Записки прадеда
Шрифт:
— По словам Маргариты? — вставил старик.
— Вы и это знаете? Знаете, что я был у нее?
— Вы, кажется, во всем хотите видеть сверхъестественное или, по крайней мере, чудесное, — возразил Гирли. — Ну да, я знаю, потому что мне только что рассказал ваш кучер, что вы были сегодня вечером на Морской.
Орленев, с тех пор как стал адъютантом, завел своих лошадей.
— Когда же кучер успел рассказать вам?
— За ужином. Мы ужинали с ним.
— Вы ужинаете с моими людьми? — невольно вырвалось у Орленева. — Знаете, Гирли, я не допущу этого больше.
Старик снова улыбнулся и, покачав головой, произнес:
— Если бы Гирли захотел, он мог бы жить в дворцовых палатах и есть так, как вы едите только изредка. Но не в этом дело. Оставьте меня жить по-своему! Что было сегодня у Маргариты?
— Постойте! — перебил его Орленев. — Еще один вопрос. При нашем расставании в последний раз у церкви вы сказали… вы напомнили мне…
Гирли смотрел на него большими, ласковыми, как бы глядевшими в самую душу его глазами.
— Вы напомнили мне о Лондоне, — договорил Орленев.
— Ну так что ж?
— Откуда вы могли узнать это?
— Я хотел просто испробовать вас.
— То есть как испробовать?
— Так, — узнать, помните ли вы впечатление этой встречи.
— Но откуда вы знаете о ней?
— Вы писали об этом вашему дяде.
Боже, как просто, как глупо просто было это!
Орленев теперь только вспомнил, что действительно под свежим впечатлением происшедшего с ним написал все дяде. Потом он забыл об этом письме.
Это простое объяснение загадки, мучившей его все последнее время, было и досадно, и как будто обидно ему.
— А вы, значит, помните о ней? — спросил Гирли. Орленев, не ответив на этот вопрос, произнес:
— Вы хотели знать, что было у этой авантюристки?
— Вы называете так Маргариту? — удивился Гирли.
— Конечно. Я попал у нее в неприятную историю. Я получил записку от нее, вот эта записка, она зовет меня к себе… Потом она отказалась от всего, говорила, что никакой записки не писала. Это меня окончательно расхолодило относительно ее…
И Орленев подробно, со всеми мелочами, стал рассказывать о своем знакомстве с Маргаритой и обо всем, чему он был свидетелем сегодня вечером.
3
Гирли долго слушал, изредка покачивая головой.
— Ах, она бедная, бедная! — проговорил он наконец.
Этого никак не ожидал Орленев. Он все время рассказывал и думал, что старик пришел к нему из участия лично и поэтому в своем рассказе больше напирал на обстоятельства, относившиеся к нему, а вышло совсем наоборот.
Гирли думал о Маргарите?
— Знаете, отчего это произошло? — спросил старик. — От излишней болтливости и неосторожности. Вот вам урок. Помните, ради Бога помните, что осторожность — броня мудрых. Она необходима в ничтожнейших поступках наших. Ничто не проходит бесследно и ничто не безразлично. Маленький камушек может разбить все предначертания человека, уронить его власть. Хорошо сказанное слово — серебро, но молчание — золото. Вы говорите, что Маргарита солгала вам относительно записки и вы разуверились в ней.
Орленев подал со стола лежавшую у него как бы наготове записку.
Старик внимательно оглядел бумагу и прочел текст.
— Почерк ее, нет сомнения, — сказал он.
— Вот видите! — сказал Сергей Александрович.
Гирли повернул бумагу той стороной, где была печать и был написан адрес, потом посмотрел записку на свет и, не отнимая от лампы, повернул к Орленеву.
— А теперь вы видите? — спросил он в свою очередь.
На тех местах, где был написан адрес, бумага была подчищена и сквозила ясно. Нельзя было сомневаться, что адрес был выскоблен и написан вторично по выскобленному.
Когда внимательно прочитали и рассмотрели адрес, он оказался довольно грубой подделкой под руку Маргариты. Очевидно записка, не имевшая ни даты, ни обращения, была написана кому-нибудь другому и ей воспользовались для того, чтобы послать ее к Орленеву, изменив только адрес и запечатав первой попавшейся печатью, которая не могла играть роли.
— Но кому же нужно было посылать мне ее записку? — недоумевал Сергей Александрович.
— Вероятно тому, кто желал, чтобы вас застали у Маргариты в то время, когда у нее будет происходить обыск.
— Зачем?
— Чтобы во всяком случае скомпрометировать вас, хотя бы в глазах Потемкина. Рассчитывали, что вероятно ему будет неприятно, что вы были там, а может быть, и хуже…
— Хуже?
— Погодите! Не будем торопиться… Очевидно, значит, записка прислана кем-нибудь…
— Кто хотел сделать неприятность.
— В этом нет сомнения. Нет, кем-нибудь, кто знал, что у Маргариты будет сегодня обыск.
— Но как же он мог узнать, что мы знакомы?
— Ну, это пустяки! Если вы никому не рассказывали о своей встрече с ней, то она могла рассказать об этом, и не одному, а вероятно нескольким. Даже наверно рассказала. Это дошло до того, кто воспользовался рассказом и прислал вам записку: авось вы придете к ней.
— Так вы думаете, что вся эта история устроена для того, чтобы сделать мне неприятность? Но у меня нет в Петербурге никого… Вот старик Зубов разве? — вспомнил Орленев.
— Его одного вполне достаточно, — согласился Гирли. — Но вас он захватил попутно, так, не наверное, авось и вы попадетесь. Главное же ему важен был обыск у Маргариты. Он и против нее, разумеется, имеет теперь злобу.
— Да, за то, что она выгнала его.
— Конечно.
— Что же у нее могли найти?
— Книги и журналы.
— Книги? — Орленев вспомнил, что Маргарита говорила ему о полученных ею книгах и журналах, которые она разбирала пред его приходом, и сказал: — Знаете что, Гирли? Вы наверно убеждены, что эта Маргарита не может быть замешана ни в какой серьезной истории?
— Совершенно уверен, — ответил Гирли.
— Ну, тогда, значит, и никакой опасности ей не может предстоять. Если на нее и сделал донос хотя бы тот же старик Зубов, то что же могут найти у нее серьезного? Книги и журналы — это еще не такая беда.