Записки нетрезвого человека
Шрифт:
В этой столице Техаса чувствуется провинциальное величие.
А дети - это:
Старшему сыну Володе уже сорок пять лет! Хотя обликом он забавно молод. Я никогда не видел персов. Но когда он, веселый иронист, становится серьезен, на память почему-то приходит что-то некогда читанное поэтическое, персидское.
Младший сын - Алеша. Володе он сводный брат.
Вот он сидит, спиной ко мне, за компьютером. Золотистая в солнечном свете голова. Первый курс университета. Математика, программирование. (Это - от Володи.) Я его не видел уже два года, с тех пор, как Лена и Володя уговорили отпустить его к ним, в Америку. Здесь я узнал его заново. В ленинградской
На свои расходы зарабатывает сам официантом одновременно с занятиями в университете.
Хорошо ли за два года Алеша овладел английским языком - не знаю. Кажется, хорошо, потому что говорит очень быстро. Правда, я тоже говорю быстро, но лишь одну фразу: "Ай донт спик инглиш" ("Я не говорю по-английски").
Третий член семьи - Лена. В доме она главная, так исторически сложилось. С тех пор еще, в годы отказа на выезд, когда они с Володей были безработными в Ленинграде. В это тяжкое время она много взяла на себя.
По первому впечатлению - хохотушка. Но оказывается, проницательно разбирается в людях, любого, как говорится, сечет. Притом натура волевая. И воля ее устремлена на хорошее. Едва узнав о трудностях в жизни знакомых или прибывших в город эмигрантов из России, находит способ помочь. Она преподает в университете русский язык. Как я понял, очень изобретательно.
Из всех супружеских союзов, какие мне известны, этот - Володи и Лены лучший. Жена моя, вот бы нам вовремя научиться у них.
Ну как писать о них, скажите: Володя любит Лену, Лена любит Володю, оба любят свою работу. Алеша любит Володю и Лену, они полюбили его, этого могло бы и не случиться! Опускаю то, как они любят своих друзей, - тех, что остались в Ленинграде, тех, кто за ними следом поехал в Америку, и тех, кто - во Франции, Англии, Португалии, Испании, Италии - но об этом уже было... Изымаю страницу за страницей, где о взрослых детях моих уже сентиментально. О тех, кого мы любим, мы можем рассказать меньше всего.
Я - у детей, а жена в бедствующем Петербурге. И еще советует мне пожить в Техасе подольше, там, мол, погода солнечная...
Она говорит, что с тяжелыми мыслями надо бороться не выпивкой, а хорошими мыслями... Но если они появляются именно после того, как выпьешь? Как, например: "Все забудется, все уйдет в прошлое".
И вины мои.
Не забываются, не уходят.
Утро. Бегущий постук ботинок (Володя), бегущий шелк туфель (Лена), бегущее пошлепыва-ние кроссовок (Алеша). Я - к ним, хоть проводить, доброе утро - доброе утро - доброе утро. Володя - с шуточкой, Лена - с указанием, что мне достать из холодильника на ланч, Алеша - "привет, папочка" - и нет их. Работают они, по существу, с самого утра допоздна, сначала в университете, потом за полночь дома. Я остался один. Вынул из холодильника водки, выпил. Что делать, черные утренние мысли...
Взрослый внук Саша (он живет отдельно от родителей) как-то спросил у них: "Шурик (это я) в какой войне участвовал: в первой или во второй?"
Война была уже позади, а эйфория победы еще не угасла... Душа моя была безоблачно аполитична. А должно, должно было бы понять, что уже совершалось в стране. И многие понимали. И кто-то платил за это страшной ценой.
Когда мне было семнадцать лет, я, помнится, решил: проживу свою жизнь коротко, но - прекрасно. Как именно прекрасно - не задумывался. И покончить с жизнью, пока она не превратится в тусклую, взрослую...
Как радостно, трудно, праведно живут мои дети.
Скоро предстоит с
Володя будет так же сидеть здесь, за компьютером. Молча, долго, за полночь, совершать неведомое мне. Лена - за сочинениями своих студентов. Алеша будет жить отдельно. Где? Как?.. Деревья будут так же шевелиться за окнами. Без меня, для них.
Еще одно слово понял - искупление. Все время пытаюсь что-то искупить трудно.
Но другим-то хуже! Посмотри на эту женщину, едва ходит. А ведь была когда-то, это видно! Держится. Мол, пока еще ничего еще!
Посмотри на этого алкоголика. Его никто не любит, выгнала жена. Его сторонятся прохожие. А ему хоть бы с кем-нибудь поговорить по-человечески!
Посмотри на эту, согбенную, ей прожить бы хоть как-нибудь. Мать больна, лежит уже годы. Мужа нет, дочка недоразвитая. Нехватки, нехватки, на счету копейка. А ты!..
Помогает?
Не получается.
Обратно из Америки в Петербург летел с пересадкой в Нью-Йорке. Здесь, по договоренности с Володей, меня встретил сравнительно молодой человек по имени Ваня. Он подрабатывает тем, что встречает русских, которые не знают английского языка. В России он как политзаключенный отсидел пять лет в лагере с годом ссылки. И жена его сидела пять лет и была сослана в то же место, что и он.
– Вот там и познакомились?
– Мы поженились еще до лагеря, потому и ссылка у нас была общая.
А отец его отсидел десять лет. Сейчас он депутат Верховного Совета России, занимается правами человека.
Вот перед такими - стыдно.
Слабый холмик Матвеевского садика на Петроградской стороне. Если сесть на скамейку в этом садике, а еще не весна и снег сер и небо серо, возникает мысль:
"Жизнь проиграна".
Какое ясное апрельское солнце!.. Стою в очереди, извивающейся сначала в поперечный переулок, потом обратно на людную улицу. Очередь эта змеиная ухитряется во всех своих изгибах стоять затылками к яркому, весеннему уже, солнцу! А повернуться к нему - нельзя, я же часть этой очереди.
Счастливые мгновения жизни - как они мгновенны!
Сегодня женщина шла навстречу в просвете арки. И смотрела прямо на меня. Солнце светило с улицы, женщина была осенена округлым нимбом этой арки и отстранена от городской сутолоки. Беглого взгляда было достаточно, чтобы почувствовать, что она хороша собой. Она смотрела так, словно мы знакомы. Она улыбалась. Но, улыбаясь, так и прошла мимо. Оказывается, она улыбалась не мне, а своим мыслям.
Усталые женщины, усталые девочки, глохнущие на прядильных фабриках. Усталые девочки, усталые женщины в удушливых цехах "Красного Треугольника"... Я постарел. А вы в памяти моей все не стареете.
Единственная была у матери - стеснительная, скромная. По выходным дням ходила на лыжах, Новый год встречала с мамой и телевизором. А годы то шли, то попрыгивали, она уже преподавала в институте, уже и студентки ее повыходили замуж... Когда уезжала в дом отдыха, мать провожала ее до места, а когда пора было возвращаться, мать приезжала туда за ней. Она была единственная у матери - невзрослая, незамужняя.
Полные собою, переполненные собою до краев! Деловые, предприимчивые, валютные, полезные стране люди. Они выхватили глазом то тебя, то меня и косвенно сравнивают с собой, и каждый по-своему наполняется, переполняется еще более. Совками называют они нас. Новыми русскими называем мы их. И вот, ходим между ними, подавленные их ценностью, необходимо-стью стране, переполненностью собою. И смешим их своими неудачами и своей несообразностью ни с чем.