Записки социальной психопатки

Раневская Фаина Георгиевна

И причина была опять в том, что она была не просто очень, а даже слишком популярна. Главному режиссеру Борису Равенских и его приме Вере Васильевой не нравилось, что публика ходит прежде всего «на Раневскую», и ее начали постепенно оттеснять со сцены. Последнюю свою героиню в этом театре — Прасковью Алексеевну в пьесе Алексея Толстого «Мракобесы» — она сыграла весной 1960-го, после чего для нее перестали находиться подходящие роли.

Зато Раневской вдруг сообщили, что Завадский был бы не прочь вновь принять ее в Театр имени Моссовета. «Слушать не хочу ни о Завадском, ни о его театре, даже уборщицей туда не пойду», — как

всегда эмоционально отреагировала Раневская. Но потом видимо поостыла и тоже намекнула, что была бы не прочь сыграть в «Дядюшкином сне» Достоевского, если его конечно решат поставить.

Ну а пока ролей в театре не было, и шли все эти завуалированные переговоры, Раневская вновь на несколько лет ушла в кино.

В 1960 году Раневская написала в дневнике: «Снимаюсь в ерунде…».

В конце 50-х — начале 60-х Раневская действительно много снималась в кино, причем далеко не всегда качественном. В 1958 году она сыграла роль Свиристинской в слабенькой комедии Александра Файнциммера «Девушка с гитарой». В 1961 — Мурашкину в короткометражке по чеховской «Драме».

Куда более многообещающе выглядело приглашение на главную роль в фильме Надежды Кошеверовой (режиссера «Золушки») «Осторожно, бабушка!». Но увы, история бодрой бабушки, пытающейся устроить жизнь любимой внучки, вышла откровенно слабой. К тому же на этих съемках Раневская рассорилась с Кошеверовой. Толк от этого фильма был только один — после него ей наконец-то присвоили звание народной артистки СССР.

В 1963 году была маленькая роль спекулянтки «Королевы Марго» в фильме Вениамина Дормана «Легкая жизнь», порадовавшая зрителей несколькими новыми крылатыми фразами от Раневской.

Но в целом, все эти роли какого-либо серьезного следа в творчестве Раневской не оставили и ничего нового в мировое киноискусство не привнесли.

Дружба Фаины Раневской и Павлы Вульф продолжалась до конца жизни Павлы Леонтьевны, да и после ее смерти в 1961 году Раневская ежедневно о ней вспоминала.

Эта потеря стала для нее огромным ударом. Она была настолько выбита из колеи, что долго не могла выйти на сцену Театра имени Моссовета, где в то время работала.

И потом Раневская то и дело вспоминала о Павле Леонтьевне. В дневнике она написала: «Павла Леонтьевна Вульф — это имя для меня свято. Только ей я обязана тем, что стала актрисой. В трудную минуту я обратилась к ней за помощью, как и многие знавшие ее доброту. Павла Леонтьевна нашла меня способной и стала со мной работать. Она учила меня тому, что ей преподал ее великий учитель Давыдов и очень любившая ее Комиссаржевская… Требовательная к себе, снисходительная к другим, она была любима своими актерами как никто, она была любима зрителями также как никто из актеров-современниц…»

Раневская надолго пережила Павлу Вульф, но рана в ее сердце так и не зажила. Никто не смог заменить ей ее любимую подругу. И она всегда повторяла, что не устает благодарить судьбу за то, что ей была послана такая дружба.

В 1963 году Раневская вернулась в Театр имени Моссовета.

Произошло это после того, как Завадский пообещал ей исполнить ее желание и поставить «Дядюшкин сон». В Театре имени Пушкина, где ей перестали давать роли, Раневскую ничего больше не держало, и она с общего согласия перешла обратно в Театр имени Моссовета.

Завадский

свое слово сдержал, и в 1964 году она вышла на сцену в роли Марии Александровны Москалевой. Но… по странной прихоти судьбы, Раневская эту роль так и не смогла полюбить. Москалева оказалась единственной из ее героинь, которую она не смогла внутренне оправдать. Поэтому несмотря на то, что роль была глубокая и интересная, перед гастролями в Париже Раневская без споров отказалась от нее в пользу Марецкой.

Кстати, несмотря на то, что из-за нее Раневской некогда пришлось уйти в Театр имени Пушкина, а потом отказаться от парижских гастролей, в своих дневниках она писала о Марецкой без предубеждения:

«Меня связывает с ней многолетняя дружба. Я полюбила ее редкостное дарование, ее человеческую прелесть, юмор, озорство. Все в ней было гармонично, пленительно. Я никогда не скучала с ней. Тяжело мне об этом и думать и говорить. И Вера меня любила и называла: «Глыба!» Если бы я могла в это верить! Нет, я знала актрис лучше Раневской».

В 1966 году в Театре имени Моссовета была поставлена пьеса американского драматурга Джона Патрика «Странная миссис Сэвидж» с Раневской в главной роли.

Это было время, когда театры перестали бояться обвинений в «космополитизме», и в их репертуаре вновь стали появляться спектакли по пьесам буржуазных авторов.

Завадский пригласил в качестве режиссера Леонида Варпаховского, недавно реабилитированного после восемнадцати лет в сталинских лагерях, и тот взял на роль миссис Сэвидж Раневскую, которая после ухода из «Дядюшкионого сна» сидела без роли и очень хотела сыграть в этом спектакле. Его предупредили: «Кто будет режиссером, вы или Раневская, сказать трудно. К тому же она будет утверждать, что «родилась» в недрах МХАТа…» Но Варпаховский решил рискнуть, и хотя ему и правда пришлось с Раневской довольно тяжело, менять актрису он наотрез отказывался, отвечая: «Только Раневская может сделать этот спектакль триумфальным!»

И он не ошибся — зрители ломились на спектакль, газеты разрывались от хвалебных отзывов. Это действительно был триумф!

Сама Раневская говорила, что пьесу «Странная миссис Сэвидж» она «пробивала» пять лет.

«Каких-нибудь восемь-десять ролей — все, что сыграно в московских театрах за тридцать с лишним лет! — говорила она. — Мне ведь страшно не повезло. Я могу больше говорить о том, что я хотела играть и не сыграла в театре, чем о том, что сыграла…»

А ведь ей предлагали прекрасные пьесы — сам Брехт хотел, чтобы она сыграла Мамашу Кураж, да и «Визит старой дамы» первоначально тоже предложили ей. Но режиссеры и худруки театров упорно не давали ей играть, и в итоге эти роли уходили к другим актрисам, принося им славу, а театрам деньги.

«Странная миссис Сэвидж» тоже едва не ушла прямо из-под носа Раневской. Когда ее уже приняли к постановке, некая ушлая дама сделала свой перевод пьесы и пыталась предложить его Раневской, а потом грозилась продать в другой театр и добиться через свои связи, чтобы Театру имени Моссовета запретили ставить этот спектакль.

К счастью, у Раневской тоже нашлись связи, и через падчерицу Фурцевой ей удалось получить для Театра имени Моссовета право первой постановки.

Роль миссис Сэвидж Раневская сыграла около ста раз. Этот спектакль стал одним из ее главных театральных успехов.