Записки империалиста
Шрифт:
— Всё, играйте отбой. Ватерлоо сегодня не будет, ни для нас, ни для русских. Лавры, пусть и самого Бонапарта мне не нужны, а солдаты ещё пригодятся Франции здесь в Крыму.
Разгорячённый Боске, ещё не остывший от боя и знающий, что собранных сил против русских ещё более чем достаточно для продолжения сражения, попытался ему возразить. Но, Пелисье взглядом и рукой остановил его, и практически прорычал:
— Играйте отбой, генерал Боске! Или вы не видите, что здесь уже совсем не Альма!!!
— Я, приказываю, вам, играть отбой!!!
Сделал шаг вперёд и уперся взглядом в Боске. Тот в ответ сверкнув гневным взглядом, молча, резко развернулся и зашагал выполнять, то, чего не хотел. Через несколько минут горн стал играть отбой. И десятки тысяч солдат французской армии возблагодарили вслух или про себя, Бога, судьбу, генерала Пелисье, за то, что по крайне мере сегодня они были избавлены от своей
В это же время князь Барятинский, после доклада с Федюхиных высот, и собственного наблюдения за сражением с вышки, которая стола на Телеграфной горе понял, что французы на сегодня всё, закончили. Нет, они не выдохлись, просто его визави понял после первой атаки, что сегодня ему цели не достичь. А лишние ему потери, без достижения успеха были не нужны. И главком Крымской армией понимал Пелисье. Он сам сделал так же после того, что того как была отбита первая атака французов, и того, что было после неё. И француз повторять это он не собирался. И на это были свои причины.
Федюхины высоты осталась и во второй раз оборонять 12-я дивизия под командование генерал-лейтенанта Павла Петровича Липранди, за исключение Азовского полка. Его заменил вновь сформированный горный полк из «кавказских» батальонов и собранных из частей Крымской армии. То есть касаемо войны личный состав нового полка были далеко не новички. Поскольку против высоты должны были действовать французы, дивизию усилили, полками гвардии и гренадёров, их до штата в четыре батальона довели, набирая солдат и офицеров прямо из Крымской армии. Неплохой шанс — вот так взять и попасть в гвардию или гренадеры здесь на месте и причём заслужено. А не по родству и связям. Дополняли эти силы, собранные с гарнизона Севастополя и Крымской армии лучшие стрелки, всего их было две тысячи. Из них полторы уже заняли свои позиции на Федюхиных высотах. Усиливали эти и без того немалые силы, тысяча охотников. Брали тех, кто стрелял лучше обычного. И у этих сил ещё была одна особенность, все они были вооружены нарезным оружием, штуцерами, или как их ещё стали называть винтовками. Это был приказ императора, чтоб, именно против французов у всех, кто будет в них стрелять были винтовки. Артиллерия была представлена, полевыми шести и двенадцатифунтовками, полупудовыми мортирами, четвертьпудовыми единорогами на позициях. Был и крупный калибр, полупудовые единороги и двухпудовые мортиры по две батареи, столько же ракетных. В итоге Федюхины высоты должно было защищать двадцать шесть с половиной тысяч пехоты, бывалых офицеров и солдат, которые прошли уже не то, что не один бой, а не одно сражение, и под сотню орудий. В резерве за Чёрной речкой стояла 17-я дивизия.
Всей группировкой командовал генерал-лейтенант Павел Петрович Липранди. В 1848 году он был произведён в генерал-лейтенанты и назначен начальником штаба Гренадерского корпуса, с зачислением по гвардейской пехоте и Генеральному штабу, в списки Лейб-гвардии Семёновского полка. Поэтому у гвардии и гренадеров вопросов, почему их отдали под командование армейцев, лишних вопрос не возникало. Их вообще старались держать строго. Излишний гвардейский-гренадерский выпендрёж пресекался здесь в Крыму твердо, по принципу, «гвардия, гренадеры элита армии, причём не только по части загулов и разгуляев, но, и её элита именно как АРМИИ. Не нравиться, не получилось быть её элитой? Отправляйся просто в армию. Незаменимых нет». Так, что ротация среди гвардейцев шла достаточно активно, прежде всего среди офицеров.
В сражение за Федюхины высоты упор был сделан на стрелковый бой и картечь, с целью нанесению противнику используя преимущество своих позиций и насыщенность винтовками как можно больших потерь в живой силе, на десерт для противника была тяжелая артиллерия, которая должна была подавить вражескую.
Утром 18 июня солнце уже основательно освещало землю, а точнее балаклавскую равнину по которой вновь должны пойти в атаку солдаты, в ходе неё часть из них упасть и пролить свою кровь на неё. Многие из солдат после этого должны были уже навсегда лечь в крымскую землю, которая за последние месяцы впитала и вобрала в себя наверно столько крови и тел, сколько не было за всю историю Крыма. Сегодня должна была быть получена очередная порция и того и другого. Солнце светило, погода обещала быть хорошей, к новому дню всё было готово. К сражению, которое должно было здесь пройти вновь тоже.
Во время обстрела русские вновь неприятно удивили французов, с высот у развалин Инкермана, они начали вести ответный обстрел позиций французов на Сапун-горе ракетами. Ракеты били неожиданно далеко, взрывались сильно, из-за этого, часть тяжёлых мортир и полевых орудий, которые поставили там открыто в уверенности, что до
Ещё не окончился обстрел, а французы, сосредоточившись за Семякинами высотами пошли в атаку. Главный удар должен был быть в центре. Пелисье хотел использовать возвышенность, которая была впереди остальных трёх высот, прикрываясь ей накопить там войска и одновременной атакой в центре и флангах пробиться к русским позиция, ворваться на них, ввести в бой подкрепления и решить сражение за Федюхины высоты в свою пользу. Первая часть плана атаки получилась, с остальными вышел казус.
Атакующие части на всех направления атаки опять встретили заграждения, которые так искусно и коварно умели ставить русские. Французы это уже учли и разбивали их огнём легких пушек, цепляли кошками и вручную или лошадьми срывали рогатки, верёвки, и тем самым взрывали установленные там фугасы и расчищали себе путь. При этом они попали под огонь не только вдруг ожившей артиллерии русских, но, и из штуцеров, хотя расстояние до русских было ещё более тысячи шагов. И несмотря на это французы шли вперёд, бесстрашные зуавы и легионеры, бравируя своей удалью вырвались даже в авангард авангарда. И первые ощутили на себе то, что им оказывается, кроме уже привычных в Севастополя рогаток, ям, фугасов и картечи приготовили сегодня русские.
В это время собранные с гарнизона Севастополя и армии отборные стрелки на русских позициях беспрестанно вели прицельный огонь. «Один выстрел — одно попадание!!!», так их наставляли их командиры в Севастополе и здесь. Поэтому они стреляли, а, заряжали им винтовки, сразу несколько солдат, которые стреляли хуже. Прицеливание, выстрел, смена винтовки, вновь прицеливание, выстрел. И заново как заводные. Поэтому вскоре атакующим французам уже пришлось продолжать сближаться, идя через тела своих убитых или раненых сотоварищей, которых становилось только больше. Русские вели ружейный огонь так, что, стрельба слилась в один сплошной гул, а, их пули летели навстречу тысячами по всему фронту атаки. Сквозь него было даже не слышно выстрелов их полевых мортир. И всё же, теряя сотнями убитыми и ранеными, батальоны французов шли вперёд, они уже озверев от своей же крови и потерь вошли в состояние «la fureur francaise» (французской ярости), размахивая знамёнами и крича «Vive la France!!!» рвались к русским позициям, горя яростным желанием в ответ пролить как можно больше русской крови.
Сами же русские были сильно против своей кровопотери, и поэтому спешили как можно больше пустить крови у французам, и с каждой пройдённой ими меткой в поле ружейный огонь только усиливался, в бой вступали уже те, кто стрелял хуже, чем лучшие стрелки, но, тоже неплохо, за ними следующие. Но, французы всё-таки доказали, что на данный момент они наверно лучшие солдаты в мире, после русских конечно. Сыновья и внуки солдат настоящего Наполеона показали небывалую степень мужества и стойкости, достойную их соплеменников при Бородино и Малоярославцем, сумели по заботливо расчищенной по ночам от кустарника местности натянутыми между ними верёвками, небольшими фугасами, через рвы, ямы, рогатки, всё-таки дойти… до них и до неё. Устилая свой путь телами сумели сквозь шквальный огонь из винтовок достичь знаков, после прохождения которых, были выкачены на русские позиции пушки и ударили картечью по французам. Через минуты две к ним присоединились молчавшие до этого момента большие единороги и мортиры. После этого ещё по инерции напор французской атаки прошёл ещё несколько десятков шагов, и иссяк. Картечь, бомбы встречным ударом остановили его. Атакующие после первого залпа упали на землю сотнями, убитыми, ранеными и живыми. Новые залпы и новые сотни, и ещё и ещё. Идущие за ними батальоны, которые теперь из-за этого стали открытые для огня стали поучать свою часть пуль, картечи и бомб. Всё, французская атака захлебнулась в пыли, дыму и собственной крови. И горячая крымская земля вновь впитывала её в себя, ещё теплую.
Французы вынуждены были отойти по всем направлениям. Прикрывая отход своих частей их артиллерия начала бить по русским позициям. И уже через несколько минут стало понятно, что, теперь безнаказанно для неё это не пройдёт. Русские стали отвечать полевой артиллерией, и, что, особенно было неприятно, крупным калибром и ракетами. Помимо этого, русская тяжелая артиллерия стояла на вершинах высот, и так, чтоб её не достали с Сапун-горы, и тем самым была практически неуязвима для ответного огня французов. Также Федюхины высоты господствовали на Семякиными и соответственно балаклавской равниной. Поэтому французы достаточно быстро убедились, что русские более чем достойные противники в артиллерийской дуэли и за пределами Севастополя. Именно после этого штабной горнист протрубил команду «Отбой», и французские части, которые попадали под огонь русских батарей начали спешно отходить из-под огня.