Записки купчинского гопника
Шрифт:
Наш город он почему-то называл Петроградом.
– Сейчас свобода, – ответил то ли моряк, то ли рыбак. И тут же перестал походить в моих глазах на жителя Ленинградской области. – Но сколько в советские времена салаки ловили! А сейчас салаки считай что нет. Химия, круизные лайнеры – вся грязь в море.
Салаки в Эстонии навалом. Она признана национальной рыбой, что, как мне кажется, говорит о непритязательности народа. Тем не менее, экология – лучшее средство закончить с политикой. Все-таки при одном море живем.
Я не уверен, что эстонцы любят русских. Я даже не уверен,
Правда, у русских женских фамилий в Эстонии зачем-то отобрали женский род. Нас сопровождала молодая особа, которая по паспорту значилась Эва Петров. По-моему, это неумно. Впрочем, я обещал закончить с политикой. Об остальных национальных проблемах посмотрите по телевизору.
Эстонцы сдержанны и неторопливы. Но в меру.
– Финны похожи на нас. Только они медленнее.
Кстати, на своем языке эстонцы говорят очень быстро. И на английском тоже быстро. Гораздо быстрее меня.
И в отличие от меня они большие патриоты. Маленькая страна. Но в ней все особенное.
Хаапсалувские яблоки не похожи на все остальные. А хаапсалувскими грязями пользовали самого государя-императора. А еще в этом Хаапсалу самый длинный в Европе железнодорожный перрон. Железная дорога при этом не работает, но это мелочи.
На острове Сааремаа эстонцы совсем не те, что в материковой части. А на соседнем островке Муху – совсем не те, что на Сааремаа. Чем-то они отличаются. Я, по правде сказать, на глаз не приметил и забыл. Съездите – посмотрите. В Эстонии вообще 1500 островов. А в Латвии – ни одного. Это тоже предмет национальной гордости.
С эстонской национальной гордостью я до конца не разобрался. Был такой писатель Юхан Смулл. Председатель Союза писателей ЭССР в советские времена. Автор поэмы «Я – комсомолец». То есть чистой воды коллаборационист. И памятник ему перенесли из Таллинна на хутор, где он жил, а я – был. Но все же о том, что этот Смулл – лауреат Государственной премии СССР, а один его роман переведен на русский язык, нам говорили с гордостью. Самое время перейти к языкам.
В России говорят по-русски. За границей – по-английски. Закон исключенного третьего. В Эстонии он не работает. Как мне показалось.
Мои российские сотоварищи по путешествию все время жаловались, что где-то они заговорили по-русски, и их не поняли. Меня везде понимали. Может быть, лицо у меня абсолютно не оккупантское. Или настолько тупое, что на нем отпечатано незнание иностранных языков. Один раз в магазине я спросил что-то по-английски, а продавщица перешла на русский. Очень было обидно. Можно подумать, они говорят How much? без акцента.
Но это я сам довыпендривался. Просто очень приятно начинать говорить по-английски, зная, что если увязнешь, можно перейти на родной язык.
Зато с эстонским дела обстояли по-другому. В последний день я пошел в банк (по-эстонски – pank) менять деньги. И, как водится, говорю:
– Тере.
То есть – здравствуйте. Тут мне как начали втирать по-эстонски. Пришлось
Вообще говоря, в Эстонии я изучал туризм. И очень удивился. Оказывается, туризм у них развит. И еще как. Я-то думал: кому они нужны, если мы к ним не ездим.
Нужны. В Эстонию приезжают финны, немцы, шведы, безостровные латыши. Еще мне встречались две семидесятилетние голландские старушки и одна испанская журналистка. В Пярну я слушал концерт группы из ЮАР. Говорили, где-то на этих вполне объятных просторах затерялись австралийцы.
Русские в этом потоке составляли 10 %.
Эстонцы делают туризм из ничего. То есть из всего. Ну старый Таллинн – это понятно. Красиво. И очень удобно. Пространство – меньше моего купчинского двора. Ресторанов и кафе – больше, чем во всем Приволжском федеральном округе.
Но у них процветает и сельский туризм. Раскручивается и пиарится все.
Упал метеорит. Я из экскурсии так и не понял: то ли семь тысяч лет назад, то ли в 1947 году. Да и не важно – когда. На этом месте строится гостиница. Разумеется, с музеем метеоритики (вроде бы есть такая наука) и двумя каменными медведями ростом метр семьдесят (не знаю, для чего я это запомнил и для чего рассказал).
Но музеем, разумеется, хрен кого завлечешь. Не беда. Можно придумать легенду. Если оббежать лужу (она же – кратер) – будет счастье. А если купить у бабушки кусочек метеорита – будет потрачено какое-то количество эстонских крон и тоже, естественно, счастье. Финны, немцы и безостровные латыши как угорелые бегают вокруг кратера, как будто у латышей от этого появятся острова, а у финнов – дешевая водка.
В Таллинне на счастье нужно оторвать пуговицу у трубочиста. По слухам, смекалистые трубочисты по этому поводу застегивают одежду на «молнию», но пуговицы у них все равно отрывают. Как – не спрашивайте. Таллинн – город легенд и загадок. Не буду пересказывать путеводитель.
Есть болото. Обычное. Торфяное. Там прокладываются деревянные настилы и по ним водят туристов. А самым настырным, вроде нас, выдаются пластмассовые приспособления по типу ласт. В них туристы шагают по болоту, вспоминая фильм «Собака Баскервилей», а те, кто постарше и помеланхоличнее, – «А зори здесь тихие».
Эстония повергла меня в тоску. По Родине.
Это моя несбывшаяся мечта. Маленькая балтийская страна. В нашем случае – город.
Собственно, в сельской Эстонии нет ничего такого, чего не было бы в Ленинградской области. По большому счету. Но там почти нет соотечественников. И это – главное.
Оператор смотрел исподлобья:
– Вот и вали в свою Эстонию.
– Следующим летом – обязательно.
– Навсегда вали.
Очередной конфликт вполне созрел, когда в кафе заявился Артур.