Записки промышленного шпиона
Шрифт:
То, что эти люди были убиты неизвестной прежде болезнью, пугало и раздражало. Мало нам самих себя? Мало нам собственных производных?
К черту!
Оказывается, пустое шоссе может здорово действовать на нервы. Ну, понятно, туристов не манит в эти края, но грузовое-то движение не должно полностью прерываться. Где-нибудь проложен объезд?
Я пожал плечами.
Говорят, с острова Лэн пытались бежать, – кто-то слышал ночную стрельбу в проливе.
Тоже, наверное, болтовня.
Правда, объясняя задание, шеф сказал: остров Лэн – крайне опасное место. Там, Эл, все будет
Шеф медлительно улыбнулся, но в его прищуренных глазах отсвечивал синеватый лед. Похоже, ты первый человек, Эл, который рвется на остров, а не бежит с него.
Я ответил улыбкой.
В общем-то, будничное задание.
Если бы не адентит.
Неизвестная прежде болезнь получила название по единственному ее внешнему признаку – убивающему жару, вдруг охватывающему жертву. Ты не корчишься от боли, тебя не разъедают язвы и фурункулы, тебе не ломает костей, ты не обмираешь в ознобе, просто тебя вдруг бросает в жар. Это даже приятный жар, ты весь впадаешь в пламя, ты сам ищешь его, ты пылаешь, как бензиновый факел, ты несешь счастливую чушь, а потом… Потом тебя начинает клонить в сон… Ты можешь уснуть в холодной ванне, в море, на пляже, в баре, в объятиях любовницы – где угодно. Ты пылаешь, сон кажется тебе единственным прибежищем, ведь он приносит прохладу. Но не просыпался еще ни один человек, адентит – идеальное средство от бессонницы.
Никто и никогда не сталкивался прежде с этой болезнью, а занесла ее на остров не менее странная тварь – глоубстер.
Первыми забили тревогу сотрудники лаборатории Гардера (отделение биостанции, финансируемой военно-морским флотом). Останки неведомой твари попали в их руки, и первыми жертвами адентита пали два научных сотрудника лаборатории, зато меры были приняты – эпидемия не перекинулась на материк. Остров закрыли. Ни пляжей, ни купаний, ни баров, ни теннисных кортов: в проливе курсировали вооруженные катера, продовольствие и медикаменты выбрасывались с вертолетов. Не знаю, почему шеф решил, что адентит может принести доходы Консультации, но Джек Берримен вытребовал меня на остров. Я ехал в порт Бастли, чтобы использовать акваланг его бывшего напарника.
Зной… Зной…
С вершины высокого мыса я увидел скучные от пыли домики и деревья Бастли. У пустого причала серебрился широкий конус поставленного на прикол парома. Нигде ни яхты, ни буксира, ни лодки, – все, что могло плавать, отобрано властями. И далеко, очень далеко – искаженная знойным маревом – белая полоска известняковых скал.
Остров Лэн.
Не знаю, чего я ждал, конечно – не хоров из древнегреческой трагедии, но все равно увиденное
Колючие пальмы, пустующие корпуса, пыльные улицы, но под желтой стеной временной казармы действительно располагалась автостоянка. Там я и бросил свою машину. На переднем сиденье остались документы для Хуттона. Он не был моим двойником, он, собственно, не был сейчас даже полноценным работником. За несколько дней до эпидемии, отрезавшей остров Лэн от остального мира, Эл Хуттон умудрился схватить жестокую пневмонию. Его соседи по пансионату умирали от адентита, а Хуттон хрипел, кашлял и задыхался от удушья; зато он сумел пережить многих, даже собственную, нанятую им медсестру. Ему не привелось поработать в похоронных отрядах, все два месяца он отлежал в постели, зато теперь, пусть тайно, но возвращался на материк.
Я неторопливо поднялся в кафе, сиротливо нависшее над маленькой площади. Хмурый бармен настороженно глянул на меня из-за стойки.
Тоскливое зрелище.
Я пожалел бармена:
– Раньше Бастли выглядел веселей.
Бармен не принял моего тона. Он еще больше нахмурился:
– Тебя проверяли?
Наверное, он имел в виду полицейские кордоны. Я хмыкнул:
– Раз пять.
Только после этого он позволил себе ответить:
– Раньше? Веселей? С чего ты взял?
– Ну, вы знаете, что я хотел сказать, – начал я, но бармен огрызнулся:
– Не знаю! И не хочу знать!
Я пожал плечами.
Чашка кофе, бисквит, минеральная вода – я не хотел набивать желудок перед погружением. Хмурый бармен действовал мне на нервы, я перебрался под пустой тент на террасе, прихватив со стойки листовку. Такие листовки разбрасывали с вертолетов по всему побережью.
«Памятка».
Индивидуальная гигиена. Влажная уборка помещений. Душ со специальными добавками. Химия, наверное, какая-то. Никаких рукопожатий, никаких тесных контактов… Да, на острове Лэн не разгуляешься… Это не Итака… В Итаке было гнусно, но там я дрался и пил, а тесные контакты меня не пугали.
В той же «Памятке» приводилось краткое описание твари, превратившей цветущий остров в пустыню.
Зловонные обрывки разлагающегося вещества… Округлые отростки неправильной формы, может быть, щупальца… Выщелоченный волокнистый материал…
Не очень внятно, но впечатляет.
Впрочем, неизвестный художник подумал о людях, обделенных воображением: ничтоже сумняшеся, он изобразил жирный черный шар, снабженный извивающимися щупальцами. Из описания ничего такого не следовало, но художника, несомненно, консультировали сотрудники лаборатории Гардера.
Глоубстер.
Черное солнце с извивающимися протуберанцами…
Морскую тварь выкинуло на берег штормом. Зловонные останки твари убили почти девять тысяч человек. Эта тварь заполнила воздух миазмами. Она превратила райский уголок в тюрьму для смертников.
Ладно.
Скоро я сам увижу все это.
Я наизусть знал тропу, незаметно идущую из порта под обрывистый, испещренный многочисленными известняковыми пещерами берег. Акваланг, пластиковый мешок, тяжелый пояс с ножом и грузом – все это должно ожидать меня в достаточно надежном уединенном месте.