Записки прижизненно реабилитированного
Шрифт:
— Как не документ? Она с печатями, — искал контраргументы Иголкин. — Если у человека имеется зачетка, значит, он учился в институте и имел аттестат. Вы же без аттестата в институт не принимаете?
— Нам нужен только аттестат, — попытался закончить разговор доцент.
— Но мой аттестат находится на Лубянке. — Василий не знал о его конце. — Может быть, пошлете запрос? — предложил парень.
Председателя приемной комиссии взорвало:
— Убирайся немедленно! Я сейчас вызову милицию!
Нахал удалился с председательских глаз и решил попытать счастья у директора. Но его на месте не оказалось.
Люди сдвигаются не только
Не теряя времени даром, Иголкин вышел на Большую Пироговскую улицу и направился в новый институт. По дороге он забежал в сквер на Девичьем поле. Хотелось передохнуть и покурить спокойно. Предстояло и дело. Нужно было составить заявление с просьбой о допуске к вступительным экзаменам. Старое заявление не годилось. Оно было адресовано в институт, в котором он потерпел неудачу. Не без труда отыскав свободную скамейку, Иголкин опустился на нее. Он затянулся сигаретой и погрузился в думы о происшедшем. «Аттестат, проклятый аттестат. Где его взять?» — вертелось в голове. Иголкин курил сигареты «Дукат» без фильтра. Они укладывались по десять штук в пачки из плотной оранжевой бумаги. Товар пользовался хорошим спросом. Фильтры в те времена на сигареты в России не ставили. Его уединение нарушил пожилой мужчина, усевшийся рядом. Одет он был как-то странно, и не по-старинному, и не по-современному. На легкой голубой рубашке красовались погончики. Брюки из плотной материи имели цвет хаки. Обувь была непонятного фасона и невиданной яркой расцветки. На ней выделялась надпись «Adidas». Удивляли и часы. На них вместо стрелок и циферблата высвечивались цифры. Похоже, они показывали верное время.
«Разоделся, падло! Хоть бы сел подальше», — с неприязнью подумал Иголкин. Появление пришельца было ему неприятно. Нарушалось одиночество. Приходилось быть на людях. Мысли расстраивались.
— Молодой человек, — обратился сосед, видимо не понимая настроения Василия, — не откажите в любезности, угостите меня своими сигаретами. Я в молодости курил такие.
«Быстро же ты постарел», — подумал Иголкин и, сдерживая раздражение, молча протянул пачку. Он знал, что сигареты «Дукат» и сигареты вообще как тип табачной продукции начали выпускаться московскими фабриками всего несколько лет назад. Раньше производились только папиросы. Большинство курящего населения употребляло папиросы «Беломооканал». Кто был попроще, довольствовался тощими папиросами «Прибой» и «Волна». Начальство и люди с достатком курили шикарный «Казбек». По виду сосед тянул и на «Беломорканал», и на «Казбек». В его облике все смешалось.
— Спасибо, Василий, — сказал мужчина, возвращая пачку. Он закурил и с интересом смотрел на Иголкина.
Василия неприятно поразила осведомленность соседа, но удивление быстро прошло. Иголкин понял, откуда тот узнал его имя. На скамейке лежала картонная папка для документов с надписью на обложке «Дело №». Под надписью Василий поставил свои имя и фамилию. Не был забыт и лагерный номер. Получилось «Дело № 884 Василия Иголкина». «Глазастый, сука!» — с неприязнью подумал амнистированный.
— Мне сигареты «Дукат» нравятся не меньше, чем прежде, — сообщил мужчина таким тоном, словно обращался к интересующемуся его мнением собеседнику. — Сигареты бывают особенно приятны, если их начинаешь курить после махорки, — продолжал сосед. Василию это ощущение было знакомо. Он испытал его на Медном Руднике, когда переходил с махорки на сигареты, полученные в посылке. «Все знает, словно кум», — промелькнуло в мыслях у Иголкина.
Сосед продолжал развивать тему о курении и непринужденно рассказывал о неприятном ощущении, которое испытывает человек, переходящий с сигарет на махорку. Последующее сообщение Василию тоже было не в диковинку. Он услышал о полной невозможности курить вместо
— Отец, катись отсюда, пока цел! А то врежу между глаз! — не выдержал бывший лагерник. Осуществлять угрозу он не собирался, но избавиться от надоевшего соседа, взяв его на понт, надеялся.
— За последние два года вы на время утратили хорошие манеры, — заметил мужчина без укора и обиды. Помолчав немного, он продолжал спокойно: — Я удовлетворю вашу просьбу удалиться, но с одним условием. Вы подадите документы не в тот медицинский институт, в который направляетесь, а в другое учебное заведение. Оно называется N-ский медицинский институт. Это нам обоим выгодно.
— Что еще за N-ский институт? Какая выгода? — удивился Иголкин до такой степени, что не обратил внимания на осведомленность соседа о своих намерениях.
— Институт находится неподалеку от клуба завода «Каучук». Ваша выгода в том, что там иногда принимают документы без аттестата зрелости, — пояснил мужчина.
— А вам какая выгода? Чем вы занимаетесь? — поинтересовался Иголкин.
— Я пишу о вас книгу, Василий, — последовало в ответ.
«Он чокнутый, — понял Иголкин и подумал с сочувствием: — Люди сдвигаются не только в лагере, но и на воле».
— В книге, среди прочего, рассказывается про ваши студенческие годы, — услышал герой. — Многим преподавателям и товарищам-студентам книга не понравится. Они вознегодуют и забегают с опровержениями. Скажут, что такого не было и автор соврал. А между тем я рассказываю чистую правду! — Василий понимал бесполезность спора с чокнутым и помалкивал. — Выгода от вашего поступления в N-ский институт для меня прямая. Он отличается от всех других институтов в одном. Профессура не знает, что она в нем преподает, а студенты не ведают, где учатся. Они не станут возражать против того, что все описанное в книге произошло в действительности, поскольку это случилось не с ними и не у них. Таково свойство человеческой натуры. Мне не придется защищать свою книгу и тратить силы на невыполнимое. Попробуй докажи, что ты не верблюд!
— Ладно, отец, — сказал Василий примирительно. — Я схожу к клубу завода «Каучук», а ты отваливай!
— Мы с вами, по-видимому, больше не увидимся, хотя никогда не расстанемся, — произнес сосед с совершенной уверенностью, поднимаясь со скамейки. В его облике было что-то фамильное иголкинское, а на правой руке проглядывался поблекший шрам в виде собачьей пасти с неясными следами зубов.
— Дарю на прощание свои сигареты. Вам предстоит курить такие много лет. Платить за пачку сначала будете тридцать копеек, а затем сорок копеек, рубль и больше.
В руке у Василия оказалась диковинная на вид пачка с надписью «Ява». Мужчина направился к выходу из сквера на Большую Пироговскую улицу и, еще не дойдя до загородки, куда-то пропал.
Василий из любопытства сходил к клубу завода «Каучук» и обнаружил поблизости приличное здание с вывеской «N-ский медицинский институт». Учебное заведение носило имя известного медицинского корифея и основоположника, умершего до начала революционной деятельности И.В. Сталина.
— Мне этот институт подходит, — решил Иголкин. — Попробую!
Поступление вам гарантируют только круглые пятерки
Учитывая печальный опыт прошлого, он миновал приемную комиссию и отправился прямо к директору N-ского медицинского института, члену-корреспонденту Академии медицинских наук СССР профессору Федору Федоровичу Толбухину. Василий вошел в приемную в неудачный момент и, как оказалось, в уже позднее время. Секретарша выходила из кабинета и закрывала дверь. Вид посетителя насторожил секретаршу, и она остановилась у двери.