Записки школьницы
Шрифт:
Ну, вот этого ещё не хватало!
Я быстро «пришла в себя», села как следует и вздохнула:
— Первый приступ прошёл, — сказала я нормальным голосом. — Посмотрим, что будет дальше! — Но, так как Пыжик повеселел сразу, а мне эта весёлость совсем не понравилась, я прошептала снова умирающим голосом:- В случае чего — возьми себе на память мой термос… С горячим чаем… Когда будешь пить чай, вспомни про меня… Вот он! Возьми, Пыжик!
Пыжик выхватил из моих рук термос, быстро открутил головку и, придерживая меня одной рукою, другую, с
— Выпей, — зашептал он. — Выпей, Сологубова… Чай всегда помогает… Знаешь, как хорошо… Когда горячим чаем… Тебе не холодно?
— Холодно, — прошептала я. — Рука холодеет…
Перепуганный Пыжик начал поить меня. У него был такой смешной вид, что я чуть не расхохоталась. Но вдруг почувствовала, что в самом деле, кажется, умираю. Мне показалось: рука моя немеет, становится холодной, как мороженое.
Тут уж я и сама испугалась по-настоящему. А вдруг действительно булавка грязная и у меня начинается самое настоящее заражение крови?
Ох, как я разозлилась на Пыжика, вы не представляете даже! Мне хотелось вскочить, вцепиться ему в нос и так отлупить его, чтобы он уже не баловался с булавками. Но как раз в эту минуту электричка влетела на перрон Финляндского вокзала и мне сразу стало легче.
Все бросились к выходу, но я нарочно прижалась к спинке сидения.
— Одну минутку… — забормотала я больным голосом, — подождите… Мне так плохо… Всё кружится, как на каруселях… Страшная слабость… И сердце… Так бьётся, так бьётся… Одну минутку… Только соберусь с силами…
Пыжик стал таким бледным, что его голубые глаза показались мне чёрными пятнами на лице.
— Сологубова, — забормотал он, хватая мои руки, — Антило… Подожди… Тут же рядом… Возьми себя в руки… Я сейчас устрою… Тут же аптека… Рядом с вокзалом… Аптека, понимаешь?… Обопрись на меня!
Я приоткрыла глаза, а когда увидела, что все уже вышли из вагона, простонала:
— Где я? (В книгах всегда стонут и спрашивают: «Где я», когда происходит несчастье.)
— Ты со мной! Со мной! Я — Пыжик! Опирайся на меня! Сейчас я всё устрою. Пошли.
— Поздно!
— Ничего не поздно! — закричал Пыжик. — Аптека ещё открыта, мы успеем купить хоть пять литров йоду.
Он вытащил меня из вагона, и так как на перроне уже никого не было, я повисла на руке Пыжика и позволила ему вести меня, как умирающую. Но, когда мы переходили площадь перед вокзалом, я пошла сама, потому что через площадь идут трамваи, троллейбусы, автобусы и грузовики и тут надо смотреть в оба глаза, чтобы не попасть под колёса.
— Тебе немного лучше? — дрожащим голосом спросил Пыжик.
— Я напрягаю всю силу воли! — простонала я. — Дойду!
В аптеке я села на скамейку, закрыла лицо фуками и сквозь пальцы смотрела, как Пыжик бегает от одного окошка к другому, платит деньги, получает йод.
Но вот йод у него в руках. Он подбегает ко мне, мажет мне руку так, что она превращается в бурую. Наверное, теперь у меня обязательно слезет кожа с руки.
— Помажь
Пусть и у него слезает кожа. В следующий раз не будет баловаться с булавками.
Пыжик помазал, но плохо.
— Дай-ка я тебе помажу!
И я размазала по его руке всё, что было в маленьком пузырёчке.
— Полегче? — спросил Пыжик.
— Как будто, — кивнула я. — Только внутри… сильный жар.
— Ничего, ничего! Это пройдёт! — стал уверять меня Пыжик. — После йода всегда начинается жар. Это даже хорошо. Значит, йод подействовал.
Мы вышли из аптеки, а при выходе чуть не столкнулись с продавщицей мороженого.
— Вот что нам ещё нужно! — крикнул Пыжик. — Против жара внутри это же самые лучшие компрессы… Пару брикетов! — остановил он продавщицу. — Даже не пару, а четыре!
С холодными сливочными брикетами в руках мы вошли в метро и, пока ехали до Технологического, лечились так усердно, что сегодня у меня болит горло и трудно глотать даже чай.
— Кажется, теперь есть надежда остаться живыми! — сказала я, когда мы пересели в трамвай.
— Значит, — обрадовался Пыжик, — ты одна доедешь до дома?
Ну скажите, не бессовестный разве?
Человек, может быть, умирает, а он торопится бросить его посреди улицы. И, главное, сам же довёл до смерти и сам же спешит уйти от своей жертвы.
Я пошатнулась, оперлась всей тяжестью на его руку и простонала:
— Дойду! Как-нибудь, возможно, доберусь одна… Если, конечно, не умр› на улице… Иди, Пыжик! Спасибо, что помог мне!
Пыжик покраснел, закашлялся и наконец сказал решительно:
— Ладно! Доведу до дома… Хотел зайти в одно место, но… не могу же я тебя бросить.
Ну, всё-таки есть ещё у него совесть.
— Как хочешь, — сказала я, и мы поехали вместе.
Пыжик проводил меня до самого дома, и я уже хотела отпустить его, но потом подумала, что как-то надо же его ещё немного повоспитывать, чтобы не учил он других втыкать булавки в руки. И, подумав, решила, что не плохо будет, если он потащит меня на десятый этаж.
Я сказала слабым голосом:
— Совсем ослабела. Очень прошу тебя… помоги, пожалуйста, дойти до квартиры.
— Пожалуйста! — сказал Пыжик.
Мы подошли к лифту, но я, конечно, не для того его попросила проводить себя, чтобы он катался на лифте.
— Мы поднимемся так… По лестнице! — сказала я. — Боюсь, что лифтом я не сумею… У меня ужасно кружится голова!
Пыжик вздохнул. Лицо его вытянулось. Он ведь знал, что я живу на десятом этаже. Но ничего! Всё-таки пришлось ему подниматься на десятый этаж с высунутым языком. А чтобы ещё крепче ему досталось, я всё время тянула его за рукав, как будто сама и шагу не могла ступить без помощи.