Записки опера Особого отдела.
Шрифт:
— Ну что, нашли что-то для себя ценное? — улыбаясь, спросила Светлана.
— Самое ценное в строевой части — это вы, Света, — улыбнулся Игорь.
В ответ на шутку она засмеялась и добавила:
— Если что-то еще будет нужно, обращайтесь.
— Мне уже нужно, — не прекращая улыбаться, продолжил Чернов.
— Я вся внимание, — игриво ответила Светлана.
— По журналу матрос Лобанов дважды за три месяца сходил в отпуск. За какие такие заслуги?
Улыбка сошла с губ машинистки.
— Это вопрос не ко мне, его отпускали по личному распоряжению
ГЛАВА 6
Чернов вышел из строевой части и решил, что будет не лишним поговорить со старшиной полка в отношении Лобанова. Через двадцать минут он уже сидел в каптерке напротив старшины полка.
Флотская казарма ничем не отличалась от армейской. Единственным отличием было то, что на входе висела сияющая блеском рында. И названия в ней в ней были флотские: каптерка называлась баталеркой, дневальный — вахтенным, тумбочка — банкой, зато полотер, как во всех Вооруженных Силах, называли "машкой".
Старшиной полка был прапорщик Солоха Александр Николаевич. Он прослужил на Севере более пятнадцати лет, но так и не убрал из своего лексикона украинские слова. Общаясь с ним, Игорь удивлялся, почему во всех регионах, где ему приходилось служить, старшинами подразделений всегда были украинцы. Видимо, прижимистость и тяга к материальным ценностям были у них на генетическом уровне.
— Александр Николаевич, я бы хотел познакомиться с личными делами матросов, — попросил его Игорь. Он не стал ждать приглашения, а сразу снял шинель и сел на свободный стул.
— Нема пытань, — ответил прапорщик и сунул Чернову пачку листов, соединенных скрепками.
Официально на военнослужащих срочной службы в строевой части велись только учетно-послужные карточки. "Личные дела" — это была инициатива старшин. Они представляли собой автобиографию военнослужащего, его объяснительные по разным нарушениям, характеристики, листы учета поощрений и взысканий, а также фотографии. В данном случае Игоря интересовала больше автобиография Лобанова.
Чтобы не заострять внимания на его личности, Чернов стал внимательно изучать все так называемые "досье" матросов. Старшина не отвлекал его, а продолжал заниматься своими делами. Он готовился к банному дню, поэтому считал полученные на складе полотенца и куски мыла. Один раз он подошел к оперу и заговорщицки, полушепотом спросил:
— У вас найдется время провести воспитательную беседу с одним хлопчиком? Це ваш клиент с потрохами, у него в карточке уже нет места, куда взыскания записывать.
— Обязательно побеседую, но не сегодня. Вы мне напишите о всех его провинностях и что от него хотите, а я потом со всей "пролетарской ненавистью" его воспитаю, — пообещал Игорь.
Дойдя до "личного дела" Лобанова, Чернов вынужден был обратиться к Солохе за пояснениями:
— Александр Николаевич, а почему у этого матроса в личном деле только одна автобиография? Даже карточки поощрений и взысканий нет.
— Да потому что у нас он только числится. Он круглосуточно живет в вычислительном
— А командир об этом знает?
— Конечно, он его туда и определил, — с некоторой обидой заявил прапорщик.
— Ну, в наряды-то он ходит? — продолжал интересоваться Чернов.
— И в наряды его ставить нельзя. Он работает в интересах командира. Вот "така важна птыця" у меня служит, — с нескрываемым сарказмом ответил старшина.
Чернов усмехнулся и начал читать автобиографию. Она была написана красивым, хорошо поставленным почерком. Из нее он узнал, что матрос Лобанов Сергей Николаевич родился в Москве, окончил среднюю школу с золотой медалью. В этом же году поступил в МВТУ им. Баумана на факультет робототехники и комплексной автоматизации. Со второго курса был отчислен по собственному желанию, после чего был призван на действительную военную службу на флот. Дойдя до этого эпизода автобиографии, Чернов вновь обратиться к Солохе:
— Николаич, а вы беседовали с ним, когда он прибыл в часть?
— Конечно. Они все сначала через меня проходят, — с гордостью ответил старшина.
— А как он объяснял причину отчисления, вы спрашивали?
— Сказал, что разочаровался в своей будущей профессии и захотел узнать жизнь.
С одной стороны версия была убедительной, в курсантские годы Игорь помнил некоторых ребят, которые поступили в училище только из-за красивой формы и престижной профессии. Они неплохо учились, но когда в конце первого курса начались полеты и парашютные прыжки, то панически боялись заходить в самолет. В конечном счете одни из них написали рапорта на увольнение, другие перевелись на наземный факультет офицеров боевого управления. С другой стороны, рассуждал Чернов, если ошибся в выборе профессии, ему ничто не мешало перевестись в другой вуз. После МВТУ его бы без проблем взяли в любой институт. "Нужно будет направить запрос в Москву, чтобы выяснить истинные причины исключения его из вуза", — подумал Игорь.
Согласно штатному расписанию, матрос Лобанов стоял на должности планшетиста командного пункта, на которой не требуется допуск к секретам. Поэтому спецпроверка в отношении него в Особом отделе не проводилась. Чернов переписал себе в блокнот основные биографические данные на Лобанова и, попрощавшись с Солохой, направился в свой кабинет. Там он быстро расписал все запросы, запаковал их в двойной пакет и направился в штаб соседнего вертолетного полка. В гарнизоне было три авиаполка, и в каждом из них был свой оперработник. Чернов зашел в кабинет к своему коллеге и спросил:
— Витя, ты когда собираешься в отдел?
— Сегодня, к концу дня, Можайский зачем-то вызывает, — ответил майор Мухин.
— Будь другом, завези мой пакет в секретариат, а то у меня еще есть дела вечером.
— Ну, это тебе будет дорого стоить, — набивая себе цену, пошутил майор.
— Спасибо, Витя, — поблагодарил Чернов и положил ему на стол пакет. Тот его сразу переложил к себе в сейф и также, шутя, заметил:
— Спасибо в стакан не нальешь.