Записки разумного авантюриста. Зазеркалье спецслужб
Шрифт:
Так У-Пу называл супругу, когда они были одни. Дети, внуки, соседи, все, кто знал их, часто не могли понять, как эти двое смогли пронести через всю жизнь чашу любви и взаимной привязанности, не расплескав ее, а наполнив до краев.
У-Пу и Лю-Ань было суждено прожить еще почти десятилетие и в один день покинуть этот мир, ибо один не в силах был жить без другого, как Ян не может существовать без Инь [13] .
А сейчас У-Пу беседовал с У-Шунем о непрерывности бытия, помогая своему преемнику постичь сложные законы Природы. Беседа незаметно текла, словно широкая река, течение которой едва уловимо. Вечер постепенно сменился ночью. Из дома принесли два светильника и нагретый халат. У-Пу вновь улыбнулся – маленькая Лю не забывала заботиться о том, чтобы
13
Инь-Ян – одна из базовых концепций в восточной философии, где Ян – проявление активности, света лета, всего внешнего, а Инь – проявление пассивности, тьмы, зимы, всего внутренне присущего. В материалистической философии диалог Инь-Ян интерпретируется как принцип единства и борьбы противоположностей.
Дед и внук вспомнили, как несколько месяцев назад были свидетелями необычного зрелища – поединка аиста со змеей. Аист, делая высокие прыжки, взмахивая крыльями, пытался схватить лапой и поразить своим длинным клювом змею, отскакивая в то же время от смертельных выпадов своего противника. А змея, ускользая от разящих ударов острого клюва птицы, свивалась в кольцо и, завораживая аиста изящно-замедленными движениями, неожиданно бросалась вперед и вверх, стараясь дотянуться до соперника и вонзить в него оба острых, изогнутых, как мечи, ядовитых зуба.
Схватка закончилась так же неожиданно, как и началась. Аист вдруг отскочил в сторону, встряхнул перьями, а змея, оставив птицу, последний раз зашипела, и оба соперника направились каждый в свою сторону. Змея, блеснув чешуей, скрылась, тогда как аист, оглядевшись и вычистив перья, взмахнул крыльями и перелетел на другое место.
Дома У-Шунь показал деду свиток с рисунками и записями движений. А затем они вместе плели тонкий узор новых упражнений, которым их учила природа. То учитель выполнял движения гордой птицы, а ученик подражал движениям змеи, то наоборот. Каждый раз вносилось что-то новое, упражнения приобретали законченность. И вот сегодня оба решили, что новый комплекс готов.
Когда ушли последние пациенты, которые почти ежедневно приходили или приезжали к старому врачу, дед и внук развернули свои заветные свитки, в очередной раз просмотрели записи, а потом долго отрабатывали упражнения, пока не почувствовали, что получили удовольствие от своей работы.
Они сидели в ночном саду. Около светильников роились мелкие летающие твари, собирающиеся на призывно манящий и губительный огонь, а над ними нависал небесный купол, усыпанный мириадами звезд. У-Пу помнил это небо. Оно было таким же над шалашом старика Даоса, над садом Чжан Чжун-Цзы и над обителью мудрого наставника Бо-И. Оно было таким же и здесь, над его садом. Небо было таким же, но созвездия постоянно вращались, подчиняясь законам движения Чи [14] .
14
Чи – в китайской философии – жизненная космическая энергия, присущая всем живым и неживым объектам.
У-Пу поставил на стол чашечку, взял тушечницу в виде хризантемы и свиток. Внук предупредительно подвинул к деду один из светильников, и в руках старого мастера заплясала кисть, оставляя на полотне свитка ровные столбцы иероглифов:
Движенье Чи безмолвно и всевластно, И бег Вселенной подчинен ему. Оно неясно телу и уму, Но ощутимо – полно и прекрасно. Движенье Чи – дыхание рожденья, Из муки сладостной, из сна Выходит в мир любовная волна Страстей, и нежности, и перевоплощенья. Движенье Чи, меняющее мир, Себя собой создавшее от веку, Вселенной данное и человеку, Движенье Чи, объемлющее мир…Кисть легла на стол, тушь медленно впитывалась, запечатлев строки, которые рука начертала по велению
У-Пу сделал последний глоток, и сладковато-терпкая влага обволокла нёбо. На дне чашечки остались лепестки хризантем с их горьковато-терпким привкусом, напоминающим о том, что лето уже закончилось и начинается осень.
У-Пу задумчиво поигрывал маленьким невзрачным талисманом серого цвета с блестящими вкраплениями. Его тайна была известна лишь ему. Дед обернулся к внуку, и вокруг глаз старого мастера расцвел ореол добрых морщинок, а в глазах вновь зажглись искры вечной молодости, искры жизни.
Мастер У-Цзы вошел в зал спокойно, буднично. Если бы не серьезное выражение глаз, можно было бы подумать, что пожилой человек вошел в обычную жилую комнату, а не в зал для медитации. Несколько ближних учеников ожидали наставника, заняв свои места у южной стены зала.
У-Цзы поклонился, входя в зал, и опустился на свое место напротив учеников. По команде У-Цзы все приступили к дыхательным упражнениям в положении сидя. Практически одновременно поднимались и опускались плечи этих людей, раздвигалась грудная клетка каждого, а диафрагма опускалась вниз, массируя внутренние органы и выпячивая переднюю брюшную стенку. А при выдохе мышцы брюшного пресса сокращались, диафрагма поднималась вверх, грудная клетка сжималась, а плечи опускались. Все дышали медленно, спокойно, сосредоточенно. Дыхание было тонким и свободным, размеренность его ритма способствовала сосредоточению. Различные системы дыхания сменяли друг друга. Вдруг У-Цзы хлопнул в ладоши и, подняв голову, посмотрел на одного из учеников. Тот поклонился и, прочитав отрывок из старого стихотворения, вышел на середину зала, замер лицом на восток, а затем на языке движений передал свою мысль окружающим.
Учитель и остальные ученики внимательно следили за разнообразными движениями. При этом у каждого возникал свой образ, и именно его надо было уловить, не приукрашивая и не доводя до ненужных тонкостей. Затем выходил каждый из учеников и с помощью жестов и движений передавал свои чувства и переживания. Когда последний ученик сел на свое место, все устремили свои взгляды на учителя.
У-Цзы не спеша поднялся, вышел на середину зала, поклонился своим ученикам, и его послушное тело, подчиняясь свободным мыслям, закружилось в медленном непредсказуемом танце, где каждый взгляд, жест, поворот головы передавал настроение, интонацию, чувство.
После того как У-Цзы вновь опустился на свое место, каждый из учеников взял кисть и на ученическом свитке сделал свои пометки, которые впоследствии должны помочь при возвращении к пройденному, быстрее воскресить необходимое настроение.
А тренировка продолжалась. Вновь одно за другим следовали дыхательные, специальные разогревающие и растягивающие упражнения, выполняемые вместе с дыханием. Сознание было спокойным, мысли текли свободно…
У-Цзы долго не мог заснуть. Он молча лежал, прислушиваясь к звукам ночи. Свежий ветерок приятно касался его лица и играл его сединами. Старый лекарь улыбнулся своим мыслям. Мир бесконечен, знания беспредельны, а жизнь вечна, пока существует мысль. И он является частью этой вечной бесконечности. Он, старый У-Цзы, всю жизнь восстанавливающий и развивающий законы Хуа-То, а вернее, законы Дао, поставленные на службу людям. И тот молодой лекарь У-Пу, потерявший своего учителя и наставника именно тогда, когда занавес неведения только начал приоткрываться, раскрывая истинную сущность природных явлений.
У-Цзы за свою долгую и счастливую, хотя и трудную жизнь многому научился и многое постиг. Но вместе с этим постижением к нему пришло убеждение, что не все знания достойны того, чтобы передать их многим. Его великий учитель Хуа-То прекрасно это знал. Жизнь ценится только тогда, когда успехи достаются творческой работой, усилиями, переживаниями, пропущенными через собственное сердце.
Знаний достойны только те, кто искренне стремится к их постижению, кто не заведет школу в тупик убожества или чванства, кто сможет, обогатив знания своего наставника, продолжить его Путь и продвинуть школу ближе к неуловимому горизонту Истины.