Записки об Анне Ахматовой. 1963-1966
Шрифт:
Аничка говорит: Анне Андреевне в Домодедове очень понравилось, она была довольна и весела (хотя ехать туда не хотела). Приехали 3-го, 4-го провели очень хорошо. Ночь с 4-го на 5-е спала, обе они спали, утром проснулись веселые, много смеялись. Нина Антоновна ушла завтракать в столовую, а Анне Андреевне подали завтрак в комнату. За едой она почувствовала себя нехорошо. Вернулась Нина Антоновна, вызвали врачей. Через 1 1/2 часа она скончалась. По-видимому, это был новый инфаркт. Отек легких, удушье, конец.
Аничка сделала мне подарок: рассказала, что когда 19-го она и Толя везли Анну Андреевну из больницы на Ордынку, Анна Андреевна, увлеченная волей и ярким, весенним солнечным днем, попросила, чтобы ее повезли в сберкассу – прокатиться и получить деньги. Толя и Аня ее урезонили: доктор велел сразу ехать домой, не уставать. Тогда она
– Я еще что-нибудь придумаю! Поедем к Лиде!
Я сказала Ане, что она должна многое записать. «Я не умею». – А вы пишите не умея, но пишите. Ну, например, восстановите вашу с ней поездку в Англию. Оказалось, у Анички даже дневник был, и каждый день там описан. Она очень смешно, девчоночьи, гимназически, рассказала о Глебе Струве.
Оказывается и у Анны Андреевны был Дневник! Аня сказала, что там есть записи о последних днях и новые стихи! [210] Да, еще, Аня мельком произнесла: – Акума мне говорила, что не следует записывать прямую речь!
(А я-то… Но ее прямая речь была точна, как стихи, и записывалась легко.)
8 /III 6 6 вечер Новые вести: в Ленинграде будут отпевать не в Спасо-Преображенском, а в Никол-Морском (Садовая, у Крюкова моста).
210
См.: Записные книжки Анны Ахматовой (1958–1966)/ Сост. и подг. текста К. Н. Суворовой. Вступ. статья Э. Г. Герштейн. М.; Torino: Einaudi, 1996.
Здесь в церкви у Лаврушинского переулка и еще в одной служили панихиды.
В «Литературке» хорош Паустовский, в «Известиях» – Твардовский [211] . Уже открыто называют ее великой и бессмертной. Давно уже я понимала, что ей надо только умереть, чтобы ее признало и начальство.
Завтра утром – можно проститься с ней при переносе из морга в автобус, который отвезет ее на аэродром. Очень хочу. Если бы можно было приехать на машине, увидеть ее, проститься, и – обратно в ту же секунду.
211
Речь идет о статьях: К. Паустовский. Великий дар // АГ, 1966, 8 марта; А. Твардовский. Достоинство таланта // Известия, 1966, 7 марта.
Раиса Давыдовна обещала позвонить.
9/III 6 6 утро Нет, кто-то – Бог? или они? – не хочет.
Перед отъездом ее в санаторий я позвонила, чтобы повидаться, и опоздала на 10 м.
Сегодня я встала в 8 ч. утра, была на ногах, одета, готова.
В 10 ч. позвонила Раиса Давыдовна, что едет оттуда за мной, гроб открыт, проститься можно. Я спустилась к машине: я, она, Владимир Александрович Рудный [212] . Ехала минут 20. Дворик, толпа, но вполне проходимая. Из знакомых – Володя Глоцер, Таня Литвинова, Наталья Ивановна Столярова. Меня встретил Лев Зиновьевич Копелев и провел к каким-то дверям. Они оказались закрыты. Оставив меня с Раисой Давыдовной и Владимиром Александровичем, он побежал куда-то. В это время говорил Ефим Григорьевич Эткинд. Я не слушала. Вместо голоса Эткинда – голос Ардова. О том, что гроб сейчас цинкуют и он просит всех разойтись. Но мне дверь открыли. Я вошла – лесенка, направо, комната, за ней видна еще одна. Подошли Ника, Юля, Любовь Давыдовна. Аничка с порога второй комнаты всплеснула руками.
212
Писатель В. А. Рудный (1913–1984) жил в одном доме с Лидией Корнеевной, в соседнем подъезде.
Поздно. Гроб оцинковали.
Я уехала.
Вечер. В Ленинградской делегации были Олег Шестинский и Сергей Орлов. Панова? Не знаю, это было бы плохо, она не любила Анну Андреевну, Анна Андреевна ее терпеть не могла… Воронков в Союзе говорил: – Главное, чтобы все было быстро [213] .
Это он помешал мне ее
13 /III 66 Вчера была Ника, вернувшаяся из Ленинграда с похорон. Кое-что по телефону рассказал Лев Зиновьевич Копелев. Кое-что Шура – оттуда.
213
Сергей Сергеевич Орлов (1921–1977), поэт. Константин Васильевич Воронков (1911–1984) – орг. секретарь Союза писателей СССР.
В общем, Ленинград проводил ее стройно и многотысячно. В церкви у Николы Морского, где гроб стоял 9-го вечером и 10-го первую половину дня, перебывали тысячи. В ЦДЛ тоже множество – писателей и толпы. Толпа часами стояла у дверей, ожидая впуска, хотя выдалось 18° мороза.
В Союзе говорили Дудин, Берггольц, Майя Борисова [214] ; Жирмунскому почему-то не дали слова; на кладбище – Михалков, Тарковский; где-то не помню от Пушкинского Дома – Алексеев [215] .
214
Майя Ивановна Борисова (р. 1932) – ленинградский поэт.
215
Некролог академика М. П. Алексеева (1896–1981) впоследствии был напечатан во «Временнике Пушкинской Комиссии АН СССР…» (Л.: Наука, 1967).
После похорон близкие собрались в «Будке» и там тоже была служба.
Гримасы были: старухи, шныряющие у гроба в церкви с жадными вопросами; какие-то молодчики из кино и фото, которых тщетно гонял Лев. Нина Константиновна Бруни на первом плане у гроба в качестве безутешной вдовы, хотя Анна Андреевна ее не выносила и подозревала в черном грехе; лжесвидетель Логунов [216] , распоряжающийся от имени Литфонда и едущий в одном автобусе с Бродским… Все дни, что гроб стоял в Ленинграде, шла война за то место на кладбище в Комарове – красивое, под соснами на поляне – которое выбрали мальчики: председатель чего-то в Сестрорецке хотел предоставить другое, с краю, у дороги. Миша Ардов в этой борьбе победил.
216
Ф. О. Логунов, заместитель директора Эрмитажа по хозяйственной части, выступал как свидетель обвинения на процессе Иосифа Бродского.
Трогательна была молодежь; ее и в Соборе, и на кладбище – 3/4.
14/III 66+ Письмо от Дара: о том, что со смертью Ахматовой кончилась эпоха.
«Россия без Пушкина…» [217]
Но к счастью существуют молодые, воспринявшие, вопреки всему, великую традицию русской поэзии.
Ничто не погибло. Есть сыновья не только у Долматовского, но и у Ахматовой.
С ужасом слушаю толки о том, что меня хотят сделать членом Комиссии. Верила бы в Бога, молилась бы: пронеси Господи! Работа в Комиссии будет для меня еще одной помехой на пути к моим дневникам, к записям об Анне Андреевне. Их переписать могу только я; а переиздать без ошибок «Белую Стаю» и пр. – многие.
217
Из письма Н. В. Гоголя к П. А. Плетневу: 28 (16) марта 1837. Рим.
А мой жанр (на 60-м году жизни я это поняла) – воспоминания, дневники, портреты. Чужая судьба, проведенная сквозь сердце.
20/III 66 + Вчера у меня была Л. Я. Гинзбург. Снова – о тысячах в Никольской церкви, о толпе перед Союзом. Добавила, что речь Берггольц была не только плоха (как сказала мне по телефону Шура), но и все о себе: как она, Ольга Федоровна, в самые трудные годы была рядом с Анной Андреевной… Мои записи начинаются в 38-м году; тогда Анна Андреевна говорила о ней дурно, и я ни разу ее там не видала.