает, что преступник сначала толкнул свою жертву на землю, и лишь затем нанес удар, не желая испачкаться в крови.