Записки рядового радиста. Фронт. Плен. Возвращение. 1941-1946
Шрифт:
Картина, впервые открывшаяся мне, до сих пор в памяти. Особенно запомнилась обнаженная женщина с лежащим на ее животе трупом ребенка, с еще неотделенной пуповиной. То ли она рожала во время бомбежки, то ли произошел выкидыш… Я долго не мог отделаться от страшного впечатления. На следующий день обоих наших друзей коллективно похоронили на кладбище.
Сводки Информбюро по-прежнему сообщали о планомерном отходе на заранее подготовленные позиции под давлением превосходящих сил противника и об огромных потерях, наносимых врагу упорным сопротивлением наших войск. Однако действительное положение на фронтах не могло быть скрыто под пропагандистским прикрытием газетных
На вооружении пехоты были в основном винтовки образца 1898/1913 года (знаменитые в свое время трехлинейки Мосина). Появились в первые месяцы войны новейшие винтовки СВТ с кинжаловидным штыком, но вскоре их сняли с вооружения за ненадежностью. Авиация — истребители И-16 с фюзеляжем, цельноклеенным из березового шпона, со скоростью 450–500 км/ч против цельнометаллических Me-109, имевших скорость до 700 км/ч. «Летающие гробы» — тяжелые бомбардировщики ТБ-3, скорость полета которых 180 км/ч. Танки Т-26, броню которых, по рассказам прибывавших с поля боя раненых, пробивали крупнокалиберные пулеметы. Новейшие быстроходные БТ-6, Т-34 и KB могли бы быть успешно противопоставлены немецким, если бы их было побольше. Артиллерия качественно не уступала немецкой, но была на тихоходной тракторной тяге.
Большая часть вооружения, как говорили прибывавшие с фронта, была потеряна в первые же дни войны близ новой границы.
Армия, обезоруженная технически, была обезглавлена довоенными чистками. Не говоря уже о наиболее образованных маршалах Тухачевском и Егорове, были уничтожены почти все командующие армиями и командиры корпусов, большинство командиров дивизий и полков. В результате всего за три с небольшим месяца линия фронта откатилась от Вислы до Москвы и Ростова. Это было похоже на настоящий разгром, в чем немцы были уверены, и эта их убежденность в уже достигнутой победе, на мой взгляд, была в числе причин их последующего поражения.
Город готовился к предстоящей обороне. Улицы перегораживались баррикадами, подвалы домов оборудовались под убежища, окна закрывались мешками с песком, настилались полы и устраивались нары. Во дворах рылись траншеи и щели. В подвале нашего трехэтажного дома была котельная с котлом парового отопления. Этот подвал был оборудован под коллективное убежище. Туда мы спускались во время воздушных тревог, участившихся в августе — сентябре.
Официально эвакуация не была объявлена, но некоторые предприятия закрывались, их оборудование грузилось в вагоны и отправлялось куда-то на восток. Через город тянулись колонны беженцев на конных повозках, на телегах, запряженных волами. Шли пешком утомленные дальней дорогой, удрученные люди. Большинство — евреи, составлявшие значительную часть населения Восточной Польши и Белоруссии. В обход города гнали колхозный скот — большие стада коров и овец.
Эвакуировался и техникум. В конце сентября личный состав техникума выехал сначала в Георгиевск, затем в Баку, где был объединен с Бакинским авиационным техникумом. Однако, как позднее выяснилось, уехали далеко не все, менее половины студентов и преподавателей.
Занятия в техникуме прервались, но продолжали работать мастерские, выполняя заказы военных. Из числа преподавателей и студентов, оставшихся в городе, была составлена дружина, которая под командой военрука техникума — пожилого отставного полковника авиации (на петлицах гимнастерки
Периодически и я ходил дежурить, наблюдая с крыши за дуэлями городских средств ПВО с немецкими самолетами, которые облетали город, но бомбили его мало, лишь изредка «роняя» несколько бомб.
Воздушные тревоги ночью объявлялись почти ежечасно, сопровождаясь стрельбой зенитных батарей и эрликонов. Казалось, что освещенные перекрещивающимися лучами прожекторов и сплошным ковром разрывов снарядов самолеты должны быть сбиты, но они почему-то оставались невредимыми. Запомнилось, что при каждом таком налете немецкой авиации с земли взлетали сигнальные ракеты, указывавшие цели.
Уехала и артиллерийская спецшкола, и с ней мой друг Олег, с которым мне более не пришлось встретиться. Впоследствии доходили слухи, что учащихся старших классов спецшколы срочно переаттестовали в младших командиров, навесили им по два треугольника в петлицы (командир отделения, в дальнейшем — младший сержант) и отправили на фронт командирами расчетов противотанковых пушек, где большинство их погибло (45-миллиметровые противотанковые пушки обычно выдвигались на передний край обороны в боевые порядки пехоты для стрельбы прямой наводкой; уцелеть при отражении танковой атаки почти не было шансов).
По вечерам у нас собирались соседи: многочисленная еврейская семья Райкиных, занимавшая несколько комнат на нашем этаже, и армянская семья Михаила Ивановича Попова (его фамилия по-армянски читается Бабаян) — бывшего владельца нашего дома, в котором до революции помещались меблированные комнаты. В дискуссиях о положении в тылу и на фронте все приходили к выводу о том, что война уже проиграна. Однако, считали мы, не следует доверять официальной пропаганде о якобы чинимых немцами зверствах. Они — цивилизованный европейский народ, принесший миру огромные культурные и научные достижения. Немецкая философия составляет значительную часть мировой гуманитарной культуры, что никак не может быть совмещено с приписываемым им варварством. Их огромное превосходство над Красной армией в тактике, технике и вооружении также свидетельствует об этом. Так же как и соседи, Файкины, считая, что война, безусловно, уже проиграна, решили остаться в городе, если он будет захвачен.
Я же, напротив, был убежден, что немцы не смогут победить в войне. Даже если Красная армия будет окончательно разбита и откатится до Урала, немцам не удастся удержать захваченную огромную территорию. Для этого им просто не хватит войск.
Райкины все же уехали вместе с автодорожным техникумом, в котором работал преподавателем глава семьи Марк Моисеевич.
Мне очень не хотелось оставаться, но меня не отпускали, да и я не проявил настойчивости, не считая возможным оставить семью, которая кормила и одевала меня несколько лет.
Ростов, 1941 — лето 1942 г. Оккупация, освобождение и новая оккупация
Уже к середине октября наступили небывалые в этих местах морозы. В Ростове, где обычно зимой снег держался не более двух-трех дней и стаивал, образуя на улицах и тротуарах мокрую кашу, такие низкие температуры не отмечались за все годы метеорологических наблюдений. Замерз Дон, никогда ранее не замерзавший.
Через город сплошной колонной потянулись отступающие войска, обозы, беженцы. Звуки артиллерийской канонады приблизились настолько, что можно было разобрать отдельные выстрелы и разрывы снарядов. Фронт был уже на окраине города, стали доноситься звуки пулеметных и автоматных очередей.