Записки пожилого человека
Шрифт:
Почему-то наши власти решили, что таким образом американцы и англичане злокозненно посягают на наши военные заслуги (хотя каждому свое — союзникам высадка в Нормандии, нам Сталинград и Курская дуга, что здесь делить, да и на каких весах можно взвесить, кому полагается больше лавровых венков славы, надо ли вообще этим заниматься), сочли себя нестерпимо оскорбленными.
Фильм «Самый длинный день» был снят на широкую ногу, денег не жалели ни на съемки, ни на рекламу, фильм имел, судя по газетам, на Западе успех.
«Наверху» было решено готовить «наш ответ Чемберлену» — фильм о битве на Курской дуге, апофеозом которой
Что это не мое предположение, что дело обстояло именно так, свидетельствует энциклопедический словарь «Кино». В заметке «Исторический фильм» «Самый длинный день» характеризуется как «псевдодокументальное повествование, тенденциозно показывающее события войны». Затем следует такая фраза: «В восстановлении историч. правды на экране важную роль сыграл сов. ф. „Освобождение“ (1970–1972, реж. Ю. Н. Озеров), в к-ром раскрыт действительный ход событий решающего периода войны».
Замечу сразу, что для восстановления подлинной исторической правды о войне (разумеется, она не имеет ничего общего с той, которая поминается в словаре «Кино») время было мало подходящее — цензура свирепствовала, жестокой проработке с «оргвыводами» была подвергнута книга А. Некрича «1941. 22 июня» (это было показательное карательное мероприятие на так называемом идеологическом фронте). Шел процесс ресталинизации, и запланированный фильм именно на это и был нацелен.
Понимая это, Константин Симонов и Виктор Некрасов, которым предлагали писать сценарий, отказались участвовать в этой дурно пахнувшей казенной затее. (И тот и другой мне это рассказывали.) Когда с таким предложением обратились к Юрию Бондареву и он советовался со мной (мы дружили с ним с «литгазетовских» времен, я работал в газете его заместителем), я, сославшись на Симонова и Некрасова, отговаривал его ввязываться в эту историю: «Нахлебаешься дерьма, это должно быть официальное пуровское сооружение».
Еще и съемки не начались, а будущий фильм уже был возведен в ранг «эпопеи». (Это означало, ему светит высокая награда, это был, как тогда говорили о таких государственных заказах, «верняк», что потом и произошло — в 1972 году создатели «Освобождения» получили Ленинскую премию.)
Так случилось, что я смотрел первые две серии фильма вместе с его главным военным консультантом генералом армии Штеменко. Елизара Мальцева и меня на рабочий просмотр пригласил Юрий Бондарев — все трое мы были членами сценарной коллегии творческого объединения писателей и киноработников. Бондарев хотел узнать наше мнение, видно, кошки все-таки скребли у него на душе.
Насколько помню, у генерала было всего два, но довольно странных замечания. Он раскритиковал эпизод, в котором у какой-то местной девицы было свидание с молодым воином в танке: «Этого не могло быть, это не разрешалось». Затем Штеменко сказал (он был одним из персонажей «эпопеи»), что в ту пору у него была то ли еще одна генеральская звезда на погонах, то ли еще один орден. Тут Озеров ему решительно возразил: «У нас есть специальный ассистент по орденам и званиям, он следит, чтобы все точно соответствовало послужным спискам. Значит, в вашем записано именно так».
Других выступлений не было. Когда, подавленные
Многие эпизоды «Освобождения» вызывали просто оторопь. Разговаривают, например, в фильме генерал Епишев и маршал Жуков. Разговаривают на равных, я бы даже сказал, что в какие-то моменты Жуков слушает Епишева с большей почтительностью, чем Епишев Жукова. Сцена построена и сыграна так, что не угадаешь, кто же из них заместитель Верховного главнокомандующего, а кто всего-навсего член Военного совета 40-й армии (сильно сомневаюсь, что Епишев в ту пору вообще мог встречаться с Жуковым один на один, без командующего армией). Это сначала поражает, но стоит только вспомнить, что в начале семидесятых, когда снималось «Освобождение», Епишев был могущественным начальником ГЛАВПУ, а у Жукова, кроме былой славы, никакой другой власти уже не было, и все становится ясно. Создатели фильма точно держали нос по ветру.
Угодливая ложь, раболепие, казенный восторг стали частью советского государственного устройства. Сейчас уже известны подробности беспримерного нажима ЦК и ГЛАВПУ на Жукова, заставивших маршала вставить в свои мемуары смехотворное упоминание о Брежневе. Впрочем, в том, что оно смехотворное, ни объект восхваления, ни его ретивые организаторы отчета себе, конечно, не отдавали. А реакция читателей и зрителей на это холуйское усердие была вполне естественной — презрительные насмешки и анекдоты о Брежневе.
Доклад Сергея Михалкова на съезде писателей РСФСР был невыносимо скучным и длинным. Казалось, этой телефонной книге не будет конца. И когда посредине доклада был объявлен перерыв, я сразу же двинулся в курилку — очень хотелось курить. Там еще никого не было. Затем появился еще один заядлый курильщик — небольшого роста человек в потертой военной форме. «Наверное, отставник», — подумал я. Дрожащими руками он достал сигарету, закурил. И выпалил мне — тут я заметил, что он находится в крайнем возбуждении, просто кипит:
— Вы слышали, как этот заика расхваливал дерьмовый роман Стаднюка! Позор!
Я тоже считал роман Стаднюка макулатурой, но то, что его хвалил Михалков, меня ничуть не удивило — это сочинение давно было в соответствующей официальной «обойме». Поэтому горячность отставника показалась мне странной, подозрительной, почудилось, что она была рождена не заботой о высоком качестве литературы о войне, и я никак не прореагировал на его тираду.
Но он был в таком раже, что не заметил этого. И продолжал: