Записки опального директора
Шрифт:
Несколько лет она верой и правдой служила Диме и его семье. Нужно отдать им должное: они выполнили своё обещание и оформили для Бори и его жены Тани приглашение на работу.
65
Несмотря на то, что большинство наших родных и близких успели покинуть рухнувший Советский Союз и судьба разметала их по разным странам и континентам, душа болела за Россию. Я жадно ловил любую информацию о стране, где родились и умерли родители, где прошла большая часть моей жизни, где погибли мои братья и зверски была расстреляна вся родня.
Россия... Для кого-то мать, для кого-то мачеха. Жизнь наша, память наша, боль наша. Как бы мы не были далеки от неё, а вести оттуда ловим и мыслями
возвращаемся. Каждый день, в шесть утра по московскому времени (у нас это десять вечера) я включал свой коротковолновый «Grundig» и слушал «Голос России», который часом позже дополнялся более объективной информацией «Радио Свободы» и французского радио на русском языке. Новости были одна другой печальнее.
Жизнь стала трудной и опасной для большинства. Опасной непредсказуемостью будущего. Финансово-экономический кризис, начавшийся в начале девяностых, набирал силу и, казалось, ему не будет конца. Общество разъедала коррупция. Она поразила все эшелоны государственной власти. Промышленность пришла в полный упадок. Люди, которые за бесценок скупили ваучеры и стали владельцами заводов и фабрик, не смогли запустить их на полную мощность. Были разорваны все экономические связи. Из года в год росла безработица. Рабочим и служащим по полгода не платили зарплату. Миллионы людей стали жить натуральным хозяйством, в основном за счёт приусадебных участков. Особо трудной стала жизнь пенсионеров. Средняя московская пенсия была чуть больше четырёхсот рублей. Примерно 20 долларов, а на периферии ещё меньше. Пенсионеры практически лишились бесплатной медицины. Даже для инвалидов и участников войны, которым сохранили льготы на бесплатные лекарства, установили месячный лимит, который был достаточен на получение только самых дешёвых лекарств исключительно отечественного производства. Заболеваемость росла невиданными ранее темпами. Только по туберкулёзу за последние пять лет отмечен рост в десятки раз. Смертность значительно превысила рождаемость.
Понятие «демократия» скомпрометировано так, как никогда раньше. При Ельцине не стало цензуры, пришла полная свобода слова, собраний, митингов. Может быть даже излишняя свобода. Ею, например, и баркашовцы, и другие антисемиты во всю пользовались. И фашисты тоже. В московских газетах, которые нам часто привозили из Нью-Йорка, непристойно ругали президента. Читал я эту критику и думал: «Вы же его выбирали, за него голосовали, чего же теперь ругаете - это ваш выбор».
Однако, эта свобода слова на режим не влияла. Теперешние демократы значительно превзошли бывших партийцев в умении жить ни в чём себе не отказывая, в лицемерии, способности завораживать народ сказками о замечательном будущем. Люди, пришедшие к власти, оказались для большинства населения намного хуже предшественников. Самое отвратительное, что это были те же самые бывшие
секретари партийных комитетов разных уровней, номенклатура ЦК и обкомов партии. Как и раньше, они говорили одно, делали другое, а думали о третьем. В России была свобода, но не было демократии.
Рейтинг президента постоянно падал. Особенно на него повлиял расстрел парламента в октябре 1993-го года. После залпов из танков по Белому дому звезда Ельцина замигала, как перегорающая лампочка, а после бесславно проигранной чеченской войны 1994-95г.г. совсем потухла. Положение усугублялось прогрессирующей болезнью главы государства. В конце 93-го, во время поездки в Китай, его разбил инсульт. Отнялись рука и нога. Когда, в начале 1995-го года, началась предвыборная гонка, мнение врачей было однозначным: «участие в выборах смерти подобно». Казалось, что Ельцин не рискнёт выставить свою кандидатуру.
Но так только казалось. Президент решился идти ва-банк. Напряженный график, частые поездки, выступления усугубили болезнь. Два следующих один за другим инфаркта он перенёс в самый разгар компании. Последний случился в Калининграде в конце июня 1996-го года, а в начале июля предстоял второй тур выборов. Если бы Ельцин лёг в больницу,
Такое, наверное, только в России возможно. Мощная пропагандистская машина, управляемая финансовыми алигархами, взяла под защиту Ельцина. И ничто не могло ей в этом помешать. Ни здоровье президента, ни опросы общественного мнения, согласно которым только 7% населения оказывало ему поддержку, ни сравнительно высокий рейтинг коммуниста Зюганова, победа которого на выборах тогда казалась наиболее вероятной.
Целенаправленная пропагандистская антикоммунистическая компания сделала, казалось, невозможное: Ельцин был вновь избран президентом. Показанная по телевизору инаугурация привела в ужас всю страну. В верности народу клялся живой труп, новый Леонид Ильич.
Только после выборов Ельцин, осознав безысходность своего положения, согласился на операцию, которая была блестяще выполнена российскими
кардиохирургами при помощи и содействии американских специалистов. Неминуемый фатальный исход был предотвращён, но чрезмерные нагрузки по руководству государством ему, конечно, были противопоказаны.
Трудно было ответить на вопрос, что ждёт Россию в ближайшем будущем.
66
Наши дети изо всех сил трудились и самоотверженно сражались за пристойную жизнь в Америке. Сменив несколько бухгалтерских должностей в различных организациях Баффало, Верочка убедилась, что эта нелёгкая и очень ответственная работа не сможет решить возрастающие финансовые проблемы их большой семьи. Володя хоть и выполнял работу соответствующую инженерной позиции, получал зарплату техника, которая была примерно такой же, как и у неё.
На помощь детей рассчитывать не приходилось. Наташка недавно закончила школу и стала студенткой университета, но ещё нуждалась в родительской поддержке, а подрастающие школьники Игорь и Анечка требовали всё больших затрат. Если дети Верочки ещё пытались подрабатывать разноской газет и бебиситорством, помогали выполнять домашнюю работу и хорошо учились, то Игорь от выполнения каких-либо обязанностей в семье отказывался, требовал к себе повышенного внимания и, по-прежнему, не отличался прилежностью в учёбе.
Расходы на выплату моргича и содержание семьи явно превышали наличные доходы. Попытки Володи подработать на ремонте и реставрации автомобилей не увенчались успехом и Верочка приняла трудное решение менять специальность, полученную в американском колледже, переучиваться.
В то время единственной специальностью, которой можно было относительно быстро овладеть и на которую сохранялся пока стабильный спрос было программирование. Это была «профессия века». В последние годы в программисты пошли все - физики и лирики. Среди эмигрантов бытовала поговорка: «В программисты я пошёл, пусть меня научат». В Нью-Йорке и других городах появилось бесконечное количество курсов и школ, где учили «на программиста», но научиться этому было не так уже и просто..
Во-первых, на это нужны были деньги. Сравнительно дешёвые девятимесячные курсы стоили несколько тысяч долларов. Во-вторых, в Баффало таких курсов не было, а главное: эта наука далеко не всем давалась. Многие после
окончания курсов и компьютерных школ так и не смогли найти работу по этой специальности или лишались её через какое-то непродолжительное время.
Здесь на замечание босса: «Вы ничего не знаете» нельзя ответить, как было принято у нас: «Но я учила». Идти в программисты нужно с открытыми глазами. Нет программиста вообще, как и нет инженера или врача вообще. Нужно трезво оценить, что ты знаешь и можешь, что ты хочешь и на что можешь рассчитывать в будущем.