Записки нечаянного богача 3
Шрифт:
Ланевский за спиной шептал на ухо плачущей Миле, ласково и успокаивающе. Мне в правую руку уткнулось что-то мокрое и холодное. Я с трудом отвёл взгляд от жуткого месива за рекой и посмотрел вниз. Чёрный волк, крупный, матёрый, с сединой на морде, смотрел на меня жёлто-оранжевыми глазами. Я положил ладонь ему между ушей, выдохнув хрипло:
— Спасибо, что пришёл.
Он не дёрнулся и не отшатнулся. Просто повёл носом и уставился на противоположный берег, где остатки вороньей стаи улетали на восток, спася нас чудовищной ценой. Площадка, на которой мы разложились надувать лодку, была вся покрыта чёрными телами с раскинутыми
— На халеру ты на той бераг полез, ёлупень?! — и волк под моей рукой гавкнул, будто присоединяясь к вопросу.
Я обернулся. За правым плечом стоял здоровенный старик, похожий на егеря. Или на пасечника. Или на деда Мороза. Словом, на любого, кого я в последнюю очередь ожидал бы здесь сейчас увидеть. Высокий, на полголовы выше меня, совершенно седой, с загаром человека, проводящего много времени на открытом воздухе, отчего голубые глаза на тёмном лице смотрелись очень ярко. И в них плескался гнев.
— Я не знал, что сюда есть другая дорога, деда, — обращение вырвалось само собой.
— А тебе куда надо-то, внучок? — поинтересовался ехидно он. — Ты ж, я гляжу, решил с друзьями Гореславича подкормить по доброте душевной? Никак зажился на земле? Все дела приделал да заскучал?
А я отчетливо вспомнил слова Голоса моих Небес в прошлую нашу встречу. Он спрашивал именно об этом. И ответил я так же, как и в прошлый раз:
— Что ты, дедушка, и в мыслях не было!
Старик отшагнул на полшага, дальнозорко прищурившись и нахмурив седые кустистые брови.
— Добрался-таки? Ну здравствуй, чадо! — и развёл руки, в одной из которых был зажат посох, длинный, выше него самого. С навершием в форме волчьей головы. Она будто внимательно изучала меня, пока мы стояли обнявшись. Силы седому было не занимать — сжал так, что аж в спине что-то хрустнуло.
— Ты б ему лучше, отец, оглоблей своей промеж ушей бы прописал. Чтоб не лез больше, куда ни попадя, — раздался из-за спины глухой голос Головина. Я резко обернулся. Кряхтя и охая, Тёма пытался принять частично вертикальное положение, хотя бы сидя. В поисках точки опоры наткнулся ладонью на что-то рядом. Упёрся. Что-то недовольно рыкнуло, но не отошло, поддержало. Отдёрнув руку, Артём уставился на волка, с чьей помощью ему удалось-таки сесть. И поприветствовал неожиданного помощника звонким междометием, помянув чью-то маму. Но глаза у него при этом были уже совершенно нормальные — стальной приключенец вернулся.
— Да вам бы всем хворостиной всыпать по первое число, — недовольно прогудел дед. — Кой бес вас на ту сторону занес? Хотя, могли и не знать, правда. Черёмушками это место только недавно стали звать. А до того времени называли то «Чернь», то «Червлень», то «Черем». А это тьма, кровь, смерть и запрет. Потом-то забывать стали, что слова на самом деле означают, да всё удивлялись — как же так случается, что на ровном месте беду находят? Плохо, когда памяти у народа нет.
— А он правда людоед? — Мила утирала последние слёзы, но голос звучал уже привычным колокольчиком. Хоть и грустным.
— Гореславич-то?
— А я управлюсь? — спросил я, обернувшись и глядя на него внимательно. Продолжая делать вид, что фаталиста со скептиком не слышу совершенно. Они же резко и категорично осудили мой вопрос в исключительно нецензурной форме.
— Ты-то? Пожалуй, и сдюжишь. Раз уж предки довели тебе саму ведьму в Пекло определить, то и с последышами её совладать можешь.
— А как-то поувереннее можно, отец? — нервно поинтересовался Головин, нашарив сигареты и собравшись уже было прикуривать. — «Можешь» — это вариативный расклад получается. Может — да, а может и нет. В гробу я видал ещё раз проверять такое, — и его всего передернуло, да так, что сигарета из рук выпала. Он чертыхнулся вполголоса и полез за второй, потому что на упавшую поставил переднюю левую лапу сидевший рядом волк.
— Давай-ка, чадо, прогуляемся, раз уж Боги всё равно привели тебя домой, — решительно пробасил дед и развернулся лицом к дальнему лесу. Он махнул рукой — и стая серых и чёрных сопровождающих разом махнула вперед, переходя на рысь.
Шаг у старика был широкий, как и спина. Весь он, в принципе, был какой-то монументально-основательный. Почему-то единственное прилагательное, что на мой взгляд подходило ему идеально, было «богатырский». Я поддерживал Тёму, хоть он и приходил в себя с каждым шагом. Мила ехала на руках у Ланевского, поминутно порываясь слезть и идти самостоятельно. Но Серёга уверял, что до леса точно донесёт, а там посмотрит. Мы миновали поле, два каких-то редких перелеска, и увидели клин густой дубравы, вытянувшийся в нашу сторону. Я успел заметить, как чёрный волк, тот самый, что первым встретил меня на правом берегу Полоты, пропал между деревьями.
Головин отлип-таки наконец-то от меня, встряхнувшись и подпрыгнув, слово пробуя и оценивая — насколько вернулись силы. Мила переминалась с ноги на ногу, опасливо поглядывая на смыкавшиеся впереди ветви, на которых оставалось уже совсем немного листвы. Основная её масса шуршала и хрустела под ногами золотыми и медными корабликами, в которые превращаются опадающие дубовые листья.
— Сам найдешь дорогу? — старик обернулся на меня через плечо. И глаза были какими-то хитрыми, озорными, молодыми.
— Найду, деда. Это заходил я домой в окно вместо двери, а уж тут-то не заблужусь, — уверенно ответил я и, махнув друзьям следовать за мной, нырнул в лес. Проходя мимо лесника-пасечника мне показалось, что он улыбнулся в бороду.
Никогда не мог понять людей, которые теряются в лесу. Мне всегда было проще заблудиться на незнакомой или даже слабо знакомой улице. В чужом городе — вообще не проблема. Если бы не навигаторы — я бы регулярно терялся в лабиринтах каменных одинаковых коробок и хитросплетении асфальтовых тропинок. Тем более никогда не мог понять, какой бес заставлял градоустроителей ставить в ряд, на одной стороне улицы, один за другим, дома с номерами, например, шесть, семь, девять, пятнадцать и двенадцать корпус три?