Записки разумного авантюриста. Зазеркалье спецслужб
Шрифт:
Ну что же, гадать и думать, что там не состыковалось, сейчас не имеет смысла – постепенно они выведут нас на это сами. Если, конечно, то, что произошло, не столь серьезно. По крайней мере, ясно одно: дипломатическое протокольное мероприятие по обучению сотрудников специальной полиции превращается в нечто совершенно иное.
Я неторопливо осматриваю комнату. Глазки двух камер спокойно и непредвзято следят за нашей реакцией спереди. Значит, еще пара таких же электронных глаз следит сбоку сзади, а невидимые уши микрофонов фиксируют каждое сказанное слово. Именно поэтому оба «полицейских» ничего подробно не записывают, а лишь делают короткие пометки в каких-то своих бумагах, закрытых от нас планшетами. Вопросы к
Один в очередной раз перелистывает мой паспорт, просматривая многочисленные визы и штампы пограничных постов, вновь и вновь сверяясь со своими бумагами. Затем они внимательно изучают первую страницу, печать консульского управления МИДа. Старший в такт каким-то своим мыслям покачивает головой и хмыкает, затем передает паспорт младшему, тот пулей выскакивает из комнаты. Старший молча переводит взгляд с меня на Алексея, наблюдая за нашей реакцией. Алексей, не вполне представляя себе, как называется настоящая процедура на профессиональном жаргоне, прекрасно понимает, что влип в историю, да еще в самом начале своей первой дипломатической командировки. На лбу у него выступают бисеринки пота, лицо то розовеет, то становится неестественно белым. Мне жаль парня, но сейчас сделать ничего невозможно. Держись! Я стараюсь спокойно проанализировать происходящее, выстраивая возможные варианты развития, хотя сказать, что сам ни капли не волнуюсь, не могу.
«Вот так, – думаю я, – господин или, если хотите, товарищ профессор, замастерились,понимаешь, переуверовалив свои силы. На кой черт всю свою жизнь вы посвятили этой нескончаемой и замкнуто-порочной игре? Зачем учить и тех и этих, перемежая получение благодарностей, гонораров, наград, признаний с вечным подозрением, провокациями, открытой политической и личностной враждой и ложью? На кой хрен вам все это надо? Да еще подставили мальчишку-дипломата…» Мысли спонтанно меняют свое направление. Старший «полицейский» выжидающе молчит. Алексей дергается, хрустит суставами пальцев, периодически снимает очки и протирает их, вновь водружая на переносицу.
Я сижу почти неподвижно, сцепив пальцы обеих рук в замок. Гостеприимный хозяин ощупывает нас цепким взглядом, его руки лежат на столе плашмя. Он, словно музицируя, чуть поигрывает пальцами, выстукивая какую-то одному ему известную мелодию. Наконец дверь распахивается и на пороге возникает младший «полицейский»с пачкой документов: я вижу свой паспорт, его ксерокопию и еще какие-то бумаги. Старший принимает это все в свои руки, как рождественский подарок, быстро пробегает глазами. Затем, удивленно посмотрев на своего подчиненного, переводит взгляд на меня. А вот интересно, что он сейчас спросит, основываясь на полученных данных? Начнет исполнять юридическую песню на правовой мотив или переведет разговор в иное русло?
Я чувствую себя мальчишкой. Во мне просыпается профессиональный азарт с неким налетом «хулиганства», характерный для подобных игр. Когда процесс захватывает и превращается в дуэль с множеством переходов и перестановок, каждая из которых может оказаться последней и решающей для того единственного выстрела, ради которого и задумывалась сама дуэль. Главное – не переиграть, не проскочить ту незримую черту, за которой все построенное ранее может быть разрушено в один миг. Но всего этого не происходит. Старший молча складывает мои документы в папку с какими-то бумагами и выжидающе смотрит на дверь, которая, словно по волшебству, открывается, впуская в комнату двух новых участников разговора: одного, высокого и плотного, и второго, он пониже и гораздо худосочнее.
Появление этой парочки остается для Алексея практически незамеченным. Он безучастно смотрит на вошедших, продолжая теребить свои пальцы. Зато для меня
Старший «полицейский» вскакивает, показывая на меня взглядом, молча передает папку с моими документами высокому парню. Тот молча принимает все мое имущество и, поджав губы, жестом предлагает мне выйти из комнаты. Я спрашиваю, кто будет мне переводить во время нашей беседы. Высокий мило улыбается и ласково объясняет мне, что моего знания второго родного языка вполне достаточно для общения и мы прекрасно поймем друг друга без перевода. Он в этом просто уверен.
– Пошли, – с легким акцентом безапелляционно добавляет он напоследок по-русски.
Я молча поднимаюсь и следую за ним. Худощавый напарник, прикрывая меня с тыла, замыкает процессию. Я просто спинным мозгом чувствую взгляд Алексея, отчетливо представляя его расширенные от недоумения глаза и состояние потерянности. Мне это несложно представить, когда-то я сам испытывал подобное, но это было уже так давно. Или это просто сейчас так кажется…
Мельком смотрю на часы – уже около часа дня. Мы поднимаемся на пол-этажа и, подойдя к шлюзовой двери, по очереди просачиваемся в смежный коридор соседнего корпуса. Здесь совсем иная обстановка – все зашито в пластик и дерево, на полу приятное ковровое покрытие, скрадывающее звук шагов. Такое впечатление, что мягкий свет струится из потолка. Мы идем по коридору, который слегка подсвечивается по мере нашего продвижения и снова погружается в полумрак у нас за спиной.
По обеим сторонам коридора одинаковые двери. Вопреки правилам пожарной безопасности, все они открываются внутрь помещений. Забавно и показательно. Наконец мы останавливаемся около одной из таких дверей. Высокий парень проводит электронной картой вдоль контрольной пластины датчика, и дверь автоматически открывается, впуская нас в темное помещение, в котором тут же вспыхивает свет. Так же автоматически включается кондиционер под потолком, нас обдает струей холодного воздуха. «Вот это техника! – думаю я. – Не хватает только хорошего дружеского застолья».
Но мои мысли сейчас никого не интересуют. Я усаживаюсь в предложенное немцем кресло из прозрачного пластика. Мои собеседники устраиваются на стульях напротив меня по разным углам стола. Бумаги появляются на столе одна за другой, словно карты в сложном пасьянсе. Теперь я начинаю узнавать некоторые из бумаг и понимаю, что ребята в полицейской форме уже нарыли для своих штатских коллегкое-какой материальчик и, заработав свои очки, передали нас с Алексеем дальше по инстанции.
Вновь начинается веселый и смешной, если смотреть со стороны, разговор глухого со слепыми. Один все время что-то вспоминает, а двое других все время что-то переспрашивают, хотя это что-то лежит перед ними и требует простого прочтения. Разговор крутится вокруг то одной, то другой, то третьей темы, ускользая и вновь возвращаясь к уже сказанному. Вопросы сыплются как из чудесного рога изобилия. Кто? Когда? Зачем? Как? По какой причине? В какое время? С кем? Для кого? А это когда? А это зачем? А это почему? Мы словно играем в бесконечное буриме, когда спонтанно брошенные рифмованные слова тут же соединяются в складное стихотворение на уже заданную и, что самое главное, проверенную невидимым учителем тему. Поэтому для моих собеседников итоговая оценка не является секретом, и игра идет попеременно, но все время у одних ворот. Вспотевшая спина прилипает к спинке кресла. Собеседники, разделенные углами достаточно большого стола, заставляют все время поворачиваться то к одному, то к другому.