Записки империалиста

Чернов Кирилл Николаевич

«Тамань» пришла в Одессу 30-го апреля, в три часа по полудни, «Эльборус» перед закатом. Причина этого была в том, что Андрей Александрович Попов гонялся за «Грейт Рипаблик». Но, несмотря на сверхусилия машинной команды, густой дым, искры из трубы, и бешено вращающие колеса… не догнал. Этот большой и красивый корабль, увидев не доброе в действиях небольшого парохода под Андреевским флагом, добавил парусов, и начал уходить в отрыв в сторону Босфора. Через час погони, стоящий на мостике, и рассматривающий в трубу шедевр американских кораблестроителей, с досадой сказал, своему старшему офицеру, который стоял рядом: «Уходит, чёрт его подери. Не могут ещё пароходы тягаться, с парусными клиперами в скоростях. Но, за машинами всё равно будущее. Всё, командуйте разворот. Пора и честь знать. Идём в Одессу. Домой».

Потеря девяти судов с грузами, конечно, не особо нарушило снабжение армии союзников в Крыму. Неприятно, но, терпимо. Эффект был больше

политический, моральный, внутри России и вне её, поскольку это явный успех русских, и причём на море. Россия могла не только огрызаться, но, и кусать до крови. И в трюме английского судна взятого «Таманью» нашли очень приятный груз. Нет не золото. Лучше. Четыре тысячи винтовок Энфилд!!! Новьё, в масле! Повезло! В трюмах остальных призов была батарея мортир, порох артиллерийский и ружейный, боеприпасы для артиллерии, пули, различное военное снаряжение, провиант, инструмент и много ещё полезных вещей для ведения войны. Узнав о полученной добыче, я лично распорядился всё это богатство отправить в Крым. Из Одессы срочно перевести добычу в Днепровский лиман, оттуда до Севастополя намного ближе. Всё! Горчаков перебьётся, Барятинскому всё это нужней. На другом английском судне, было тоже весьма примечательное содержимое.

Камилло Бенсо ди Кавур, премьер-министр Пьемонта-Сардинии, он же собиратель земель итальянских во едино под властью Савойской династии, прочитав телеграмму, которую ему принёс секретарь, ладонью хлопнул по столу, и шепотом длинно и весьма грязно выругался в адрес англичан. И было от чего.

Русские, которые по заверениям британцев и французов, загнаны в свои порты и заливы, как мышь кошкой в нору, никаким образом не смогут выйти в море. Но, они вышли! И захватили английский транспорт, который вёз в Крым роту пехоты и батарею 1-й пехотной дивизии, которой командовал генерал-лейтенант Джовани Дурандо. Кроме этого, на его борту была рота берсальеров… и командир всех пяти батальонов берсальеров Сардинского Экспедиционного Корпуса, подполковник Ди Сан Пьетро. «Ещё не сделали не одного выстрела в войне, а уже потеряли под шестьсот человек, со всем имуществом, и одного из лучших офицеров сардинской армии! Оппозиция этого мне не спустит. Ведь только 24 апреля в Генуи погибли транспорты «Крезус» и «Педестриан», и тоже английские, 29 человек вместе с ними. Теперь ещё это!», — зло подумал Кавур. И вновь не удержался. — Cazzo inglese stronzi!!! Con il suo cazzo di Рalmerstron e la regina!!!». Как тут не выругаться, даже если ты граф.

Генерал Франсуа Сертен де Канробер, ужинал, его состояние было для него весьма странным. Он был не доволен, и доволен.

Не доволен осточертевшими телеграммами из Франции в которых ему давали советы как воевать. Ему! Выпускнику Сен-Сира, ветерану Алжира. Ему надоел и император своими комментариями его действий, требования больших успехов. Они всё больше отдалялись, будучи на удалении, и стали раздражать друг от друга, даже общаясь через телеграф и письмами. Хотя именно дивизия, которой командовал Канробер, через пролитие крови, подавила в зародыше, желание парижан выступить против государственного переворота, который был совершён 2 декабря 1851 года, Луи-Наполеоном Бонапартом, президентом Французской Второй Республики. После него он стал Наполеоном III. Тогда погибло более трёх сот человек, ещё больше было ранено. Император об этом помнил, и в 1853 году Франсуа де Канробер стал дивизионным генералом, выше по званию во французской армии был только маршал.

Генерал без большого энтузиазма воспринял войну с Россией. Он был уверен, что Франции она не нужна. Ещё будучи молодым офицеров не раз беседовал с ветеранами войн Наполеона I-го, и что за противник русские, имел от них представление. Но, он военный, его долг служить. Он служил.

Его выводила из себя эта коллегиальность в принятие решений, многочасовые военные советы, где было много болтовни и торга, но, мало дела.

Англичане иногда просто бесили его! Они всегда хотели сделать меньше, а получить больше всех. Этот лорд Раглан на военных советах, с таким видом рассуждал о плюсах и минусах обсуждаемых решений, будто именно англичане внесли решающий вклад в успех на Альме, и взяли верх над русскими при Инкермане. Да если б не Боске, они были бы там разбиты. А ранее под Балаклавой это полководец отправил на убой свою легкую кавалерию. Русские её и уничтожили. И если б не шотландцы, то это сражение умники англичане могли и проиграть.

Турки, со своим Мехмед-пашой иногда вместо презрения, вызывали смех. Он после успеха в Евпатории, часто ходил с таким видом, будто Порта способна теперь одна выиграть эту войну. Это и правда было смешно, особенно на фоне предыдущих их войн с Россией. В которых русские их с завидной регулярностью уже более ста лет били в пух и прах.

Теперь к турками, им подкинули ещё союзников-помощников… сардинцев. Вот тоже вояки. Хотя польза от них всё же будет, они будут свои участием в боях снижать потери французов.

Но,

больше всех генерала Франсуа Сертена де Канробера выводили из себя русские. Которые в своём безумном упорстве обороняли этот чёртов Севастополь. Заставив союзников уже больше семи месяцев стоять под ним. Голодать, мёрзнуть, нести потери ещё и от болезней. Безрезультатно стоять, несмотря на своё преимущество во всём, в численности, артиллерии, штуцерах. Лучшие армии мира (самая лучшая несомненно французская), ничего толком так и не добились. Хотя конечно сумели при Альме имея двукратное превосходство, заставить русских отступить, при Балаклаве, Инкермане отбили попытки русских снять осаду с Севастополя. И ему было ясне ясного, что на этом они точно не остановятся. Тем более, что начиная с середины апреля у них стало ощутимо больше мортир, они стали чаще отвечать, и некоторые их батареи вели убийственно прицельный огонь, и на большее расстояние чем ранее. Уже вторым, третьим залпом поражая позиции артиллерии или пехоты, которые раньше себя считали неуязвимыми. Русские стали всё чаще и успешней применять ракеты. Последние разы они били ими залпами в десяти и более установок. И они у них оказались весьма дальнобойными. Из-за этого многое пришлось отвести в тыл, остальное зарыть в землю. Говорили, что звук, который ракеты издавали при полёте, мог, у тех кто не особо силён духом помутить рассудок.

Штуцеров тоже стало больше, потери это показывали точно. Теперь просто так в русских не постреляешь с больших дистанций. Раньше солдаты смеялись, видя, что русские пули до них не долетают. Сейчас же не один десяток весельчаков офицеров и солдат, из-за этого отсмеялись уже навсегда.

Ещё сильнее стали досаждать эти чертовы «охотники». Их стало больше, они стали действовать организовано, и ещё более скрытно и дерзко. С конца марта не было теперь ночи, когда бы не происходило их вылазок, которые приносили новые потери. Они несли смерть, страх и даже ужас. Охотники по сути начали охоту на солдат, и в первую очередь офицеров армии союзников. Были даже случаи, правда, единичные, когда солдаты отказывались заступать в ночной караул, даже военный трибунал пугал их меньше русских охотников.

Начиная конца апреля среди офицеров и солдат стали ходить разговоры, что у русских появилось какое-то чудо-оружие, которое стреляет бесшумно, точно и очень далеко. Он слышал о духовых ружьях конечно, но, пока это были только слухи. Хотя пули в убитых были винтовочные, а вот настоящие арбалетные болты, которые хирурги вытащили из плоти убитых и везунчиков, которых не утащили в плен или не добили русские, генерал Канробер видел сам лично.

Появились так называемые стрелки. Эти ублюдки могли с сотни туазов попасть голову. Они действовали парами или тройками. Первым выстрелом не убивали, а ранили, а когда к раненому на помощь приходили его товарищи, их ждала уже смерть. В первое дни, когда появились эти стрелки, счёт пошёл на десятки погибших. Они тоже в первую очередь выбивали офицеров, и заставили зарываться в землю и ползать по ней всех, солдат, офицеров. Желающих получить пулю в голову, демонстрируя свою смелость, стало намного меньше. Против стрелков направили егерей и шассёров, но, эти русские чертовски умело использовали местность для скрытных действий. Поэтому, найти и убить их было делом трудным и смертельно опасным.

Новый его визави, князь Барятинский ему тоже не нравился. Его появление на посту командующего в Крыму привело к повышению активности русских. Бои за Селенгинский, Волынский редуты и Камчатский люнет, на это указывали. Русские у него под носом сумели возвести эти укрепления, прикрыв им подступы к ключу обороны Севастополя, Малахову кургану. И все попытки выбить их оттуда давали только большие потери, но, не успех. А своё желание воевать, атакуя, Барятинский показал очень скоро.

В ночь с 22 на 23 марта генерал Хрулев с 12 батальонами морской пехоты и солдат атаковал французские и английские траншеи, расположенные перед Камчатским люнетом и двумя редутами. Перед атакой союзников четверть часа обстреливали артиллерией. Потом русские ворвались в траншеи, и после отчаянной борьбы разрушили часть укреплений, которые французы начали возводить против люнета. Эта вылазка оказалась очень кровопролитной. Совершив то, что имелось в виду, русские вернулись на люнет. Собственно в эту ночь отряд Хрулева выполнил не одну, а последовательно три вылазки. Русские потери, в общем, были равны 317 человек убитыми и около 800 ранеными. Общие потери французов и англичан достигали, несомненно, большей цифры, чем официально показанная (доходившая до 800 человек) и кому как не командующему французской армии об этом было знать. Через день после этого побоища, по соглашению между Нахимовым, и им, генералом Канробером, было заключено перемирие для опознания и уборки трупов людей, павших в предшествующую кровавую ночь. Во время перемирия русские и французы очень дружески, почти ласково, беседовали друг с другом. Те и другие обменивались взаимными благодарностями за гуманное, заботливое отношение к пленным.