Записки о Литургии и Церкви

Фудель Сергей

Для святых святость не есть совершенство и тем более не осознание себя в нем, а только постоянная устремленность к нему, вернее говоря, к Богу, в покаянии и любви. «Я не почитаю себя достигшим», — говорит апостол (Флп. 3, 13). — «Но стремлюсь, не достигну ли я, как достиг меня Христос Иисус» (Флп. 3, 12). Устремляясь к Богу, человек пребывает в благодати. Поэтому можно сказать, что святость есть благодатность — благодатность действительная, а не по документу или по «занимаемой должности». Это венец — то получаемый, то, может быть, теряемый, то вновь обретаемый в течение жизни. «Грешников бо дотоле грешник есть, доколе грешить не перестанет, — пишет св. Тихон Задонский, — и живет в бесстрашии (греха. — С. Ф.), а когда отстанет от грехов и о грехах кается — уже Божиею благодатию к числу праведных присоединяется» [106] .

106

Цит. по: Богословские труды. С. 166.

Есть две причины оскудения святости. Первая — это нежелание труда очищения души, и тут никакие разъяснения не помогут, только луч Божий может осветить узкий путь. Вторая причина — это наше невежество: мы считаем, что благодатность —

это плата за нравственные труды, за добрые дела, нечто такое, чего мы достигаем по какому–то духовно–юридическому праву, и многие из нас предпочитают не верить в святость, чем приобретать ее этим коммерческим способом. Мы не знаем учения Церкви. Человек спасается по одной милости Божией, через благодать, т. е. даром, а не потому, что он совершает подвиг. Но этот подвиг (или «добрые дела») необходим для того, чтобы доказать свою волю к Богу, свою любовь к Нему, которая только и нужна Ему. В этом сочетании спасения даром и подвига тоже есть непостижимость, как и в святости; их нераздельность — одна из тайн христианства. В 5–м стихе 3–й главы Послания к Титу апостол пишет: «Он спас нас не по делам праведности, которые бы мы сотворили, а по Своей милости», а в 8–м стихе той же самой главы мы читаем: «…дабы уверовавшие в Бога старались быть прилежными к добрым делам: это хорошо и полезно человекам». Все благое в нас — от благодати, и все добрые дела совершаются только через нее и благодаря ей. Но человек должен возжелать исполнения заповедей и предначать это исполнение всей волей, т. е. вложить весь свой труд и усердие, а Господь, видя эту его волю, волю к Нему, тут же посылает помощь благодати, которая и совершает дело. Наша попытка, наше страдание или усилие совершить дело есть подвиг. Подвиг поэтому есть наше усилие поднять совершенно непосильную для нас тяжесть. Поднимает же ее благодать — помощь Божия. Без благодати ничего не совершится, но ее не даст Господь, если не увидит нашего старания, или подвига нашей любви, нашей воли, так как «любовь (есть. — С. Ф.) добродетель воли» (Николай Кавасила) [107] . «…Всякому христианину, — пишет преп. Симеон Новый Богослов, — относительно всех добрых дел, какия делает, надлежит исповедовать, что их совершает Христос, а не он; кто же не так помышляет об этом, тот всуе есть христианин… Все скончавшиеся в святости и добродетели даром спасены, а не за… добродетели свои… Но, чтобы пришел Врач, надобно призвать Его…» [108] .

107

Слова. Вып. 1. С. 49, 65. Вып. 2. С. 65.

108

Арсеньев Н. Преображение мира и жизни в христианской мистике Востока и Запада // Elpis. Warszawa. 1934. № 2. С. 93 (текст значительно видоизменен С. И. Фуделем. — Ред.).

Вот почему в одной древней литургии (Сирийской апостола Иакова) так ясно было выражено это непонятное для нас и такое естественное для того времени сплетение чувства святости и чувства смирения: «Да предстоим в страхе и трепете, смирении и святости. Вот приносится жертвенный дар, и Слава открывается. Небеса открываются, и Святой Дух нисходит на эти святые Тайны, и они проникаются Им. Мы стоим у страшного места вместе с херувимами и серафимами, мы сделались братьями и сослужителями ангелов, вместе с ними совершаем службу огня и Духа» [109] . Эта простота древнего отношения к святости есть результат искреннего сознания, что она обретается не за добродетели, а по милости Божией, даром.

109

Моя жизнь во Христе. Ч. 2. С. 167.

«Святые Тайны называются Божественными Дарами… (они. — С. Ф.) подаются нам Господом совершенно даром, незаслуженно с нашей стороны» (прот. Иоанн Кронштадтский) [110] .

Преподобный Марк Подвижник пишет: «Господь, желая показать, что при всем том, что всякая заповедь обязательна, всыновление, однако ж, даровано людям Его Кровию, говорит: «…когда исполните все повеленное вам, говорите: «мы рабы ничего не стоящие, потому что сделали, что должны были сделать»" (Лк. 17, 10. — С. Ф.). Посему Царствие Небесное не есть возмездие (плата. — С. Ф.) за дела, но благодать Владыки, уготованная верным рабам» [111] . Видя Кровь Божию, человек понимает, что только ею он спасается, только ради нее получает благодать. В литургии первых веков была такая молитва перед причастием, говорящая о простоте восприятия святости: «Помяни Господи, Церковь Твою, чтобы сохранить ее от всякого зла и усовершить в любви Твоей. И собери ее от четырех ветров, освященною в Царствие Твое, которое Ты уготовал ей. Ибо Твоя есть сила и слава во веки! Да приидет благодать и да прейдет сей мир! Осанна Богу Давидову! Если кто свят, то пусть приступает. Если же нет, то пусть покается. Маранафа (Ей, гряди, Господи! — С. Ф.) Аминь» [112] .

110

Добротолюбие. М., 1905. Т. 1. С. 538.

111

Близкий к приведенному тексту перевод см. в кн.: Раннехристианские церковные писатели. М.: Ин–тербук, 1990. С. 12. — Ред.

112

В оригинале, по–видимому, ошибка: «состояние». — Ред.

«Если кто не свят, тот пусть покается» — вот святейшая простота первохристианства, потерянная нами. Святость — это то, в чем должно быть наше стояние [113] перед Богом. Мы в наше холодное время не хотим святости, боимся ее, не понимаем ее, а она есть всего только устремленность любви к Богу, и именно в разрешении для каждого из нас и для всей Церкви вопроса о святости лежит будущее и нас и Церкви. Не на международных съездах решается судьба и будущее христианства, а только в подвиге покаяния каждого и всех, в их Голгофе и воскресении, в их святости. И это опять–таки больше всего открывается в литургии, которая, по слову одного западного епископа (кардинала Монтини), есть «школа святости».

113

Св.

Иоанн Златоуст. Беседа на Пятидесятницу, 2 // Творения. СПб., 1899. Т. 2, кн. 1. С. 519.

Глава 12

В промежутке между первой и второй частью Херувимской священнослужители берут приготовленные во время проскомидии на жертвеннике Святые Дары и переносят их на престол. Это {священнодействие} именуется «Великим входом» и знаменует восхождение Иисуса Христа во Иерусалим. Переносятся Дары через амвон, чтобы вся Церковь участвовала в этих проводах Господа на Голгофу. «Вот, мы восходим во Иерусалим, — сказал Он, — и совершится все, написанное через пророков о Сыне Человеческом, ибо предадут Его язычникам и поругаются над Ним, и оскорбят Его, и оплюют Его, и будут бить, и убьют Его; и в третий день воскреснет» (Лк. 18, 31—33). Восходящего на смерть Господа священнослужители призывают «помянуть» в Царстве Его всю земную Его Церковь: и епископство православное, «вас, и всех православных христиан, да помянет Господь Бог во Царствии Своем…» Так разбойник, видя умирающего Господа, молился Ему: «Помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое» (Лк. 23, 42)! Через покой и свет Херувимской песни у лее видна Голгофа и Христа, и Его Церкви. Так было и в земном странствии Господа. Было Его Преображение на горе Фавор — обнаружение Его божественной силы и славы, чтобы ученики Его, помня об этом на Голгофе, знали, что она, Голгофа, следствие не бессилия Его, а свободы и любви, что страдания Его — вольные. «На горе преобразился еси», — поется в праздник Преображения, — чтобы, когда «Тя узрят распинаема, страдание… уразумеют вольное, мирови же про–поведят, яко Ты еси воистинну Отчее сияние». Ставя священную чашу и дискос на престол, священник произносит: «Благообразный Иосиф с древа снем пречистое Твое Тело, плащаницею (полотном. — С.Ф.) чистою обвив, и благоуханьми, во гробе нове покрыв, положи». Сейчас в алтаре — точно снятие со креста и положение во гроб Тела Христова.

Поставив чашу и дискос на престол и окалив их, священник говорит и эти слова из 50–го псалма: «Ублажи, Господи, благоволением Твоим Сиона, и да созиждутся стены Иерусалимския». По мысли некоторых святых, это есть молитва о созидании Церкви — Сиона Божия. После этого священник говорит диакону: «Помяни мя, брате и сослужителю». Диакон отвечает: «Да помянет Господь Бог священство твое во Царствии Своем» — и тут же добавляет уже о себе: «Помолися о мне, владыко святый». Священник говорит ему: «Дух Святый найдет на тя, и сила Вышняго осенит тя». Это слова ангела Пресвятой Деве во время Благовещения. Диакон отвечает: «Тойже Дух да содействует нам вся дни живота нашего» — и еще раз взывает в веянии божественного страха: «Помяни мя, владыко святый». И священник, благословляя его, говорит: «Да помянет тя Господь Бог во Царствии Своем».

Во время следующей затем просительной ектеньи священник молится: «Господи Боже Вседержителю… приими… моление… о наших гресех и о людских неведениих и сподоби нас обрести благодать пред Тобою, еже быти Тебе благоприятней жертве нашей и вселитися духу благодати Твоея благому в нас, и на предлежащих дарех сих (хлебе и вине. — С. Ф.), и на всех людех Твоих». Ведь уже приближается время совершения Таинства. Окончив ектенью, диакон говорит: «Возлюбим друг друга, да единомыслием исповемы…», а хор, заканчивая фразу, поет: «Отца и Сына и Святаго Духа, Троицу единосущную и нераздельную».

Мы должны возлюбить для того, чтобы единомысленно исповедовать веру. «Любовь есть источник веры», — говорил преп. Иоанн Лествичник. «Любовь есть корень, источник и матерь всего доброго», — говорил св. Иоанн Златоуст [114] . «Все труды и подвиги, которые начала и конца своего не имеют в любви с духом сокрушенным, тщетны и бесполезны», — пишет преп. Симеон Новый Богослов [115] .

«Начала и конца»… Любовь есть не только завершение христианского пути, его венец, что подвижники называют «любовь совершенная», но и начало его — практическое начало каждого движения на нем, каждого шага и действия, молитвы и труда. В начале пути и любовь будет «начальная», но без даже самой малой любви этот путь не начнется или внутренне прервется. А многие люди и в ваше время этого не понимают, спокойно пребывая в своем «келейном» правиле — во внешне понимаемом религиозном труде. Они видят в этом суть монашества, в то время как, например, первый пункт древнего монашеского устава (преп. Макария Александрийского) читается так: «Воины Христовы так должны располагать шествие свое, чтобы во всем являть совершеннейшую любовь» [116] .

114

Слова. Вып. 2. С. 8.

115

Древние иноческие уставы. М., 1892. С. 205.

116

Цит. по: Богословские труды. С. 169.

Любовь — это первоисточное благо, а тем самым не–любовь — первоисточное зло. Не нарушение послушания или воздержания было исходной причиной грехопадения Адама. Это были явления уже производные. Адамово падение {состояло} в нарушении любви к Богу, пишет митр. Николай Кавасила. Для того и «Бог Слово… перешел в другую природу (вочеловечился), чтобы… человек возлюбил Бога» [117] . Не–любовь есть причина падения — первородный грех [118] . Любовь — цель Боговоплощения и спасения людей. Об этой цели пишет преп. Максим Исповедник: Христос перенес все искушения, начиная от искушения диаволом в пустыне и кончая Голгофой, — все для того, чтобы человек пошел дорогой любви, чтобы он принял любовь как «древо жизни». Христос, пишет святой, «до смерти по–человечески подвизавшись за заповедь любви и одержав совершенную над диаволом победу… Такова была цель у Господа, чтоб Отцу быть послушну даже до смерти… храня заповедь любви… Сию… победу Он нам подарил… лукавым демонам всегда противоборствовать посредством любви» [119] .

117

Смысл фразы не вполне ясен. Вероятно, следовало бы: «Не–любовь, [118] первородный грех, есть причина падения». — Ред.

118

119

Добротолюбие. М., 1900. Т. 3. С. 140–142.