Записки фельдшера

Врайтов Олег

Ира приложила ухо к груди, а пальцы к шее Ивана Филипповича, задрала веко. В системе кровообращения — полное затишье, но хоть зрачок держит, не «плывет» зрачок, не лезет вширь, и на том спасибо.

— Как… он?

— Продолжаем! — коротко ответила девушка.

— Ирина Сергеевна, я дозвонилась! Едут уже!

Васнецова на секунду оторвалась от лежащего:

— Умница, девочка. Теперь беги на улицу, встретишь, проводишь сюда, чтобы не искали долго. Живенько!

Двадцать минут слились в монотонную, удручающую, наполненную лихорадочной суетой, полосу — тяжелое дыхание уставшего Игоря, глухой стук лопаток директора

по паркету после каждой компрессии, головокружение от постоянной необходимости глубоко вдыхать и выдыхать. Мешок Амбу бы сюда, «Кардиопамп», воздуховод, а главное — дефибриллятор, как все было бы проще! Да только даже на родной некогда «Скорой» это — излишества, привилегия избранных бригад, таких, как реанимация и ее «девятка»; все остальные, в том числе — и самостоятельно работающие фельдшера, вынуждены были проводить реанимацию вот таким вот, квадратно-гнездовым способом.

Когда в приемной раздались шаги и в кабинет торопливо вбежали двое мужчин в зеленой форме, Ира сначала даже не поверила. Но разглядев — чуть не застонала. Оба — молодые, незнакомые, и уж точно не с реанимации. Просила же…

— Девушка, быстро — что случилось? — спросил, надо полагать, врач — до неприличия юный парень с какими-то тонкими, если не сказать — женскими чертами лица, длинноволосый, с «конским хвостом» сзади. Выглядит совершенно несолидно. Прислали бригаду школьников, диспетчера, мать вашу!

— Фибрилляция, — хрипло ответила Ирина. — Утром — гипертонический криз… после, — она запнулась, глядя на бледную Кристину, — после — приема… больших доз симпатомиметиков.

Фельдшер — угрюмый высокий юноша, даже на вид нелюдимый — мягко отстранил ее, вводя воздуховод и доставая из чехла вожделенный мешок Амбу.

— Мне продолжать? — задыхаясь, спросил Игорь.

— Да, — коротко ответил врач, включая дефибриллятор. Прибор завыл, набирая заряд. Шарик флакона скользнул по коже, размазывая гель. — Так, отпустили его и отошли.

Разряд рванулся через прижатые к груди Ивана Филипповича электроды, пробираясь сквозь мышечные волокна, пронзая нервные пути, вторгаясь в молчащий синусный узел, сотрясая его целиком, каждую клеточку. Директор дернулся и захрипел.

— Продолжайте, — бросил врач, открывая сумку. Зашелестела обертка шприца, хрустнул колпачок ампулы адреналина.

— Я… могу помочь? — спросила Ира. — Я… в общем… умею немного…

— Катетер можете поставить? — не удивляясь, спросил врач.

— Могу.

— Ритм, Леха, — внезапно подал голос фельдшер, убирая пальцы с шеи лежащего.

Ира торопливо содрала упаковку с катетера, развернула руку Ивана Филипповича, провела пальцами по локтевому сгибу. Вата, спирт — некогда их просить, когда только-только появилась надежда, что этот двадцатиминутный кошмар был не напрасен. Она надавила коленом на плечо директора и одним движением ввела иглу с проводником под кожу. В просвете канюли затемнела кровь.

— Без жгута! — ахнул фельдшер, ритмично сжимавший бока резинового мешка. — Ну — даешь, подруга!

— Возьмите, девушка, — Ира, повернувшись, увидела три полоски лейкопластыря, которые с виноватой улыбкой протянул ей врач. Твою ж циррозную печень, дура дементная! Про все забыла — и про салфетку, и про лейкопластырь! Позорище. Десять лет на «Скорой», специалист, черт побери! Видел бы Воронцов — сам бы от тебя ушел, безо всяких там Костенко.

— Спасибо, дальше мы сами.

Кивнув, она

поднялась с колен, уступив место врачу, подсоединявшему шприц с адреналином к катетеру. Рядом, судорожно сжав ладони у рта, рыдала Кристина. Поколебавшись, Ирина обняла ее, прижав к себе — девочка спрятала личико у нее под подбородком и зарыдала еще громче. Плачь, глупышка, плачь, тебе же легче будет. Тебе проще — ты еще реветь не разучилась, не копишь в себе всю дрянь, которую видишь и переживаешь каждую смену: чужую боль, горе, смерть… А нам плакать по должности не положено, нам положено иметь каменное выражение лица и холодную голову — кому нужен рыдающий и истерящий фельдшер, от которого ни помощи, ни поддержки?

Нам? Девушка искоса посмотрела на двоих в зеленой форме. Уже не нам. Уже — вам. А нам — бумаги, договоры, офисная тоска и медленная деградация в стадию кабинетной крысы.

Снова тоскливо взвыл дефибриллятор, активированный врачом. Да, все верно делает мальчик: адреналин — разряд. Молодой, но соображает. Поторопилась с первыми выводами в отношении бригады, видимо.

Лица Ивана Филипповича она не видел, но видела, как дернулись его ноги в нелепых синих, в полоску, носках, совершенно не подходящих под строгие черные брюки.

— Ритм! — громко сказал врач, отстраняя Игоря — тот тяжело отвалился от лежащего, хрипло дыша, блестя мокрым лицом. — Юрий, Амбу мне — кислород, лидокаина шесть в вену на десять «физа», пять — в систему. Ммм… мужчина, будьте добры — спуститесь в машину нашу, носилки нужны…

Стоя в углу и механически поглаживая по голове плачущую Кристину, Ирина отрешенно смотрела на происходящее — на сбор и подключение капельницы, на суету сотрудников в дверях приемной, на разворачивание мягких носилок на полу и перекладывание Ивана Филипповича на них. Против воли она отмечала ключевые моменты: кислородная маска на лице — ага, лидокаин в капельнице — правильно, манжета тонометра на свободной руке — тоже верно, шприц с адреналином в нагрудном кармане врача Лехи — не только верно, но и мудро.

Игорь и еще двое грузчиков «Монблана» рывком подняли носилки, то и дело наступая друг другу на ноги, понесли их к двери.

Отстранив Кристину, Ира тронула врача за плечо:

— Давайте систему подержу?

Тот, внимательно посмотрев на нее, кивнул. Ирина, держа пластиковый флакон с физраствором, торопливо пошла рядом с носилками. Лицо Ивана Филипповича трудно было рассмотреть, но кончики пальцев уже не были синего цвета — значит, сердце, вздернутое двумя электрическими пинками и адреналиновой струей, все же хоть и с натугой, но работает.

Улица ударила в глаза непривычно ярким после офисной полутьмы солнечным светом. Прямо перед подъездом здания стояла «газель» — задние двери уже открыты, носилки выкачены. Мужчины, кряхтя, подняли тяжелого директора; водитель, нажав рычаг, самостоятельно закатил носилки на лафет. Силен, однако, ничего не скажешь, и тоже незнакомый — его Ирина никогда не видела. Полтора года прошло — и уже три чужих лица на «Скорой». Прогресс, что и говорить. Девушка проворно забралась в салон, вешая флакон на крючок, прикрепленный к перекладине под потолком. Крючок самодельный, разумеется — рядом есть откидной инфузионный блок с креплениями для стеклянных флаконов, но их-то уже сняли с оснащения «Скорой», поэтому приходится проявлять изобретательность. Она помешкала, пристраивая кислородный ингалятор на кресле.