Записки опера особого отдела
Шрифт:
На обратном пути Пшеничный периодически кидал косые взгляды на Чернова, недоумевая о причинах его подозрительной молчаливости.
25
На следующий день, Чернов взял в строевой части несколько личных дел офицеров, хотя интересовало его только одно из них. Он не выходил на обед, а продолжал делать пометки в рабочей тетради и напряженно писать. К концу дня к нему в кабинет зашел майор Нещерет:
— Игорь, а что это ты сегодня, как мышка заперся в кабинете и никуда не выходишь?
— Озарение наступило, Юрий Иванович, —
— Так ты хочешь сказать, что мы стоим на пороге открытия мирового значения? — в тон Чернову ответил майор.
— Мирового, не мирового, но, по крайней мере, значимого, — уклончиво ответил Игорь и протянул ему стопку письменных запросов.
Нещерет присел на стул и стал бегло читать документы. Закончив их изучение, он отложил в сторону бумаги и спросил Чернова:
— Ты что этого кадра в органы готовишь или в отряд космонавтов?
— Нет, — ответил Игорь, — У меня есть основания предполагать, что этот офицер — диверсант.
— Ты в отпуске давно был? — настороженно спросил заместитель начальника.
— Юрий Иванович, я в порядке. Вы просто не в курсе, что у нас в первом полугодии была серия поджогов. Вот у меня теперь есть подозрения в отношении этого человека. — Игорь ткнул пальцем в личное дело, лежащее у него на столе.
— Серьезная заявка, — задумчиво произнес Нещерет, — А если ты ошибаешься?
— А если ошибаюсь, то запросы уничтожу по акту, и всю проверку начну сначала, — парировал Чернов.
— Ну, ты меня заинтриговал. Ладно, — сдался Юрий Иванович, — зарегистрируй запросы у секретаря. Пока Горобченко нет, подпишу их я, а потом посмотрим, как будут разворачиваться события.
Нещерет усмехнулся и, не спеша, вышел из кабинета.
Прошло два месяца, а ответы на запросы не возвращались. К этому времени в ряде бывших советских республик была провозглашена независимость. Там были созданы свои государственные службы безопасности. Да и в России Комитет Государственной безопасности стал называться Агентством федеральной безопасности. Учитывая реалии последних месяцев, надежды Игоря получить ответы на свои запросы, из теперь уже соседнего государства, оставалось совсем мало. Да и на фоне новых перемен в стране, разговоры о поджогах ушли далеко на задний план. Уже не было «руководящей роли КПСС» ни в стране, ни в войсках. В гарнизоне в последний раз скромно отпраздновали очередную годовщину Великой октябрьской революции, хотя былого ощущения праздника никто не испытал. Некогда один из самых знаменательных дней в году и жизни каждого советского человека, стал просто выходным.
Утром 9 ноября, Чернов как всегда к восьми часам следовал на службу. На входе в штаб он лицом к лицу столкнулся с командиром полка.
— Здравия желаю, товарищ полковник, — поприветствовал его Игорь.
— Как хорошо, что я тебя встретил, — протягивая руку оперу, сказал Масюнин, — Поехали со мной на аэродром. У нас опять ЧП.
— Неужели опять что-то подожгли? — спросил Чернов.
— Слава богу, нет. Но пытались, — на ходу ответил командир, направляясь быстрым шагом к служебному УАЗу, — В прокуратуру я позвонил, так что следаков подождем на месте. На этот раз
Он решительно стукнул кулаком о свою ладонь и заскочил в машину. Чернов поспешил занять место на заднем сиденье.
На аэродроме к командиру подбежал дежурный по стоянке подразделения старший лейтенант Игнатов и начал докладывать.
— Опять ты? — удивился командир, — Ты мне лучше объясни. Почему все ЧП в полку у нас связаны с тобой.
— Так, я же наоборот, предотвратил его, — стал оправдываться офицер.
— Ладно, — взял себя в руки Масюнин, — Докладывай, но только по существу.
— Утром, — начал рассказывать Игнатов, — Как только караул сменился, я пошел осматривать целостность печатей на вертолетах. Когда дошел до борта № 39, то обратил внимание, что грузовая кабина не плотно закрыта. Я ее дернул, дверь и открылась. А там канистра и прогоревший шнур.
— Пойдем, покажешь, — буркнул командир и строго посмотрел на дежурного.
Втроем они подошли к вертолету, который стоял ближе всех к эскадрильскому бараку и замыкал веренице винтокрылых машин. Дверь вертолета была открыта полностью. Командир и особист по очереди заглянули внутрь. Там, за пилотским креслом стояла пластмассовая канистра зеленого цвета, к ней тянулся прогоревший след от шнура. Край горловины канистры был оплавлен, на котором остался кусочек прилипшей стропы. Ничего не трогая руками, офицеры отошли от машины.
— Иди, занимайся по плану, — скомандовал Игнатову командир, и, обратившись к Чернову, спросил:
— Ну что ты думаешь по этому поводу?
— Я думаю, это продолжение старых поджогов, — ответил Чернов.
— Очень мудрый вывод, — с сарказмом заявил Масюнин, — Зря я тебя в прошлый раз послушал. Нужно было этого Игнатова выгнать с Флота к чертовой матери. Сейчас бы забыли обо всех этих ЧП.
— Валерий Сергеевич, — попытался возразить Чернов, — посудите сами. Какой смысл Игнатову все это начинать? Чтобы в очередной раз вызвать к себе подозрения? По логике вещей, он мог бы вообще не докладывать по этому факту. Закрыть плотнее дверь и пойти домой.
— А я думаю иначе, — повышая голос, начал командир, — Ты обратил внимание, где стоит канистра?
Не дожидаясь ответа, продолжил:
— Так точно. За сидением командира. Именно там расположены топливные баки. А расстояние между вертолетами видел какое? Около двадцати, максимум тридцати, метров. Если б этот вертолет взорвался, за ним бы, по принципу домино, стали по цепочке взлетать на воздух все остальные. И так весь полк.
— Последствия взрыва я представляю, но при чем здесь Игнатов? — спокойно возразил Чернов.
— А при том. Вероятнее всего, он хотел поджечь вертолет после того, как заступит в наряд, но канистра не взорвалась. Так бы он списал все на действия караульных. И что ему делать? След от прогоревшего шнура остался, тросик, закрывающий грузовую кабину изнутри, перерезан. Как бы он объяснил все эти вещи после сдачи дежурства? Вот и рассказывает, что, якобы, это сделал кто-то другой, а он такой бдительный, вдруг все это заметил и доложил.
Масюнин бросил строгий взгляд на Чернова. Игорь опустил глаза, не зная, что ответить командиру.