Записки сервера
Шрифт:
Я скосил глаза. Врачиха вязала, спрятав клубки в ящик стола и время от времени поглядывая на дверь, из-за которой, возможно, мог появиться главврач. На больных — а в комнате было их уже с полдюжины, не меньше — она не обращала ни малейшего внимания.
«Мертвая зона», — вспомнил я Гордеевское и поежился. А что, если он хоть в чем-то прав? Не забыть бы спросить, откуда он знает про книгу.
Я чуточку переместил корпус, достал книгу и передал ее, вместе с апельсинами, Гордею. Апельсины он положил на колени, а книгу
А может быть, я сам давал ему эту книгу лет десять назад, да забыл об этом? Он явно ищет какую-то определенную страницу, конкретный абзац. Сейчас прочитает его и вернет мне книгу. Наверное, он хочет выяснить, какой именно отдел мозга обеспечивает телепатическую связь между биокомпьютерами, догадался я. Или другое: какие разделы работают «на дядю».
— Спасибо, возьми — вернул мне Гордей книгу.
— Ну как, нашел, что искал? — спросил я.
— Пока нет. Но я все внимательно прочитал и запомнил. Ночью подумаю над прочитанным и что-нибудь соображу.
— Ты что, раньше… не читал эту книгу? — не понял я.
— Нет. Мне нужна была любая книга, описывающая мозг. Я ведь не медик, о многом только догадывался. Теперь я кое-что знаю.
— Ты хочешь сказать, что прочел и запомнил эту толстую книгу за пять-семь минут? — все еще не понимал я.
— Ну да. Я не сказал тебе самого главного: я научился отсоединяться от сети и использовать свой мозг исключительно для собственных нужд. Но пока боюсь отключаться более чем на пятнадцать минут. Думаю, здесь тоже может быть ловушка. Ладно, ты иди, мне нужно подумать. Пока!
Он быстро поднялся и, помахивая сеточкой с апельсинами, вышел из комнаты. Я, слегка обидевшись, вышел через другую дверь.
Ах, если бы эта наша с ним встреча стала последней! Тогда я еще мог вернуться, мог позабыть если не все, то хотя бы часть из сказанного Гордеем. Пожалуй, это было последней точкой возврата — есть у летчиков такой термин. Но я не вернулся, а теперь уже поздно…
Гордей позвонил мне через два дня, в субботу.
— Ты можешь прямо сейчас выйти в детский садик, который ближе всего к твоему дому? Есть разговор.
— Тебя что, уже выпустили? — удивился я. Помнится, врачиха в психушке говорила про несколько недель.
— Можно и так сказать, — уклончиво ответил Гордей. — И еще. Захвати для меня какой-нибудь бутерброд и двадцать гривень. Можешь мне одолжить такую сумму дня на три?
— Нет проблем, — бодро ответил я, вспомнив, что в заначке у меня сейчас гривень сорок, не меньше. — Ты где конкретно?
— Выходи, увидишь.
Я попросил жену приготовить два больших бутерброда и один маленький, а сам тем временем оделся. В хлебном магазинчике, что на первом этаже нашего дома, продают также пиво, водку и всякие там сладости. В дополнение к бутербродам я купил четыре бутылки пива и лишь затем,
Когда-то в этот садик можно было устроиться только за взятку. Здесь целый день кипела особая, детская жизнь. Кто-то с кем-то ссорился, кто-то с кем-то мирился. «Я с тобой играть больше никогда не буду!» — эта фраза звучала здесь ежедневно и многократно. Но после разгрома Союза очень немногие дети рисковали появиться на свет в «незалежной», то бишь независимой, державе. И престижный некогда детсад пришел в упадок. Керамическая плитка со стен кое-где осыпалась, песочницы развалились и осели, сетчатую ограду наполовину растащили. Мерзость запустения, одним словом.
Гордей, чуть сгорбившись, сидел на скамеечке между сломанными качелями и металлической горкой (с одной стороны лесенка, с другой некогда отполированный детскими попками до блеска, а теперь ржавый металлический желоб). Был Толик в той же потрепанной куртке, что и на Андреевском спуске, но выглядел совершенно иначе. И уж тем более он отличался от себя позавчерашнего. Ни покрасневших глаз, тревожно осматривающихся и поспешно перебегающих с одного предмета на другой, ни нервных движений пальцев.
— Ты помолодел, — вынужден был признать я.
— Я и сам это чувствую, — не стал скромничать Гордей. — Но я не только помолодел. Я еще и…
Тут он обратил внимание на пиво — и, по-моему, испугался.
Вы видели хоть раз человека, который боится бутылки с пивом? Даже завязавшие алкоголики, по-моему, реагируют на сей предмет спокойно. А Гордей… Нет, он явно изменился.
— Пиво — это хорошо, — сказал он. — Я, правда, потерял к алкогольным напиткам всякий интерес, но в пиве много калорий, это — энергетически ценный продукт питания.
Однако… И так говорить о пиве «Княжеское»? Зря я старался, деньги переплачивал, Гордей все равно не оценил.
Я вынул расческу-открывашку, откупорил две бутылки, одну вручил Гордею. Он, сделав несколько больших глотков, жадно впился в бутерброд.
— Я два дня не ел, — пояснил он, поймав мои удивленный взгляд. Подхожу к дому, чувствую — там уже засада. К тестю с тещей я побоялся идти, зачем пугать старых людей? Тем более, что они сразу вызвали бы бригаду из психушки. Вот и пришлось две ночи здесь кантоваться.
— Где — здесь?
— Да в старшей группе, — махнул он головой в сторону двухэтажного облупленного корпуса. — Там и матрасики еще сохранились, и подушки, только без простыней и без наволочек. Ничего, завтра засаду снимут и я пойду домой. В принципе, я и сейчас мог бы глаза им отвести, но не хочу понапрасну Сисадмина тревожить. Он на такие штуки очень нервно реагирует, улыбнулся Гордей. Улыбка у него была добрая и спокойная — как у тихо помешанного. И все зубы были на месте, красивые т ровные, словно брусочки рафинада.