Записки некрополиста. Прогулки по Новодевичьему
Шрифт:
...Самолет, на борту которого находился военный корреспондент Петров Евгений Петрович (1902-1942), пролетал недалеко от линии фронта и летчик, по соображениям безопасности, старался держать машину как можно ближе к земле. И он все сбрасывал и сбрасывал высоту, пока не врезался в холм...
Погиб только один человек. И это был Петров. Его похоронили в Севастополе.
(2-23-14)
КРОВЬ ДИКТОВАЛА ПЕРУ
Когда на одной из
Иловайского звали Дмитрий Иванович, значит, если и родственница, то не такая уж близкая. А может, жена?
Даты жизни Д.И. — 1832-1921, а у А.А на плите нет года рождения. И вопрос остался открытым.
Но тут вспомнилось, что у Марины Цветаевой, отец которой в первом браке был женат на дочери Иловайского, есть очерк о семье ее сводного деда — «Дом у Старого Пимена» (в Старопименовском переулке был дом, принадлежавший Иловайскому, вблизи от дома — церковь Старого Пимена).
Перечитываю рассказ. Все становится ясно и... жутко.
Вот его концовка.
«Беда пришла из двери. Стук. А.А. спит. Вторичный, спешный. «Кто там?» — «Иван, дворник, Александра Александровна, дело до вас есть». — «Какое дело? Завтра!» — «Нет, дело неотложное, вы уж, пожалуйста, простите, что беспокою, долго не буду». — «Погоди входить, открою и сейчас лягу».
...Входит. Стоит молча. Глаза не те. А.А. властно и нервно: «Ну?» — Упавшим голосом: — «Да ну же?» Тот в дверь: — «Входи, ребята»
...Пришли шайкой. Пришли за миллионами, а нашли всего только шестьдесят четыре рубля с копейками...
Дом у Старого Пимена кончился... в крови»
...В один из дней 1974 года к нам, в редакцию журнала «Наука и жизнь», приходила писательница Анастасия Ивановна Цветаева, сестра Марины. Анастасия Ивановна у нас бывала, так как не раз печаталась в журнале. Посещения редакции часто сопровождались ее удивительно интересными рассказами и, когда позволяли обстоятельства, я, понятно, не упускал случая послушать.
Так было и в тот день. Память о нем сохранила только то, что рассказывала она о своей статье в каком-то «толстом» журнале. В ней она полемизировала по поводу критики в адрес автобиографических очерков Марины Цветаевой, защищая право писательницы на творческую фантазию, замешанную, конечно, на правде.
«Дом у Старого Пимена» как раз из той самой автобиографической прозы Марины Цветаевой. Ищу поэтому статью А.И.Цветаевой. Она оказалась опубликованной в журнале «Звезда». Искал не зря.«В 1928 г., получив от меня, — пишет Анастасия Ивановна (М.Цветаева жила тогда за границей — прим. автора), — весть, что вдова Иловайского убита, преступники пойманы, идет суд, Марина, не дожидаясь конца суда, — кровь диктовала перу — написала свое видение убийства и так написала, что до конца времен живы в читателях: ночь... страх жертвы... Дрогнула бы Марина, если ей удалось бы узнать, что жертва, пойманная вечером на улице, убита и засунута в угол двора грабителями, захватившими цепочку с ключами от сундуков.
Ее фантастическая душа бродила
Явь: Иловайская Александра Александровна, урожденная Коврайская (1852-1928), жена Д.И.Иловайского, убита бандитами с целью ограбления.
(2-24-10)
ДАЖЕ НЕ ОДНОФАМИЛЬЦЫ
В 1945 на Новодевичьем похоронили Штейнберга Льва Петровича(1870-1945), дирижера, композитора, народного артиста СССР.
Известность он приобрел еще в дореволюционные годы. Дирижировал в Петербурге, в Мариинском театре, по приглашению С.Дягилева участвовал в 1914 году в «Русских сезонах» в Лондоне и Париже. После 1917 стал одним из организаторов оперных театров и филармоний в Киеве, Харькове, Одессе, много лет был дирижером Большого театра в Москве, автор музыкальных произведений, исполняемых и поныне... Словом, знаменит.
Рядом с могилой Л.П.Штейнберга покоится Шапиро Аким Яковлевич(1878-1936). Личность незаурядная. Дворянин, врач-отоларинголог, владелец клиники, в 1-ю мировую войну — фронтовой хирург, Георгиевский кавалер, а в советское время — сотрудник Лечебно-санитарного управления Кремля.
Многие годы на могилу к Шапиро приходил его зять Штейнберг Евгений Львович(1902-1960), историк, профессор, писатель. Он любил пошучивать: «Вот умру, похоронят меня к тестю и на памятнике появится моя фамилия. Люди будут видеть, что в рядом расположенных могилах покоятся Штейнберги. В одной — Лев Петрович, в другой — Евгений Львович и, конечно, решат, что я сын того знаменитого Льва Штейнберга. А ведь мы «даже не однофамильцы.»
(2-25-1,2)
ПОД ТЯЖЕЛОЙ ПЯТОЙ БОЛЬШЕВИЗМА
Такая участь постигла Московский университет, когда в 1920 году его первым назначенным ректором, вместо ранее выбранного, стал приват-доцент Боголепов Дмитрий Петрович(1885-1941).
Назначили Боголепова неслучайно. С юношеских лет он примкнул к революционному движению и с 1907 стал активным членом РСДРП (б), был замнаркома финансов, сотрудником редакции «Правды»...
Задачу перед ректором, превращенным в «декретированного» профессора, поставили архитрудную: лишить университет былой автономии в общественной жизни.
А это значило выкорчевать свободомыслие, убрать либеральную, непокорную профессуру, внедрить преподавательский состав, преданный идеям пролетарской революции.
Новый ректор так определил будущее университета: «наука только для бедных». Это был явный перебор. И пыл Боголепова несколько охладил «сам Ленин»: «наука только для коммунистов».
«Первому коммунистическому ректору» наследие досталось тяжелое. Чего стоят, например, такие факты: действовала домашняя университетская церковь, в третью годовщину Октябрьской революции на здании МГУ демонстративно не были вывешены красные флаги, в зале правления не было портрета Ленина!