Записки полковника Крыжановского

Янсон Денн

– Крыжановский Александр Андреевич. Приписка – «объект–178». Капитан медицинской службы, – вариантов не было. И я медленно и осторожно потянул из кармана удостоверение…

Вновь пристальные взгляды часовых. Тяжёлый аромат плесени. Зелёные облезлые стены коридора. Тёмно-серая дверь. Только теперь ситуацию мило «оживляли» бесцеремонные тычки оружия в мою спину…

– Какого чёрта?! Какого чёрта ты попёрся во внешний периметр? А если бы тебя пристрелили? Капитан Крыжановский, твою мать! – побагровев, орал полковник Петренко на вполне понятном человеческом языке.

– Я заблудился, – робко заметил я.

– Заблудился?! – захлёбывался криком комендант. – Твою мать! Ты куда вообще приехал? Ты знаешь, куда ты приехал? На курорт?!

Болела поясница. Я тупо

разглядывал плакат на стене комендантского кабинета: «ГУЛАГ – наш родной дом, выполним пятилетку досрочно в три года!» На стене напротив – лозунг «Боец НКВД, береги своё оружие на работе и в семье! Даёшь превышение плана на 150 %!» «Господи, какой идиотизм! – я устало закрыл глаза. – Почему я не увидел это в прошлый раз?»

– На курорт ты приехал?! Да ты знаешь, что я с тобой сделаю?! – бушевал Петренко на чистом русском. Мне было уже всё равно, что он со мной сделает… В голове крутилось только одно слово – «гоминид». «Господи, мы все уже тут превращаемся в гоминидов…»

– Для чего ты сюда приехал?! Этим и занимайся! Этим и… – комендант внезапно остыл. И продолжил, сразу перейдя на непонятный язык: – Леночка… Леночка… Доктор, як там вона? 14

– Товарищ комендант, разрешите доложить: чахотка не подтвердилась. На солнышке ей нужно больше быть. Витаминов не хватает. Скучает она… – я с надеждой поднял глаза.

14

Леночка… Леночка… Доктор, как там она? (укр.)

– Це добре! Це дуже добре. Сонечко буде… 15 – Петренко кивнул конвойному за моей спиной.

Щёлкнули наручники. Затем комендант достал из сейфа бутылку и со знанием дела наполнил два гранёных стакана.

– Гаразд, ще одне порушення, товариш Крижановський, і я буду змушений вжити заходів. Як там Леночка? 16

– Так точно… – я мучительно разминал затёкшие запястья. – Скучает она, товарищ полковник. Скучает…

15

Это хорошо! Это очень хорошо… Солнышко будет… (укр.)

16

Ладно, ещё одно нарушение, товарищ Крыжановский, и я буду вынужден принять меры… Как там Леночка? (укр.)

Глава 5. Praemonitus praemunitus 17

Уже более двух недель я жил и работал в Магадане. Загадка «объекта–178» так и не давала мне покоя. Тревожила. Завораживала. Манила своей необъяснимой, неразгаданной тайной. Это преследовало днём, заставляло просыпаться и вскакивать по ночам. Что-то сжималось в моей душе от предчувствия чего-то запредельного и ужасного…

– Бром… Бром вам, батенька, нужно прописать, – иронизировал за утренним кофейком доктор Васильев.

17

Кто предупреждён, тот вооружён (лат.).

Сухие руки поглаживали седую острую бородку. Я заметил, наблюдая за кольцом Люцифера в мощный, армейский бинокль, что из спецзоны никогда не выводят и не вывозят заключённых. Кажется, их там просто не было. Несколько раз оптика ловила металлические грузовики-фургоны, въезжающие или выезжающие с объекта. Такая колонна всегда хорошо охранялась: перед фургонами и после них шли грузовики с автоматчиками НКВД. Впереди – колонны, часто бронеавтомобиль на мягком колёсном ходу. А ещё раньше, на некотором расстоянии, следовали разведчики на мотоциклах с пулемётами. По ледяной накатанной колее колонна обычно двигалась медленно. И, вероятно, пространство по сторонам её следования тоже зачищалось пешими

группами автоматчиков и снайперов.

В дни, свободные от медицинской практики, я бесцельно бродил по окрестностям. Залазил на каменистые сопки. Изучал в бинокль сухогрузы, медленно следовавшие к портам через обширное пространство бухты Нагаева. В тот день, накануне Нового года, погода задалась сказочная. Студёная поверхность Охотского моря сверкала, как стекло. Температура упала ниже тридцати градусов. Ослепительно холодное солнце, пылающее среди перистых облаков, озаряло галечный пляж. Мороз и ясность… И ледяной прозрачный воздух – до самого горизонта. Среди прибрежных валунов я набрёл на маленькую церквушку. Небольшое здание из резных почерневших брёвен ютилось на обледеневших речных наносах. Скользя по доскам «тротуара», я добрался до крыльца, украшенного древней резьбой. Тёмное нетопленое пространство лишь кое-где озарялось трепетным светом лампад, дрожащих под образами. Испанской зажигалкой «Алведо» я зажёг свечку перед огромной тёмно-золотистой иконой. В алтаре кто-то шумно возился. Тёплый свет свечи, кажется, проникал внутрь. Грел и успокаивал душу…

– Кх-кх…

Вздрогнув, я очнулся. Рядом стоял сгорбленный седой старик, весь в чёрном. Огромный медный крест тускло пылал в полумраке.

– Хорошо сердцу твоему тут? – глубоко запавшие глаза ласково светились. – Оно и должно быть так, образ святого праведного Александра пред тобой…

– Да, отче, – я не узнал своего голоса, – да…

– Зверь… Зверь антихриста вышел из бездны и топчет землю божью… – неожиданно начал старец. Сухая холодная ладонь легла на моё плечо. – Неуязвим он в гордыне своей… И преклонятся племена земные пред ним… Не воин ты… Но в битвах был. Придёт время – простри длань свою. И крепче возьми копьё в руку свою. Как он… – голос нарастал, скрюченный палец указывал на древний образ. – И падёт зверь… И поглотит его бездна, породившая его…

– Так точно, – ошеломлённо отвечал я, – так точно…

– Благословляю тебя. Иди… И помни о свете, горящем в сердце твоём, – седой призрак осенил меня крестом.

Ошарашенный, я вывалился из тёмного помещения. Сияющее ледяное пространство охватывало и ослепляло меня. Затопило мир вокруг. Скользя по насту, я ловил ртом ледяной воздух. В голове было пусто. Пусто и гулко…

Не помню уже, как добрался я до особняка. Подходя к украшенному резными балясинами крыльцу, я оступился. Оступился так, что чуть не рухнул навзничь. Нога провалилась в обледеневшую выбоину колеи. Тупо взирая на искрящийся лёд, я медленно осознавал, что передо мной – на снегу – отпечаток гигантской босой человеческой ноги! Я отметил, что большой палец был несколько отставлен от остальных, но в целом это был след именно человеческой ноги! Не примата… Судя по глубоко продавленной корке наста, вес этого «человека» был никак не менее 300–400 килограммов. Обливаясь холодным потом, я вновь поставил сапог в ледяной отпечаток. Длина следа явно превышала полметра… Почти в двух метрах от него в дороге зиял ещё один «отпечаток»… Далее ещё и ещё один. Цепь следов уходила за угол княжеского особняка. Стремительно, как мышь, я юркнул в дом. Тщательно запер массивные, окованные железом двери.

– Груня! Груня! – я задыхался.

В прихожей стояла большая ещё не наряженная ель. Валялась одежда и обувь. В гостиной среди разбросанных вещей и немытых тарелок я обнаружил бумагу:

«Александр, у Груни нервный приступ.

Я повёз её в госпиталь. Будьте осторожны.

До вечера. Ваш Константин Павлович».

Не раздеваясь, я прошёл в свою комнату. Достал старый отцовский наган. Тщательно осмотрел и зарядил револьвер. Холодная сталь ласкала ладони. Придавала чувство уверенности. «Тула. 1903 годъ. Оружейная артель, Братья Руковишниковы и К» – в тысячный раз глаза пробежались по золотистой вязи на тусклом металле. Я откинулся в кресле, нужно было успокоиться… Дверь в кабинет Константина Павловича, обычно запертая, была приоткрыта. Полоса неяркого света пробивалась по узкому коридору. Я встал и сунул револьвер в карман пальто. Кто предупреждён – тот вооружён.