Записки опального директора
Шрифт:
Заведующий клубом, Валентин Иванович Мухин, принял нас в своём просторном кабинете и без предисловий предложил мне стать его заместителем. Эта должность уже насколько месяцев была вакантной и это сказывалось на работе клуба. От Лидии Смыковой он узнал, что я занимался клубной работой в госпитале и этого было достаточной для него рекомендацией.
Я объяснил ему, что приехал всего на две недели и должен вернуться в госпиталь, где меня ждёт такая же работа, в которой нуждаются больные и госпитальное начальство. Валентин Иванович с пониманием отнёсся к моему объяснению, но всё же упросил поработать хотя бы пару недель и
Работы в клубе было много и она оказалась интересной. Станция Прохладная находилась на магистрали, соединяющей центр страны, охваченный пламенем войны, с Закавказскими республиками, являвшимися глубоким тылом. Туда, в тыл, эвакуировались не только промышленные предприятия и военные заводы, но и учреждения культуры, музеи, филармонии, театральные коллективы, симфонические и эстрадные оркестры. Многие из них останавливались на таких узловых станциях, как Прохладная, чтобы заработать здесь немного денег и отдохнуть.
Никогда раньше на сцене Прохладненского желдорклуба не выступало столько именитых театральных коллективов, концертных бригад, оркестров и выдающихся артистов, как в эти месяцы войны.
Нужна была большая работа по подготовке клуба к этим выступлениям, организации зрительской аудитории, продаже билетов. Всей этой и различной другой клубной работой я и занялся.
Служебные дела увлекли меня и я занимался ими с утра и до поздней ночи. Кроме удовлетворения работой, получал ещё большое удовольствие от возможности смотреть и слушать замечательных артистов и выдающихся исполнителей. Я не только сам пользовался этой возможностью, но и предоставлял её своим друзьям и тем добрым и отзывчивым людям, что приютили нас здесь. Билеты на концерты и спектакли были дорогими и у них не было возможности покупать их в кассе. У меня же было право выписывать контрамарки на целый ряд кресел, на которые билеты не продавались. На специальных бланках я ставил свой штампик: «Зам. зав. желдорклуба ст. Прохладная» и расписывался. Этого было достаточно для пропуска в зал без билета. Такие пригласительные билеты на бесплатные просмотры вечерних представлений получали руководители города, отделения дороги, корреспонденты газет, деловые люди и специалисты от которых зависела успешная деятельность клуба.
Николай Павлович, Вася, Лида Смыкова, Таня Власенко и Надежда Васильевна оказались в этом перечне и чаще других пользовались такой возможностью.
Запомнились гастроли киевского Русского драматического театра имени Леси Украинки, художественным руководителем которого был тогда народный артист СССР Хохлов. В труппе было много известных народных и заслуженных артистов Украины. Все спектакли театра на сцене клуба проходили при переполненном зале. Я и мои друзья просмотрели весь его репертуар и получили от этого огромное удовольствие.
В то время модной была джазовая музыка и мы имели возможность побывать на концертах эстрадных оркестров Украины, Белоруссии и Москвы. Мне никогда раньше не приходилось видеть и слушать концерты такого уровня, я не представлял себе до этого, что они могут доставлять такое эстетическое наслаждение.
По выходным дням, а нередко и после вечерних представлений в клубе, мы собирались вместе на одной из наших квартир, где обменивались новостями, обсуждали возникающие проблемы и просто общались. Женщины угощали нас вкусными блюдами, мы слушали грамзаписи,
Валентин Иванович, директор клуба, был доволен моей работой и часто высказывал похвалу в мой адрес. Он всё больше уговаривал меня остаться в клубе до конца войны и обещал помочь с заочной учёбой в университете.
Война в Прохладной почти не чувствовалась. После прошлогодней неудачной попытки с ходу взять Грозный и Моздок, чтобы отрезать Баку от центра, немцы не предпринимали здесь более активных действий. Все их силы тогда были сосредоточены на Сталинградском направлении. Даже воздушные тревоги здесь объявлялись редко, а бомбёжек совсем не было. Меньше чем в других местах чувствовался и недостаток продуктов. При каждом доме были приусадебные участки, которые обеспечивали в достатке картофелем и овощами. Большинство жителей имели корову и держали свиней. На рынке было изобилие фруктов по довольно низким ценам.
Разгром немцев под Москвой вернул людям веру в мощь нашей Армии и надежду на скорое окончание войны. Обстановка в городе была сравнительно спокойной и ничто не предвещало какой-нибудь реальной опасности.
Надежда Васильевна относилась ко мне по-матерински тепло. Она звала меня Толичек, как и погибшего своего сына, и я постоянно чувствовал её заботу и внимание. Наверное, у неё была потребность отдавать кому-то свою не растраченную материнскую любовь. Когда я начинал разговор о возвращении в Баку, она со слезами на глазах просила меня забыть об этих своих намерениях.
– Чем тебе плохо у нас?
– повторяла она часто.
Мне иногда даже казалось, что она затаила обиду за мою неблагодарность и непонимание её материнских чувств. Становилось совестно и я старался реже возвращаться к этой теме.
Как-то Лида Смыкова завела осторожный разговор о возможности остаться в Прохладной. Кроме доводов которые приводили Валентин Иванович и Надежда Васильевна, она сослалась на привязанность ко мне Николая Павловича, который здесь фактически вернулся к полнокровной жизни. Она боялась даже намекнуть ему на возможность моего отъезда, ибо знала как это пагубно может на него воздействовать.
У меня самого всё чаще стали возникать сомнения в целесообразности моего возвращения в Баку, где меня определённо ждали все старые проблемы. Самая главная из них, конечно, была необходимость выяснения отношений с Аннушкой. Я понимал, что должен оставить её и не быть больше помехой для её счастья.
Медленно, но верно я всё более склонялся к мысли остаться пока в Прохладной. Эта мысль, наконец, привела к окончательному решению, которое с радостью было одобрено Валентином Ивановичем, Надеждой Васильевной и моими друзьями.
Моё письменное заявление военкому Абдулаеву было коротким и убедительным. К нему я приложил письмо с душевной благодарностью за доброе ко мне отношение.
Письмо же Аннушке я так и не сумел написать. Времени и бумаги на это я потратил много, но, в конечном итоге, всё моё сочинение оказалось в урне, так как нужных слов я подобрать не сумел. Я отправил ей короткую записку, где искренне заверил, что сохраню на всю жизнь её чистый и светлый образ и никогда не забуду того, что она для меня сделала.