Записки партизана
Шрифт:
Мне помог командир Ново-Марьинского отряда: выделил проводником и для связи молодого партизана, жителя Стефановки. В хуторе у него остался отец-рыбак, тоже партизан. Под началом Малышева будет работать группа наших минеров второго взвода.
В штабе армии не поверили моему донесению о понтонных мостах: авиация ничего не обнаружила.
Второй раз в категорической форме я подтвердил первое донесение и просил прислать офицеров-разведчиков.
Получил
Группа Бибикова благополучно прошла к окрестностям Краснодара.
В двадцатых числах декабря мы торжественно проводили группу Лагунова. Но через день она вернулась обратно, не сумев подобраться к Кубани.
Я приказал Павлику Худоерко во что бы то ни стало провести ее в Краснодар. Время не терпит!..
Совинформбюро сообщило о новом ударе наших войск: началось наше наступление в среднем течении Дона. Немцы оставили на поле боя двадцать тысяч трупов…
Пришло донесение от нашей таманской группы, которой командовал Карпов.
…Я много раз бывал на Тамани. И сейчас перед глазами возникла картина, описанная Серафимовичем в «Железном потоке»: тяжелый плуг, запряженный четырьмя парами круторогих быков, резал целину; стальной, сияющий на солнце лемех отворачивал такую жирную, такую маслянистую землю, что хотелось намазать ее на хлеб, как черное масло…
Я видел осень на Тамани: белый парус на горизонте, пушистые головки камышей в лиманах, море золотой кубанской пшеницы, чуть тронутые позолотой высокие тополя, виноград, арбузы, дыни, помидоры, баклажаны, и все это — громадное, сочное, спелое.
Помню, я стоял как-то раз на пригорке с седобородым таманским казаком. Прикрыв рукой глаза от солнца, он долго смотрел вдаль, на золото полей, белые хаты хуторов, серебристую водную гладь за камышами…
«Та нэма края найкращего, як наш край!..»
Тамань была под немцем…
Я вспомнил о таманской земле, когда несколько дней назад наш радист принес мне пойманные им в эфире строки:
…Мы отстоим тебя, Тамань, за то, что ты века Стояла грудью боевой у русского древка…Я знал: мы отстоим Тамань. И до боли хотелось, чтобы скорее, как можно скорее начал работать наш Карпов. А он молчал. И только кружным путем приходили вести с Тамани о виселицах, о замученных казачках, о таманцах, угнанных куда-то на запад…
И вот, наконец, это известие!
…До края небес стоят пшеничные поля. Среди них,
Перезрела пшеница — тяжелые колосья гнутся к земле. Но нигде не видно ни дымка, ни людей. Гибнет богатый урожай…
Серой лентой перерезает пшеницу Львовское шоссе. Оно начинается у Стефановки, проходит через Мианцеровские хутора, огибает Ильскую и впадает в главную магистраль: Краснодар — Новороссийск.
Немцы берегли это шоссе: добрый десяток эскадронов румын-кавалеристов стоял в Проно-Покровских и Мианцеровских хуторах.
Львовское шоссе — спасение для немцев. Основная дорога из Краснодара в Новороссийск стала почти непроезжей — слишком часто взлетают в воздух немецкие машины на партизанских минах.
И этот пока спокойный обходный путь по Львовскому шоссе — находка для фашистов.
И все же немцы боялись пользоваться им ночью.
Правда, несколько дней назад румыны отважились выслать свои конные патрули на шоссе. Но Карпов встретил их подобающе и, кажется, навсегда отбил охоту к ночным прогулкам.
Днем Львовское шоссе — немецкое, ночью — наше.
Группа Карпова сидела в лиманах.
Сам Карпов — уроженец Проно-Покровских хуторов. У него были налажены прекрасные связи. Его ближайшие помощники — здешние ребятишки. Они знали все тайные тропки в камышах и немедленно докладывали Карпову обо всем, что творилось на хуторах.
Вот и сейчас по меже мчится паренек лет двенадцати. Еще не добежав до караульного, он кричит:
— На хутор пришли тяжелые машины! Скажите командиру…
— Не ори! Командир рядом.
Карпов хорошо знал мальчонку — это сын его старого друга. На него можно было положиться.
— Ну, Андрюшка, что приключилось?
— Машин нагнали к нам немцы — не пересчитать! И всё — тяжелые. Мы подсмотрели: под брезентом ящики. Надо думать, снаряды. Вот ребята и послали меня к вам — боимся, как бы немцы сегодня по шоссе не проскочили.
Солнце клонилось к горизонту.
— Сегодня, Андрюша, все машины у вас останутся: сам знаешь, не любят немцы по ночам гулять. Ну, а за ночь мы что-нибудь придумаем.
— Уж вы постарайтесь, дядя!
— Будь спокоен: все сделаем. Беги домой и скажи ребятам: не пройдут машины.
Ночью минеры вышли из камышей. Карпов повел их извилистым путем: то сворачивая вправо, то влево, то заставляя проделать замысловатую петлю.
Минеры ворчали: трудно было нести на себе винтовки, гранаты, тяжелые мины. Но, кто знает, быть может, какой-нибудь полицейский-предатель, которому, так же как Карпову, известны эти лиманы, эти бескрайные пшеничные поля, неотступно крался по их следу? Надо было сбить его с толку, оторваться от него, запутать следы.