Записки купчинского гопника
Шрифт:
Но Артур покусился на девушку, которую я уже считал своей.
И что? Тем более надо было молчать. Девушки любят молчаливых.
А я не смолчал.
– И за что же, – спросил я, – тебе платят на два порядка больше, чем зарплата? То есть четыре миллиона в месяц.
Артур не смутился:
– Занимаюсь политическим консалтингом.
Я чуть со стулом не упал. Депутат, при котором Артур состоит помощником, действительно частенько берет у него консультации. Спрашивает:
«Где сегодня забухаем?»
Я бы не назвал это политическим консалтингом.
– Вы,
– Разумеется.
Меня ломало и колотило. Эмоции захлестнули и несли в пучину позора.
– Кого же ты консультировал?
Артур напряг память.
– Я помог избраться мэру Ярославля.
– Которого посадили?
– А его посадили? – расстроился Артур. – Не знал. Еще я провел человечка в мэры Екатеринбурга.
– Его скоро посадят.
– Возможно, – спокойно сказал Артур. – Пока они меня слушают, все у них идет хорошо. А как меня нет, сразу пускаются во все тяжкие.
Аня понимающе покивала и обратилась ко мне:
– Ты же тоже занимался выборами.
– Да, – нехотя ответил я. – Не люблю об этом вспоминать.
– Почему?
– Не люблю выборы.
– Он белоручка, – заявил Артур. – Его смущает черный пиар. Грязные технологии. Так не занимайся чернухой. Я, например, всегда выигрывал честно.
– Выборы не бывают честными, – сказал я. – Грешное это дело – выбирать лучших среди людей. Отделять, так сказать, козлищ от агнцев. Не человеческого ума дело.
Я вот впервые работал на выборах в 1995 году. На партию «Яблоко». Я и в дальнейшем работал почти исключительно на партию «Яблоко».
Сначала мы собирали подписи. Помню, заходим в рабочее общежитие. В те времена эти общежития еще не были заселены гражданами других – более южных и более азиатских – государств. Короче говоря, заходим в общежитие. У всех подписи собираются, а у меня – нет. Обидно, да и душно, признаться, в плане денег.
Стучусь я в очередную комнату.
– У нас прописка временная, – отвечают мне в десятый раз.
– Ничего, – говорю, – с временной тоже можно.
– Не хотим, – говорят мне в десятый раз.
– Где же ваша гражданская позиция? – сокрушаюсь я. В те годы я был еще молодым и наивным, так что простительно.
– У нас нет гражданской позиции.
Тут уж я не выдержал. Весь мой демократический потенциал так и выпер наружу.
– Нет, – говорю, – гражданской позиции, не будет и прописки. Никакой – ни временной, ни постоянной.
Нельзя сказать, чтобы я использовал административный ресурс. Поскольку никакого ресурса у меня не было. Чисто на понт взял. Однако же – сработало. Подписи я получил. И в следующей комнате получил. И мои соратники взяли мой метод на вооружение. И у них тоже хорошо пошло.
Не могу сказать, что мне стыдно. Но что-то подленькое в этом я все же замечаю.
Выборы в 1995 году были чистыми. Черного пиара совсем не помню. От этого было скучно. Я вообще думаю, что черный пиар главным образом возникает из-за того, что людям в избирательных штабах скучно. И наше начальство придумало развлечение. В ночь перед выборами нас отправили наклеивать плакаты с яблоками
Весь смак заключался в двойном правонарушении. Во-первых, агитация в ночь перед выборами запрещена. Во-вторых, в школах расположены избирательные участки, поэтому наклеивать на них плакаты нельзя в принципе. А мы наклеивали. И скрывались от ментов. И вдвоем с моим приятелем потешались над третьим нашим приятелем, который принял поручение слишком уж близко к сердцу. Он, наверное, в детстве в войнушку не наигрался. Поэтому, увидев подъезжавшую машину, кричал «Ложись!», бросался в мокрый грязный снег и ползал по нему на брюхе.
Никакой логикой не объяснить, зачем нужно было, нарушая закон, наклеивать эти плакаты. Плакаты были довольно идиотские. Огромное натуралистическое яблоко напоминало жопу. На ней красовался слоган:
Если выбрать нелегко,Голосуй за «Яблоко».Ни задница, ни дурацкий стишок никак не подбивали человека проголосовать за это самое «Яблоко» с ударением на последнем слоге.
Ход мысли нашего начальства мог быть только один: если идут выборы, глупо бороться честно. Будешь честным – обязательно кто-нибудь облапошит.
Наутро после расклеивания плакатов я отправился наблюдать. Я был очень принципиальным и въедливым наблюдателем. Разумеется, ни о каких серьезных нарушениях или фальсификациях в то время даже речи быть не могло. Но я добросовестно фиксировал каждую мелочь. Кто-то за слепую старушку поставил галочку. Кто-то сказал что-то похожее на агитацию. Во время подсчета голосов нас, наблюдателей, поставили не туда, куда мы хотели, а на метр дальше. По всем этим нарушениям я составил акт, который после выборов мы должны были подписать вместе с другими наблюдателями.
Подсчет голосов принес нашему кандидату победу. Причем впечатляющую.
– Давай акт подписывать, – сказали мне наблюдатели.
Я был не только принципиальным, но и сообразительным наблюдателем.
– Не буду, – говорю, – подписывать. Не было, – говорю, – никаких серьезных нарушений. Очень, на мой взгляд, честные и свободные выборы.
Так никто никакого акта и не подписал. А я с тех пор уверен, что все выборы честные и свободные, когда выигрываешь. И совсем наоборот, когда проигрываешь. Потому что так уж человек устроен. Ничего не поделаешь. Не человечьего, повторяю, ума дело – выборами заниматься. А если кому-то кажется, что это недемократично, то я себя демократом и не считаю. Я монархист. Года примерно с 95-го.
Глава двенадцатая
На волю
– Какая чушь! – возмутилась Аня. – Просто тебе попалось глупое начальство и глупый приятель, который кричал «Ложись».
Я взглянул на Артура. Глупым приятелем был он. Я специально об этом не говорил, чтобы в очередной раз не нарваться на обвинении в завистливости.
Артур сидел как ни в чем не бывало. И даже подтвердил, что приятель был глупым.
– А самое отвратительное, – продолжала Аня, – что, разочаровавшись в выборах, ты продолжал ими заниматься.