Записки гробокопателя
Шрифт:
Охапыч рассказывал про ноздрю, а Мишка с тоской поглядывал на Воробья: «Хоть бы объяснил им, сволочь, что зря визжал. Рыбу удить едет, а мне тут с ними…» В марте в трафаретную Гарик заходил. После Склифосовского. Не тот это был Гарик. И не в том дело, что похудел вполовину, не в том, что бороду обстриг, — у него даже голос стал другой, тихий такой, старушечий.
Кто бил, не знаю, сказал он следователю. Но зато сказал, кто видел. И назвал Мишку с Финном.
Ну, Финна, того Раевский сразу по-свойски
Мишке Раевский не сказал ни слова. Знал, что Финн передаст. Передал…
Раевский, стоя, дожевал свой шампур и направился к бревнам покурить.
— Мужики, а кто знает, чего это у декабристов колготятся какие-то? Рожи вроде не родственные. Похоже, нюхают. А за декабристами свежак — венки еще сырые. Кто копал-то?
— Так! — Петрович вдруг, встал. — Чтоб все тихо было! Нормально, спокойно. Без эксцессов. Охапыч! Без раскрутки мне, уволю! И вы все! — Петрович погрозил пальцем, застегнул пиджак и ушел.
Воробей отыскал на столе среди «Посольской» «Буратино», сковырнул крышечку.
— Охапыч, Кутя, наливайте. Кент, пристраивайся! Да не мусоль ты огарок, пальцы обожжешь! Девки, вы-то что, как целки, ломаетесь? Раиса Сергеевна! Давай! За мое здоровье! За Лешку! За Воробушка. Воробушек без башки, а все чик-чирик. Лётает!
К десяти часам гости были уже хороши.
Охапыч плакал: «За Воробья жизнь отдам!» — и рвался поцеловать. Воробей, чтоб не обидеть Охапыча, подставлялся, но осторожно, левой стороной, оберегал пробоину. Охапыч колотил кулаком по столу. Стаканы прыгали.
Малявоча решила, что домой ей сегодня необязательно.
— Стась, не хочу домой, не прогонишь? — и сладко потянулась.
Стасик подскочил к ней, кавалерски подставил руку крендельком:
— Прошу, мадам!
И увел в домик. Минут через пять он вышел.
— Мужики! Все, все, завязывай! Жратву берите и в часовню… — Сунул покачнувшемуся Раевскому недопитые бутылки и сгреб со стола что было. — Давай, мужики, давай, у нас мертвый час!
Переполненные гости тихо выбредали.
Воробей с Мишкой ускользнули от продолжения: у Воробья заболела голова и совсем отказал слух. Значит, устал.
7
Мишка обогнул бензоколонку и шмыгнул в пролом. В обеденный перерыв он успел сгонять на такси в институт, сдать в библиотеку учебники. Сейчас бегом на хоздвор: наверняка уже очередь за цветниками. Ладно, зато год окончен.
— Молодой человек!
Мишка остановился. С соседней дорожки от декабристов ему махал какой-то толстый мужчина.
— Можно вас на минуточку?
— Только на минуточку, —
— Увидел, как вы уверенно проникли на кладбище, — мужчина, улыбаясь, показал рукой на дыру, — и решил, что здешний.
— Да, в общем-то… А что случилось?
— Да, собственно… ничего не могу понять… Какая-то мистика… Откуда взялась эта могила? — Мужчина ткнул пальцем в свежий холмик, заваленный цветами.
Мишка нагнулся, раздвинул цветы. Ну да, вот трафарет, он же и писал. Как раз, когда Воробей в прокуратуру ходил. Они втроем и захоранивали после обеда: Мишка, Стасик и Раевский.
— Здесь была могила, — продолжал мужчина. — Где она?
— Могила? — Мишка настороженно поглядел по сторонам, потом на толстого. Какая могила?..
— Я из управления культуры, мы должны… — начал мужчина.
— Михаил! Там тебя обыскались! — донеслось сзади. По соседней дорожке шли Стасик с Раевским.
— Извините, — пробормотал Мишка толстому, — я не в курсе…
…Когда очередь за цветниками уже подходила к концу, появился Стасик.
— Погодите, — сказал он ожидавшим, вслед за Мишкой вошел в сарай и прикрыл дверь. — Ну?.. С кем это ты толковал у декабристов?
Мишка похолодел.
— Не знаю… Спросил, откуда могила свежая?
— Угу, могила… — тише обычного проговорил Стасик. — А ты: не знаю, мол, дяденька?
— А чего? Что случилось-то? — спросил Мишка, прекрасно понимая, что случилось.
— Ничего. — Стасик улыбнулся. — Все путем. Будь здоров, дружок.
8
— Чегой-то у тебя звонок не фурычит? — на пороге стоял Воробей с пузатым портфелем в руках. — ЗдорОово, могильщик хренов!..
— Леша? — Мишка растерянно смотрел на гостя. — Как разыскал?
— Забыл? На день рождение моем сам записывал. Забы-ыл! — Воробей махнул рукой. — В квартиру-то пустишь?
Воробей поелозил ногами о половик, повертел головой.
— А чего? Ничего! Сколько вас здесь?
— Я да бабка. Потише, спит она… Она с дачи приехала за пенсией.
— Ага. Пускай спит, мы на кухне. Я тут привез. — Он протянул портфель. Не разбей… Самопляс… А чего… Валька спит. Дай, думаю, к Михаилу сгоняю. Взял мотор… Кастрюля есть?
Воробей высыпал из целлофана в кастрюлю потрошеных окуней, подлещиков, лавруху, перец горошком.
— Уха сейчас будет. Я и соль взял. Может, думаю, нет.
— Соль есть, картошка кончилась.
…Воробей сидел за кухонным столиком спокойный, загорелый, даже слышать стал лучше: говорили вполголоса, а он разбирал. Рассказывал, хорошо было: солнце, лес, рыбка… Озеро переплывал туда-сюда. Врачи? А пошли они…
По тарелкам Воробей разливал уху сам. Мишке брызнул в тарелку самогона.