Записки школьницы
Шрифт:
— Ну, хорошо, — согласилась я, — я не буду ожидать, я хочу жить, но как надо жить?
— Вот это уже вопрос по существу. И на него жизнь отвечает, не мудрствуя лукаво. «Живи, — говорит она, — твори, делай всё, что нужно и полезно другим, без чего люди не могут жить, а стало быть, без чего ты и сам не проживёшь ни одного дня».
— А что самое главное в жизни? — спросила я.
— Самое главное — это самое необходимое. А самое необходимое — это труд, конечно! Работа! Деятельность! Созидание! И эта потребность в труде появляется в человеке вместе с первым его дыханием. Вот ты посмотри на детей. Завтра же взгляни
— Дети?
— Да! Дети! Что делают они день-деньской!
— Играют!
— Как играют? Во что играют? Присмотрись получше! А играют они в труд! Да, да, не смейся!
Ребёнок лепит из песка куличики, строит плотины, шалаши, строгает палки, сооружает из кубиков дворцы, роет каналы, ковыряет землю, расчищает её, изменяет всё по-своему, не понимая даже, для чего и с какой целью он это делает. Но мы-то с тобой отлично понимаем, что в этих играх пульсирует живая человеческая потребность творить, работать, преобразовывать мир по своему вкусу. Если бы такого стремления к работе, к приспособлению мира к своим потребностям не было у людей, тогда бы не было у нас ни культуры, ни цивилизации. Да ничего бы не могло быть. Тогда промчались бы по земле человеческие орды, сожрали всё и исчезли бы, как многие животные исчезают из жизни планеты. Бесследно!.. Творить, работать пришёл на землю человек, чтобы не исчезнуть, чтобы жить, жить и жить. Тот, кто не понимает, что работа и есть сама жизнь человечества, — не человек, а глупое, бессмысленное животное.
— Дядя Вася, а вы любите полы мыть?
— Нет! И комнату убирать не люблю! Но, — развёл руками дядя Вася, — приходится, ничего не поделаешь! Не ходить же по колено в грязи. Да и невыгодно. Грязь да всякие заразные микробы не позволяют жить неопрятно. Стало быть, хочешь не хочешь, нравится или не нравится, а наводи чистоту и порядок. Значит, работа бывает не только игрой, удовольствием, творчеством, но также и необходимостью. Иногда тяжёлой, иногда удивительно неприятной!
— А какую работу лучше всего выбрать?
— Ну, этого я не скажу… Одному нравится строить машины, другому — искать подземные клады золота, угля, алмазов, нефти. Третий увлекается разведением и выращиванием новых, невиданных сортов злаков, овощей, выводит небывалые породы животных. Один чувствует радость, управляя машинами, другому нравится строить города. Выбирай работу по душе, чтобы быть хозяином этой работы, а не рабом её. Каждый должен заниматься только своим делом, любимым, радостным. Это и есть счастье. Но ещё счастливее будет жить человек, когда он увидит и поймёт, что его любимая работа к тому же и полезна тебе, мне, миллионам других, и что радует она всех и каждого… Впрочем, тебе пока ещё не понять этого. Мала! Ноги коротки, головка на три номера меньше, чем требуется для понимания.
Ну тут-то дядя Вася неправ. В моём возрасте ребята всё понимают. Да и что непонятного в работе для общей пользы?
Утром я открываю окно и делаю физзарядку. Я вижу толпы людей, машины, трамваи. В этот час тысячи, сотни тысяч людей спешат на работу. Уходят и папа, и мама, и наши соседи по квартире. Из окна я вижу сотни дымящих труб. Белый, розовый, серый и чёрный дым растекается в воздухе, и кажется, будто плывут в нём дымы папирос, которые курит утренний город. Мой папа всегда курит перед работой, и у
— Раз, два, три! — подсчитываю я вслух и выбрасываю руки вперёд и в сторону. — Раз, два, три!
А Ленинград уже проснулся, откашливается, покуривает заводскими трубами, и мне кажется, «вот-вот вздохнёт он, крякнет и густым голосом, таким, как далёкий гром, скажет:
— Доброе утро, добрые люди! Выспались? Отлично! А теперь пора и на работу!
Я слышу голоса всей страны. Они входят в радиоприёмник, рассказывают радостно, где и какие заводы, фабрики, электростанции строятся и где они уже построены. Знакомый диктор московской радиосети говорит, как и вчера, всё о том же — чем заняты советские люди и как хорошо будет жить, когда у нас станет всего много: и металла, и машин, и угля, и сахара, и хлеба, одежды и мяса.
Все люди трудятся. И для себя! И для меня! Все наши советские люди заботятся о всех. И обо мне! Я очень даже понимаю это. А когда понимаешь такое, тогда становится понятным и всё другое. Ведь если вся страна работает для меня, как же я могу не работать для страны? Для всех? И если я не стану для всех работать, как все работают для меня, то можно ли брать всё, что необходимо для жизни, не краснея от стыда?
8 мая
Эта Валя не девочка, а тридцать три несчастья. С ней обязательно что-нибудь происходит, а мне всякий раз приходится распутывать её приключения. Я уже писала о письмах, которые она получала. Ну, как я и предполагала, эти письма посылали детдомовцы. Когда Валя сообщила мне о них, я на другой же день села к Елагиной на парту и сказала ей:
— Глупо! Мелкая месть! Валя смеётся над вашими письмами.
Елагина сделала удивлённое лицо.
— Какие письма? О чём ты это? Ты лук ела или без лука обалдела? Никаких писем твоей Вальке никто не посылает. Чего привязываешься? Тебя не трогают — и не лезь!
А глаза у неё бегают, так и вертятся во все стороны.
— А ну, погляди мне в глаза! — сказала я.
— Подумаешь, какая! — забормотала Елагина. — Привязывается ко всем со своими глазами… Пусть твоя Валька изучает твои глаза, а мне нечего смотреть.
— Слушай, Елагина, — сказала я, — нельзя же быть такой мелочной! Она не даёт книги, а ты глупые письма посылаешь. Чего ты хочешь доказать? Ну, что?
— Ты её агитируй, а меня нечего… Да… Она начиталась книг о любви и воображает, будто все так и начнут писать ей да свиданья назначать…
— Ага, ага! — закричала я. — Попалась! Сама проговорилась! Если бы не писала, тогда откуда же тебе известно, что Вале назначают свиданья?
— Ничего не знаю!
— Зато я всё знаю!
— Чего ты знаешь?
— Чего ты не знаешь! Валя никаких книг о любви не читает! Она о разных приключениях любит читать. О шпионах! Вот что я знаю.
— Да? — почему-то обрадовалась Елагина. Глаза её заблестели, она захихикала и, вскочив с парты, убежала. — Ладно! — крикнула она, помахав мне рукой. — Больше не буду!
Разговор с Елагиной, кажется, повлиял на неё. Валя перестала получать любовные письма. Но сегодня она снова получила письмо такое загадочное, что ни я, ни она так ничего и не поняли.
Красивым почерком на плотном листке бумаги было написано: