Записки Мелового периода

Ледов Вадим

— Ты как хочешь, а я на берег, — Женька стал карабкаться вверх по сосне. — Там лучше посижу.

— Ну, и лезь! Без тебя обойдусь! Ссыкло!

— Ну, и сиди, лови крокодилов — парировал Женька, забираясь все выше. — Тоже мне, Данди нашелся…

— Фиг с тобой, — пробурчал старший.

Женька подтянулся на корнях, и, перебравшись через них, оказался на ровной земле. В этот момент лопнули последние, удерживающие сосну, корни и ее основание медленно заскользило вниз по склону.

— Гришка! — истошный крик брата звенел в ушах.

Сосна, громко

шурша ветками, погружалась в реку. Земля комьями падала вниз. Женьке оставалось беспомощно наблюдать, как его брат, сдирая в кровь руки и ноги, карабкается вверх по уходящему в воду стволу. В какой-то момент падение замедлилось. Добравшись до корней, Гришка лег на них грудью. Дальше пути не было — отвесный склон. Дерево вздрогнуло еще раз и замерло. Разделенные несколькими метрами, мальчишки лежали, глядя друг на друга.

— Гриша, не дергайся, — севшим голосом сказал Женька, — она на одной сопельке висит.

Гришка посмотрел вниз — до воды всего ничего и поднял глаза на младшего. — Мне не подняться, высоко очень… — он говорил спокойно, стараясь не выдать своего страха и не напугать еще больше младшего брата.

Женька, всхлипнул, вытер выступившие слезы, размазав грязь по лицу.

— Гриш, я сейчас какую-нибудь палку найду, вытащу тебя!

— Нет, — покачал головой тот, — тут не палку, тут целое дерево надо… не вытянешь… Позови кого-нибудь из взрослых…

— Ты подожди тогда, я мигом, ладно? Держись, ага? — Женька поднялся на ноги, огляделся и побежал в заросли березняка. Дорогу обратно к институту он помнил весьма приблизительно.

* * *

Когда эта противная девчонка Майя, завопила, что есть силы, сердце у Наташи оборвалось в первый раз.

Когда уже забегала в Институт, в дверях, что-то заставило оглянуться, и сердце у нее оборвалось во второй раз — за спиной у Анны стоял динозавр — Наталья видела таких на картинках, в книжке своего семилетнего племянника — двуногий, с оскаленной пастью и длинным извивающимся хвостом. Немедля больше ни секунды, она развернулась и помчалась в вестибюль.

— Ох, моченьки моей нет… что ж там приключилось? — Варвара Петровна тяжело дышала и держалась за левый бок, — крик-то подняла, аж сердце заходится…

— От кого мы убегали-то? Это ж надо так напугать! — Татьяна беспокойно оглядывалась, — Как же теперь сыночки мои? Что же делать-то?..

Из-за угла выскочила Наташа, глаза у нее были совершенно безумные.

— Что там, Натусь?

— Ключ! Скорее!

— Господи, Наталка, ты что как припадочная?.. — глядя на ее перекошенное лицо, Варвара Петровна утерла испарину.

— Дверь открывай! Ты меня понимаешь, дура старая? Сдохнуть хочешь? — Наталья вцепилась в ее руку, — Где ключ?

— Да подожди, не тряси ты меня, окаянная, — свекольно-красное лицо вахтерши покрывали мелкие бисеринки пота, — всю душу вытрясешь, и так еле на ногах держусь, — она стала шарить по карманам фартука в поисках ключей.

Послышался дробный стук каблуков, затем грохот, сопровождающийся треском, словно сломалась деревянная

доска. Яростное рычание наполнило вестибюль. В коридор, высунулась зубастая морда, показавшаяся Варваре Петровне, невероятно огромной. Следом еще одна. Досматривать она не стала. Безошибочно выхватив в связке нужный ключ, воткнула в замочную скважину. Теперь в поле ее зрения было только лицо Татьяны, бледнеющее на глазах. Сзади, сдавленным голосом, пискнула Наташа. Варвара Петровна спиной чувствовала приближение зверя. Замок спасительно щелкнул. Распахнув дверь, вахтерша влетела в буфет, пропихнув вперед окаменевшую от ужаса Татьяну. Трясущаяся Наталья, заскочила следом и помчалась куда-то дальше, на кухню. Вахтерша захлопнула дверь прямо перед носом зверя, ключи с громким лязганьем упали на пол.

Глухой удар заставил ее отшатнуться. Еще один. Трясущимися руками, наваливаясь всем грузным телом, она придвинула к двери тяжелый стол и рухнула на пол.

— Господи, что же это делается?.. Господи, спаси и сохрани… Богородица Дева…Благодатная Мария, Господь с тобою… благословенна ты в женах… и благословенен плод чрева твоего… Усердно к тебе прибегаю, скорая помощница и молитвенница о душе моей… Избави мя от бед и напастей…

Сыпалась штукатурка, трещали косяки. И чем сильнее скребли когти по толстому дереву дверной обшивки, тем истовей молилась женщина:

— Царица Преблагая, богородица матушка… защитница сирых и убогих, узриши мою беду… услыши мою скорбь, спаси и помилуй… спаси и помилуй!..

Внезапно удары прекратились. Теперь было слышно только ее шумное, со свистом дыхание. В глазах все двоилось и расплывалось. Ставшие бесцветными, на фоне пылающего лица, губы, продолжали двигаться уже беззвучно.

Женщина попыталась подняться с пола, но не смогла, устало прислонилась спиной к ножке стола. Голову давил железный обруч, боль зазубренными лезвиями полосовала мозг.

— Девоньки, милые… воды дайте, — язык повиновался ей с трудом. — Кажись, ушел он, проклятый… дай… пересохло все.

Воды она так и не дождалась.

* * *

— Твою же мать! — сказал Семенов.

Бывший бандит Гриня сидел привязанный к стулу. Над его правым ухом имелась аккуратная дырочка, вторая столь же аккуратная, была в оконном стекле.

— Выходит, ты по жмурику стрелял? — язвительно поинтересовался прапорщик.

— Выходит так, — развел руками охотник.

Слава присел возле трупа на корточки.

— Смотри-ка, все брюхо в кровище, а вокруг нет ничего…

Семенов хмыкнул.

— Этот гаврик еще вчера окочурился.

— Думаешь?

— Чего тут думать? Его кровь в джипе была… видать, пока они досюда добирались он, и помер от потери крови. А второй не будь дураком, использовал дружка своего, чтоб, нас подзадержать. И ведь ловко придумал мерзавец! Стекло грязное, в домике темно… а он окошко с дверью приоткрыл — сквозняк… занавесочка колышется… вот и казалось, что этот шевелится. Пока мы покойничка высматривали да окружали — минут двадцать потеряли… Обманул гад!