Записки санитара морга
Шрифт:
– Мы с Тёмычем клялись, что это шутка, да Верка и сама понимала, конечно… Маринку из сортира достала, кое-как успокоила, – говорил Боря, давясь хохотом.
– Но шутку девчонки не оценили. Сказали, что мы козлы, психи сраные, ну и всякое такое, в том же роде… В общем, наговорили нам злобных бабских банальностей – и свалили. А пузырь шампанского, кстати, с собой захватили, – подытожил я.
– Да, парни… С таким тонким юмором вас амуры избегать будут. Об вас, циников, только стрелы зря тупить. Таких мамзелей упустили! – весело пожурил нас Бумажкин.
– Ой, да и ладно, хрен с ними. На черта они сдались, если шуток не понимают, – ответил Плохотнюк.
– Это вы еще легко отделались. Я вам, парни, вот что скажу… Розыгрыши – это, конечно, здорово. Но в нашем деле – рискованно, – назидательно сказал Вовка, улыбаясь одними глазами. – И есть примеры.
– Нет вроде. А чего было-то? – живо поинтересовался Боря за нас обоих.
– Чего было-то? – риторически переспросил старший. – Да так, ничего особенного. Юморок. Когда морг наш только открыли, пару недель буквально, работали здесь сперва два дневных санитара да ночной один. И стала клиника ночников нанимать, – начал он свой рассказ. – Прислали из отдела кадров мальчишку молодого, только восемнадцать ему стукнуло. Пришел он ближе к вечеру с должностными обязанностями ознакомиться. А парни в тот день втроем выпивали слегка. Только им повеселело, как новичок заявился. И решили они его подколоть. Один из них, дневной санитар, в тот момент в другой конец отделения отлучился, по телефону трепался. Ночной принялся парню нашу кухню показывать, чего да как. А дневной напарника своего стал подговаривать. В общем, новенькому все показали, рассказали. Он до того момента ни одного покойника в глаза свои не видел, но держался молодцом. Ну вот… Они ему и говорят, мол, теперь ты все знаешь, парень ты не робкий, все отлично, ждем тебя на работу. А один из дневных напоследок попросил. Сходи, говорит, братуха, в секционную. Там у нас труп на столе лежит, у него бирка на руке. Мол, глянь, как фамилия. Ну, тот конечно же отказаться не мог, да и зачем… Пошел в секционную. А другой санитар, которого малой вообще не видел, заранее в секцию пошел. Разделся там, одежку спрятал, лег на стол, водой себя окатил, подголовник под голову. В общем, все, как полагается. Пацан тот новенький в секцию зашел, стал бирку с фамилией искать, как и просили. А ее и нет. Ну, он спиной к столу поворачивается и в открытую дверь громко так рапортует. Мол, нет бирки на трупе. В этот самый момент санитар, который трупом прикидывался, как схватит его сзади за жопу, да еще и гаркнул чего-то…
– Вот его вставило-то, поди! – восхищенно сказал Плохотнюк, вглядываясь в свое воображение.
– Вот именно, что вставило. Эти пьяные идиоты ржут, по плечу его хлопают, типа с боевым крещением поздравляют. А тот серого цвета, в ответ и сказать-то ничего не может. Они ему «все, расслабься, пошутили мы, давай выпьем», а он в ответ затрясся весь, за сердце схватился и – брык с копыт. Шутники эти, ясное дело, перепугались – стали пытаться его в чувство привести, да ни хрена не выходит. Пульс еле слышно, дыхание поверхностное. И чего с ним дальше будет – не понятно. Вот так-то…
– И чего с ним дальше было? – спросил я.
– Откачали? – так встревоженно сказал Борька, словно был главным виновником той давнишней ситуации.
– Слава богу, дурни эти сообразили, что делать. Двое парня на каталку швырнули и – бегом с ним в кардиологию. А третий кардиологам звонить стал, чтоб встречали. Те его в чувство привели, конечно… Оказывается, его сердечный жахнул. А вроде все не со зла было. Просто разыграть его хотели, да перестарались мальца… Вот такая история.
– История поучительная, ничего не скажешь, – согласился я.
– Он работать потом пришел? – спросил Плохотнюк.
– Да брось, какой там… Никто его с тех пор и не видел. Он даже за трудовой в отдел кадров не зашел. Канул просто, и все…
– Все, никаких больше приколов, – торжественно поклялся Борян, отдавая пионерский салют. – Хотя моя история куда круче будет, ей-богу…
– Твоя, Борь, другая. Тут нельзя сравнивать, – возразил Бумажкин, глянув на часы. – Что-то мы с тобой, Плохиш, засиделись. Отделение уж пустое… Тёмычу спешить некуда, а мы-то чего?
– Да, пора валить, – кивнул Боря. – Сейчас мигом переоденусь – и вместе поедем.
– Жду две минуты, – строго сказал Вовка вслед Плохотнюку, убегающему в раздевалку.
Спустя пару минут он появился на пороге «двенашки» переодетый, в камуфляжных штанах, высоких ботинках и черной майке. «Anarchy» было написано на ней рваными разнокалиберными буквами.
– Ладно, двинули мы, – сказал Бумажкин, направляясь к выходу. Я пошел следом, чтобы закрыть за ними дверь служебного входа. – Завтра у нас непростой день. Двадцать две выдачи, уже четыре вскрытия есть, – со вздохом напомнил нам Вовка, которому все еще
Они были последними, кого в тот вечер отпустило Царство мертвых. Остальные работники патанатомии опередили их, уже спеша по адресам, разбросанным по огромному городу. Сквозь километры автодорог и линий метро они стремились к табличкам с названиями улиц и номерами домов, которые сегодня будут их финишной чертой лишь для того, чтобы завтра утром стать для них линией старта. В конце этой дистанции всех ждала известная им награда. Некоторых – желанная, других – опостылевшая.
…Закрыв за ними дверь отделения, я проводил санитаров мысленным взором до ворот, вспоминая ту самую историю, произошедшую с Плохотнюком несколько месяцев назад.
А случилось с Борей вот что. Спустя пару месяцев после того, как он начал нести ночную вахту в нашем отделении, будучи «ночником», на одном из дежурств Плохотнюк получил звонок из реанимации. По его собственному признанию, был он тогда в состоянии сильнейшего похмелья, что нещадно терзало его в отместку за выпитое накануне. Телефонная трубка голосом дежурной сестры отделения просила забрать у них труп горемыки, недавно отдавшего Богу душу. Так как дело было глубокой ночью, Боря поленился доставать больничный «кроватофалк» и, нарушив инструкции, выдвинулся в реанимацию с подъемником, на котором усопшего ждала холодная сталь поддона. Забрав у реаниматологов еще теплого мужчину, где-то пятидесяти с небольшим лет от роду, он накрыл его хирургическим покрывалом горчичного цвета и отправился назад.
Пока Плохиш спускался на лифте в подвал, соединяющий главный корпус клиники с моргом, ему показалось, что покойник выглядит как-то странно. Подумав, что это почудилось ему с похмелья, Боря повез в морг бывшего пациента реанимации сквозь изогнутое тело подземелья. Дело было зимой, и в подвале было чертовски холодно. По старой пижонской традиции, бытовавшей среди ночных санитаров, он положил руки мертвецу на шею, забирая у него немного людского тепла, которое тому больше не понадобится. Въезжая в поворот, ведущий к подвальным дверям морга, он вдруг почувствовал под пальцем еле ощутимый толчок. Настолько слабый, что Плохотнюк решил – показалось. Поднявшись наверх в отделение, Боря записал мертвеца в журнал постояльцев и принялся укладывать в холодильник. Сняв с покойника казенную больничную ночнушку в мелкий синий цветочек, он взял фломастер и крупно размашисто вывел у него на плече фамилию «Хрельников». И название отделения. А затем снабдил нового постояльца подголовником. В тот момент, когда ему оставалось одеть на труп формалиновую маску, что-то остановило его. Боря клялся, что так и не понял, почему он тогда помедлил. Стоя рядом с бездыханным телом, он тупо смотрел на него, борясь с похмельем. Наконец-то очухавшись, Плохиш накинул покойнику на лицо кусок вафельного полотенца, смоченного в растворе. И взял труп снизу за шею, чтобы приподнять голову и надеть полиэтиленовый пакет. А когда взял, снова почувствовал под пальцами что-то такое… Не веря себе, Боря задержал руку. Но так больше ничего и не нащупал. «Это ж надо было так нажраться… Мерещится черт знает что», – подумал он. И уже собирался одеть пакет… Как вдруг, за долю секунды до того, как убрать ладонь с тела, Плохиш ощутил под пальцами вялый, но явный «тук». Инстинктивно испугавшись, отдернул руку. Но пересилив себя, положил ее обратно, теперь ровно на сонную артерию. И невероятный «тук» повторился. А потом и еще раз…
Вынырнув из оцепенения, Борька ринулся к радиотелефону, лежавшему неподалеку от него, на подсобном столе. С трудом набрав непослушными пальцами номер реанимации, услышал неторопливые и равнодушные длинные гудки. Когда же трубку наконец-то сняли, он заорал в нее срывающимся голосом:
– Это санитар! Я к вам! К вам, прям сейчас, готовьте там все! Вы мне живого отдали!!!
И, бросив трубку, одним рывком развернул подъемник с еще живым пациентом клиники в сторону лифта.
Спустившись в подвал, он бегом бросился к главному корпусу, толкая впереди себя того, кто в ту ночь должен был стать нашим постояльцем. Затеяв гонки со смертью, главным призом которых была жизнь Хрельникова, Боря лихо влетал в изгибы подвального коридора в раллийной манере. И ворвался к лифтам в тот момент, когда один из них открылся. Навстречу Плохотнюку из него вывалились бледные врачи, вооруженные полным реанимационным набором и специальной каталкой. Одним рывком закинув на нее Хрельникова, они скрылись в лифте, на ходу готовя шприц для внутрисердечной инъекции.