Записки об Анне Ахматовой. 1952-1962

Чуковская Лидия Корнеевна

– Вам, с вашей высокой техникой, это не составит труда, – объясняла редакторша. – Я выбрала для вас самые разные… Я уверена, вам понравятся… Вы будете довольны… Я придерживалась вашего вкуса…

(Словно речь идет о материи на платье, и продавщица подбирает подходящие цвета для дамы-покупательницы!)

Анна Андреевна внимательно прочитала подстрочники один за другим. Потом попросила редакторшу указать возле каждого стихотворения, какой где размер.

Та заметалась.

– Я не умею… я недостаточно овладела теорией… я занимаюсь этим недавно… я замещаю.

Анна Андреевна сняла очки, аккуратно собрала подстрочники и уложила их в сумку. Потом спросила у редакторши, когда договор. О договоре та знала столько же, сколько о размерах.

Анна Андреевна смолкла, явно ожидая, когда посетительница уйдет. На лице – оледенелый

гнев.

Редакторша поднялась, я проводила ее в переднюю и заперла за нею дверь.

Когда я вернулась, Анна Андреевна уже снова лежала на спине, широкая, на своей неширокой постели.

– А помните, – спросила я, – очень давно, в Ленинграде, вы говорили, что никогда не станете переводить?

– Да, помню. – И, медленным голосом: – Теперь-то мне уже все равно, а в творческий период поэту, конечно, переводить нельзя. Это то же самое, что есть свой мозг.

31 августа 52 Несколько дней назад я забежала на минуточку к Анне Андреевне.

Она с распущенными волосами, только что после ванны. Вернулась из Крыма Нина Антоновна – веселая, энергичная, красивая, загар, как шоколад. Мне показалось, Анна Андреевна тоже повеселела.

Нина Антоновна командует ею с заботливой свирепостью:

– Не сидите после ванны так близко от окна. Пересядьте, дует.

– Вы надели не то ожерелье. Сейчас подам другое. Не ленитесь, наденьте.

– М-me, вы забыли, что вам до конца жизни запрещена ветчина.

Анна Андреевна слушается кротко и радостно [10] .

4 сентябр я 52 Вчера я была у Анны Андреевны.

Она показала мне экземпляр своей книги – той, уничтоженной. Ей ее подарил Сурков, а титул украшен драгоценным автографом Еголина. Построен сборник так же, как и «Из шести книг»; есть и незнакомый мне отдел: «Нечет», на который я сразу накинулась*. Но Анна Андреевна вынула у меня книгу из рук, заявив, что ей скучно так сидеть: «лучше я расскажу вам о Пушкине».

10

Речь идет о книге стихотворений Ахматовой, уже подписанной к печати в 1946 году и срочно уничтоженной после Постановления ЦК. Несколько экземпляров из отпечатанного тиража, однако, сохранились, и один оказался сначала у А. М. Еголина, а потом у А. А. Суркова.

А. М. Еголин – деятельный гонитель Ахматовой. После Постановления ЦК он выступил против нее с погромной статьей в журнале «Звезда», 1946, № 10. О Еголине подробнее в предисловии («Немного истории») и «За сценой»: – Примеч. 1978 г.

М. В. Латманизов в своих записях «Разговоры с Ахматовой» («Русская литература», 1989, № 3, с. 73) сообщает другое имя владельца уничтоженной книги: В.Ермилов. – Примеч. 1991 г.

Она по-своему анализирует обстоятельства, приведшие к дуэли. Исходит она из того, что роман Дантеса с Наталией Николаевной длился не два года, как принято полагать, а всего полгода.

Пушкин угадал автора анонимных писем – Геккерна – и убедил в его авторстве Бенкендорфа и царя; но на этом удачи его наступления кончились. Женитьба на Екатерине Гончаровой, к которой Пушкин принудил Дантеса, на самом деле вполне устраивала жениха, потому что Наталию Николаевну он уже не любил, а женитьба на девушке хорошей фамилии была ему необходима. Геккерн и Дантес, в противовес пушкинской, создали собственную версию этой женитьбы: Дантес, мол, героически женится на Екатерине Гончаровой во имя своей высокой страсти к Наталии Николаевне: чтобы быть поближе к любимой женщине. Этой версией они уничтожали пушкинскую, для Дантеса позорную.

Говорила Анна Андреевна с большой горячностью.

– Пушкин, который даже Музу свою не подпускал к своему семейному очагу! и вдруг царь унтер-офицерскими лапами лезет в его семейную жизнь и делает замечание Наталии Николаевне, «предостерегая ее отечески»! Мог ли он это перенести? [11]

Любовную связь Пушкина с Александриной Гончаровой Ахматова отвергает решительно.

Рассказала мне также о дневнике Александрины, найденном в Австрии во время войны.

11

Этот

разговор имеет прямое отношение к неоконченной работе Ахматовой «Гибель Пушкина» – см. ОП, с. 110.

Из него явствует, что Наталия Николаевна виделась с Дантесом, уже сделавшись Ланской.

– Конечно, она в ту пору была уже старая толстая бабища, так что никакие зефиры и амуры тут ни при чем. Ей просто захотелось дружески побеседовать с человеком, который убил ее мужа и оставил сиротами ее четверых детей [12] .

Я спросила, прочитала ли Анна Андреевна «Грибоедова и декабристов» Нечкиной – книгу, которая мне кажется очень интересной, хотя Тамара Григорьевна считает ее неубедительной, «это собственно целый том одного лишь «и» – Грибоедова в книге нет, декабристов тоже нет, а на сотни страниц тянутся обоснования для «и»» [13] .

12

Об этом эпизоде рассказала Анне Андреевне известная пушкинистка Т. Г. Зенгер-Цявловская. Через некоторое время Цявловская сама усомнилась в истинности своего сообщения. Действительно ли Н. Н. Ланская, гостя у своей сестры в Австрии, в Бродянах, лично встретилась там с убийцей Пушкина – этот факт и по сию пору считается пушкинистами неустановленным. См. ОП, с. 119 и 280–281.

13

О Тамаре Григорьевне Габбе см. «Записки», т. 1, «За сценой»: ⁵⁹.

– Тамара Григорьевна права, – ответила Анна Андреевна, – но дело обстоит еще хуже: какой длины ни тянулось бы «и», я все равно не верю, что Грибоедов был декабристом. Его дальнейшая карьера опровергает такое предположение. Они никогда не позволили бы ему сделаться блестящим дипломатом, если бы он принадлежал к тайному обществу… Вспомните, какую жизнь они устроили Катенину⁶.

Почему-то – не знаю уж, почему – мы заговорили о грубости. Анна Андреевна сказала, что единственное место, где с ней неуклонно и постоянно грубы, – это Ленинградское отделение издательства «Советский писатель».

– Грубость апокалипсическая! Секретарша называет меня Анной Михайловной. Я звоню раз в месяц, а она кричит так, будто я сегодня уже шесть раз звонила. Эта баба прислала мне письмо с надписью на конверте: «А. Ахматовой». Я этот конверт храню… [14] А в других местах, всюду, в Гослите здесь и в Гослите в Ленинграде, в «Советском писателе» здесь – всюду со мной безупречно предупредительны и вежливы.

Она осведомилась, как идут мои хлопоты об Эмме Григорьевне; я доложила; она вникала во все подробности. Я сказала, что в удаче не уверена, но попытки буду продолжать [15] .

14

Хранит как знак невежливости. Анна Андреевна полагала – в соответствии с представлениями интеллигентных людей ее времени – что на конверте (или в обращении) имя и отчество каждого человека надобно писать в развернутом, а не в сокращенном виде.

Об употреблении имени поэта в печати см. примеч. на с. 90–91.

15

Э. Г. Герштейн долгие годы жила на случайные заработки; друзья – в том числе и я – пытались приискать для нее работу более или менее постоянную. О ней см. «Записки», т. 1, «За сценой»: ⁵⁸.

– Только бы удалось! – сказала Анна Андреевна со вздохом. И добавила:

– Вы заметили? Делать зло легко, оно удается всегда, а вот сделать хоть что-нибудь доброе очень трудно. Одна дама уверяла меня, что, напротив, делать добро легко, но я думаю, она просто не пробовала. Как вы полагаете?

29 декабря 52 Сегодня по телефону светлый голос Ахматовой.

– Что не приходите?.. А я сейчас еду в больницу, к Борису Леонидовичу. Что ему от вас передать?