Записки на запястье
Шрифт:
Люди считают, что соловей среди птиц как белый гриб среди сыроежек.
На скамейке сидят незнакомые юноши. Хочу пройти мимо них с достоинством, но мама долго не берёт трубку и, поравнявшись с ними, я вынуждена произнести: «Мама, вскипяти мне кастрюлю воды». «С лёгким паром», — слышу вслед.
Сквер завален, но дорожки исправно чистят, и, параллельные, они как гигантская лыжня. По ним хозяева бродят с псами, и те переглядываются через сугробы, как в Хемптонкорском лабиринте, задирая вверх морды.
И
Сильно устала и поймала себя на том, что прежде чем совершить телефонный звонок и удостовериться, что с близким человеком всё в порядке, налила себе кофе и подумала «нет, сначала я пять минут передохну, потому что если что-то случилось, я ещё долго не смогу этого сделать».
В меню перечислены напитки: морс, квас. Лакейское что-то в обоих.
На ёлочном базаре подойти к голубой ели из Дании и сказать:
— Дай лапу!
Телевизионная передача про умных детей:
— Я дарю тебе книгу. Это ныне живущий, но уже очень талантливый автор.
Телевикторина:
— Акушерка уверяет, что несколько раз прятала колыбель с двухнедельным Джоном Ленноном под кровать. Зачем она это делала?
— М-м-м… спасала от бомбёжки молодого музыканта?
Вовка рассказал про чуваша, который в новый год как следует выпил и пошёл в лес за ёлкой. Как только выбрал дерево, оказалось, что не взял с собой топора. Часа два упорно гнул и подпиливал ёлку камушком. А потом уложил из двустволки.
Первый год в жизни знаю, о чем думать, пока бьют часы на Спасской башне.
О ёлках, которые за минуту теряют всю ценность, как, наконец, догола раздевшаяся стриптизёрша.
Принтер разговаривает со мной в гадательной манере — «Закажите пурпурный картридж».
Правильный камамбер всегда пахнет пляжем в дождь.
На нашем пешеходном переходе установили электронное табло с обратным отсчётом времени. Секунда — год моей жизни, потому что дается как раз 30 секунд. И я упражняюсь, как герой из фильма про Свифта (стою на рыночной площади), возвращаясь к своему нулю.
Мне очень нравится, что в последние дни года люди прощаются до «после-праздников», представляя каникулы пропастью, которую надо перепрыгнуть, потому что следующий год подойдет не вплотную.
В новогодние каникулы в кинокассах бум, билетов нет ни на что. Серёжа упрямо не хочет идти на «Хроники Нарнии», куда попасть ещё можно и вся остальная компания согласна. Перебираем фильмы, спорим, ссоримся перед расписанием сеансов. Я устало ворчу:
— Ну, и ты не согласен пойти на жертвы?
— На что? — светлея, вскидывается на расписание Серёжа.
Игорь подарил шарнирного человека из Икеи, не расстаюсь с ним, сначала усаживаю в позу любопытно смотрящего на ручку кресла в кинозале, по выходе складываю из него Оскара, торжественно
В туалете реклама какого-то лекарства.
Из букв «о» и «з» в названии сделали цифры скорой помощи на фоне красного креста. Не знаю, я твердо запомнила «Куринольтрин».
Наш сквер дважды за свою длину пересекается автомобильными дорогами и поэтому считается, что у нас три сквера. Обледенелые дорожки в каждом почему-то посыпают разным. В одном простым песком, в другом чем-то вроде угольной пыли, в третьем — прозрачными кристаллами. Разговариваю сама с собой. — Вот рахат лукум с корицей, а здесь у нас ледяная рыба с перцем, а это сало с солью. Проголодалась.
Собачий поводок часто запутывается за деревья и я, чтобы не обходить, перехватываю ручку рулетки, обнимая стволы. Издалека кажется, что ностальгирующая маньячка прощается с берёзами.
Если встать под ель и задрать голову, видно, что друг в друга вставили несколько зонтиков.
Брат рассказывал про съёмку: «Заказали мне портфолио. Созваниваемся: — Приезжайте, Саша, я живу на Ваганьковском кладбище, и света у нас нет».
Сижу в Прайме на последнюю сотню, радио в плеере мне говорит:
— У нашей аудитории деньги есть. Переключаюсь на другую.
Женщина демонстрирует в магазине новый утюг — достает из шкафчика мятую пелёнку, гладит, изо всех сил её мнет, убирает обратно в шкафчик, открывает шкафчик, достает пелёнку… Практикум по дзенбуддизму.
Хорошо, когда новогодние праздники заканчиваются, потому что всеобщая доброта и радость без конца не дают никакого выхода агрессии. Её в буквальном смысле некуда девать, мне, например, снится, что я бью детей. Кремлёвскими подарками по толстым щекам, видимо, но я не разглядела.
Когда кончается Новый год — золотые рыбки возвращаются в свои родные тела из уставших пожилых мужиков в красных шапках с мешками подарков.
На втором этаже нашего гастронома есть церковь евангельских христиан. В их окне мигающая гирлянда выложена в виде контура распятия. Мечтаю увидеть их ёлочные игрушки.
Вчера Оля в разговоре сказала: «Оптимисты — это те, кто думает, будто на кладбище не кресты, а плюсы». Я думаю, что ограды могилок — как раз те клеточки, в которых плюсиками отмечают «выбыл».
Объявление на двери магазина «работаем с 8.00 до 21.00 без обеда и выходных» я каждый раз воспринимаю как жалобу.
Тот факт, что кто-то доставляет мне удовольствие, не означает, что я его получаю.
В зимнем доме отдыха было пусто и гулко. Потом все заволновались, потому что объявили — к нам едет конференция. «Напьются!», «Будут орать!», «Не хватит еды!», «Займут бассейн!». Напряжение росло, все боялись выходить к ужину и нервничали на прогулках. На второй день конференция приехала. Называлась «Тревога и депрессия в неврологической практике».