Записки из арабской тюрьмы
Шрифт:
Ольга перевела мои слова Мустафе, тот покачал головой и за все время первый раз улыбнулся.
— Ну, вот еще одно косвенное доказательство вашей невиновности! — через переводчика объяснил адвокат. — То, что он не дал ход вашим бумагам, доказывает, что они вас и вправду боятся. Хорошо хоть не выкинул, не решился, ведь на суде вы бы обязательно заявили, что писали показания, а очень плохо, если б они пропали у следователя. По закону моршед после передачи ваших записей взял расписку со следователя, ему никак нельзя было «терять» их. А так передал нам, кстати, также под расписку, и вроде как мы отвечаем
— Ну, и порядочки в вашем Тунисе! — с возмущением произнес я.
— К сожалению, это так, но зато я вижу, что мы на верном пути.
— Какая гарантия, что меня отпустят сразу после суда и оправдают?
— Ну, 95%! — уверенно сказал Мустафа. — Пять процентов мы оставим на то, что они подготовят какую-нибудь пакость. Это, конечно, мало вероятно, так как им больше невыгодно вас больше здесь держать. Но я, как специалист, 100-процентную гарантию никогда не даю.
Мы поговорили еще около часа, адвокат расспрашивал о всех мелочах и что-то фиксировал в своем блокноте, расстались практически друзьями, настроение улучшилось, и я с легким сердцем вернулся в камеру.
Я вкратце рассказал обо всем Авери и Титти, который как-то узнал, что ко мне приходил адвокат, и на вечерней прогулке зашел узнать о подробностях. В общем, план с побегом решил притормозить, объяснил, что адвокат уверен в успехе, осталось ждать всего 1–2 месяца, и глупо было бы бежать, если и так могут отпустить. Оба «дружбана» меня поддержали и заверили, что в случае чего могу рассчитывать на их помощь.
Наступил май, первый день этого месяца, как и у нас, праздник, день труда. Правда, без парада и салюта. Президент выступил с обращением часа на три и гремела праздничная какофония. Одним словом, вяло! У нас в годы СССР куда круче было!
Глава 31
В мае стало довольно тепло, не было еще той жары, что бывает в июне, но чувствовалось, что она не за горами. Прошел месяц с последнего визита консула, я по-прежнему вставал рано утром, зарядка, душ, будил на молитву, делал очередную запись в дневнике, днем или ходил в школу, или занимался русским языком с Авери и «шлифовал» свой арабский.
За это время освободили англичанина Эндрю, он, бедняга, практически все время и просидел в своем «домике», боясь лишний раз встретиться с Авери. Покинул нас и полицай Салах, выправили ему-таки условно-досрочное освобождение, откинулся и Титти. Прощаясь, он прослезился и дал бумажку с адресом, мол, если что — заходи, буду рад!
Перед 9 мая по итальянскому телевидению вспоминали Вторую мировую. По телевизору шли сюжеты, связанные с этой датой. Показывали и документальные кадры, снятые нашими союзниками: высадка в Нормандии, в Сицилии, демонстрировали бравых вояк америкосов. А про нас даже не заикнулись. Я спросил у арабов, а что, мол, русских-то не показывают, на что они очень удивились. А почему вас-то должны показывать, всем известно, что во Второй мировой войне победили американцы!
Меня это очень задело! Какие американцы! Кто вам такую чушь сказал?
Оказывается, у них так в учебниках сказано, и в школе им так преподают. Тунисцы, в совершенстве владея несколькими европейскими языками и считая себя образованными людьми, совершенно не имели представления, как на самом деле протекала
Пришлось мне, как умел, рассказать им про Вторую мировую и роль сначала Красной, а затем Советской армии в победе. Как говорил Верещагин: «За державу обидно!» Ох, как мне-то было обидно!
В тунисских учебниках сказано, что гитлеровские войска пришли в Россию, там было очень холодно, и они все замерзли. А победили американцы, англичане и французы. Лишь только когда я привлек к разговору месье Рени, который родился в 1938 году и в войну был ребенком, но жил на оккупированной части Франции и хорошо помнил, благодаря кому его Родина вновь стала свободной, мне удалось убедить сокамерников в правоте моих слов. А так не верили!
Между прочим, Рени мне сказал, что слово «Березина» во Франции стало нарицательным и обозначает все ужасное, как у нас стали нарицательным слова «Чили», «Бухенвальд», «Полтава» и др. У них вон Березина! При переправе через эту пограничную реку Наполеон в декабре 1812 года потерял всю свою армию и один бежал до Парижу. С тех пор это слово для истинного француза неприятно и обозначает какой-то ужас и неудачу.
Месье Рени подтвердил правоту слов о победе советского оружия над Германией, и арабы зауважали меня еще больше. Потом даже Бужня извинился, мол, мы тут ни при чем, нам так преподают.
Олигарха в мае не отпустили, дело осложнилось и затянулось на неопределенное время. Он приехал с суда злой и дня два был не в настроении, затем взял себя в руки и снова стал прежним Хабибом. Его неудача немного отразилась и на мне, если миллионер со своими деньгами и связями не может получить свободу, то смогу ли я «побороть» тунисское правосудие?
Числа 15 мая повторно приехал адвокат с Ольгой, он сообщил, что ознакомился с переводом моего заявления, и если его бы предоставили в Дейру, то скорей всего меня освободили еще тогда. Но по известным причинам бумаги до Дейры так и не дошли, поэтому будем уповать на суд. Когда конкретно состоится суд, он не знает, но точно до каникул, то есть до июля. Процесс ускорить не в его силах, так как остался судья, с которым он не знаком, а тот, с кем он был в хороших отношениях, сейчас болеет, чего-то ему прооперировали.
После отъезда адвоката я словно взбесился, мне не хотелось больше находиться в тюрьме. Раньше тоже особо не горел желанием жить в этом гадюшнике, но сейчас чувство свободы настолько обострилось, что ни о чем больше думать уже не мог.
Короче говоря, 20 мая я начал очередную голодовку, дальше тянуть было некуда, так как с каждым днем приближалось лето со своей духотой.
Продолжалась голодовка пять суток, на шестые, когда губы и язык растрескались, десны распухли и зашатались зубы, пришел мудир, попросил всех из камеры.