Записки понаехавшего
Шрифт:
— А она у тебя ничего. Белая такая, гладкая…
— Два с половиной лимона, и она твоя, — отвечает другой.
Хохоча, они открывают дверцы и падают внутрь лимузина. Машина трогается и стремительно уносится в сторону проспекта Мира.
В стародавние времена иногда метили выловленную крупную рыбу золотой серьгой в губу и выпускали обратно. М. И. Пыляев в «Старой Москве» описывает случай, когда в Царицынских прудах в царствование Николая Первого был пойман карп с именем царя Бориса на серьге. Мало кто знает, что обычай этот сохранился почти без изменений до нашего времени.
Конечно, теперь технический прогресс и нанотехнологии, а потому губу серьгой не прокалывают, но золотой микрочип Карпу Абрамовичу Березовскому при выпуске в Темзу был в полном соответствии с традицией куда надо туда и вшит. Когда через двести или триста лет наша или какая-нибудь другая прокуратура его, наконец, выловит, то как раз и обнаружит…
А еще в той же книге написано, что однажды в присутствии Екатерины Второй
Что ни говори, а отсутствие простых человеческих слабостей, не говоря о пороках, у кремлевских братьев наших меньших настораживает. Разберем, к примеру, вопрос о фаворитах. Сейчас, конечно, мне станут рассказывать о разных банкирах, финансово-промышленных группах, олигархах и прочих мужиках с толстыми животами и такими же толстыми пачками денег. Ну кого могут волновать скучные подробности этой однополой любви к деньгам! Я о другом. О человеческом, что должно быть им не чуждо. Казалось бы — все карты у них в руках. Даже Большой театр не первый год на ремонте. Примы заскучали, не говоря о кордебалете, который просто изныл от безделья. Поезжай к балеринам, положи глаз на любую матильду! Положи два, если одного мало. Осыпь ее милостями с царского плеча, подари хоть однушку в Южном Бутово — мы всё поймем! Ведь что получается — столица есть, двор есть, а настоящей дворовой жизни… Только представьте: крадется, осторожно переставляя колеса по предрассветному Садовому кольцу, в Белый Дом скромная «Нива», выкрашенная для незаметности в камуфляжные тона, а за тонированными стеклами угадывается лысина орлиный премьерский профиль.
— От своей, стало быть, едет, — хитро улыбается дворник в усы и одобрительно крякает.
— И ведь как все успевает, — вторит ему мужик в нагольном тулупе, вышедший выгулять свою собачку.
— Уж не вам чета, — иронически усмехается крашеная блондинка в мини-юбке и крупноячеистых чулках, идущая после ночной смены на дневную.
Ну хорошо — не нравятся вам московские балерины. Вульгарные, раскрашенные, как комиксы, упитанные… и эрогенные зоны у них в кошельках. Любите вы худых, бледных, интеллигентных, в толстых, точно том Достоевского, очках, который они постоянно держат при себе в потертой сумке из кожзаменителя. На здоровье! Вызовите Мариинку на гастроли. Да хоть Щедринскую публичную библиотеку с первым составом ее библиотекарш! А не то сами слетайте на гастроли домой. Но делайте же что-нибудь!
Вообще, если только взглянуть на ситуацию другими глазами, то окажется, что у нас сложились все условия для романа Дюма. С одной стороны король, а с другой
…и дождь давно прошел, и ветер утих, а капли все висят, не падают, весной или летом они сами по себе высыхают, осенью их надо вытирать, слизывать, умолять, только бы снова не наполнилось до краев, не задрожало, не разлилось лужицей перемирие хрупкое, как высохший лист, на которое наступил неосторожно — оно и рассыпалось…
Круизные теплоходы у Северного речного вокзала готовятся впасть в зимнюю спячку. Они, конечно, еще не совсем заснули, но уже протяжно зевают и выкашливают остатки клочковатого дыма из осипших за лето труб. Еще ходит по многочисленным закоулкам команда, еще прибирает палубы и выметает из пустых кают пустые бутылки, окурки, позеленевшие сухарики к пиву и не пригодившиеся презервативы; еще старпом шевелит усами и хватается за нагрудный карман с документами, протискиваясь вдоль правого борта официантки в кают-компании; еще по судовой радиосети Киркоров поет знойным голосом, но уже оплетаются углы паутиной, уже наполняются трюмы сырым, заплесневелым воздухом, уже сотни и тысячи мух, медленно жужжа, укладываются спать во всех щелях, полутемных каптерках и кучках промасленной ветоши. Месяц или полтора пройдет — и на судне наступит мертвая
Ежели посмотреть невооруженным взглядом, то инаугурация уступает коронации буквально по всем статьям. Взять хотя бы праздничные пожалования земель и крестьян — где они теперь? Чтоб вы знали, списки таких пожалований ведутся до сих пор. Само собой, секретные. Кому алюминиевый заводик подарят, кому участок земли гектаров в триста под строительство баньки для тестя, кому акций нефтяных самолучших, на атласной бумаге с голограммами, пять больших контрольных пакетов, а кому и просто дадут на откуп кусок какого-нибудь трубопровода — припадай и пей в три горла, пока не захлебнешься. И все это записывается самым подробнейшим образом, вплоть до девичьей фамилии тестя.
Да кого ты этим собираешься удивить, — скажете вы мне. Подумаешь — заводик. Кому он нужен, твой заводик. Скажи еще колхоз. Кто в них работать-то будет? Пушкин? Государь к этим землям давал еще и крестьян. Без мужиков что за подарок… Вот тут мы и подходим к самому интересному. А кто вам сказал, что не дарит? В календарях вы про это прочли? Все врут календари. Нас всё пугают, что население сокращается. Дескать, что ни год, то наблюдается неестественная убыль. Еще и тычут в нос всякими переписями. Мало кто знает, что на самом деле нет никакой убыли. Есть даже и кое-какая прибыль. Где-нибудь вдали от дымных, смрадных столиц народ размножается так, что просто выдь на Волгу чей стон раздается… Кто там кого переписывает, в этих глухих и слепых деревнях… Я вас умоляю. Вот эту-то неучтенную разницу… Кому деревеньку, кому сотню-другую-третью без земли на вывод в Херсонскую губернию… И все тихо, как в банке. С соблюдением всех демократических процедур. А вы мне тут будете про коронацию рассказывать…
Кстати, раньше император или императрица в дни коронационных праздников ездили по улицам первопрестольной и разбрасывали деньги. Где эти денежки, спрашивается? И ведь таковая статья расходов в бюджете до сих пор имеется. Хотите верьте, а хотите нет, но тут власти не виноваты. И копеечек в Кремле выдадут президенту, и кататься по Москве на машине отправят… Часа через два вернется, а они все при нем. Сам бледный, а кулаки потные, красные от напряжения. Не разжимаются, хоть убей. Один, правда, сказал — изберите меня пожизненно или хоть на третий срок, и я вам тут поразбросаю. Какое там… Уж казалось бы — такая простая вещь: прошла инаугурация, всё съели, всё выпили — пора и честь знать. Собери, как приличный человек, вещички, скажи спасибо этому дому, выпей на посошок и езжай себе с Богом домой, в северную столицу. Все императоры так делали! Разбежался, как же… Еще и …
Москва, конечно, за все свои многочисленные грехи когда-нибудь провалится прямиком в преисподнюю. Может, и не сейчас, а потом, когда Путину надоест быть президентом, через какую-нибудь тысячу лет. Конечно, никто не будет знать, когда и в какой момент это произойдет. Конечно, те, кому надо знать, будут знать об этом заранее, чтобы они могли не возвращаться из Лондона, или наоборот, заблаговременно в него уехать. Прибегут к Лужкову, который и тогда будет мэром, только выбранным в сто пятисотый раз, поднимут ему веки и спросят: «Что делать-то?!» Он мигнет медленно-медленно, со скрипом, почешет себе под кепкой и велит копать на новом месте котлован для третьего Храма Христа Спасителя.