Записки солдата

Брэдли Омар Нельсон

Впоследствии я неоднократно удивлялся, почему германские командиры не прекращают бессмысленное сопротивление, которое могло лишь усилить катастрофу, грозившую Германии. Мне дал ответ Джордж Паттон, который приехал в штаб группы армий в начале августа, когда мы затягивали петлю вокруг 7-й германской армии.

– Немцы либо сошли с ума, либо они не знают, что происходит, - сказал я. Кадровые офицеры, конечно, должны понимать, что их песенка спета.

Вместо ответа Джордж рассказал про одного германского генерала, захваченного в плен 3-й армией всего лишь несколько дней назад. Начальник разведывательного отдела штаба спросил у него,

почему он не сдался раньше, хотя бы для того, чтобы уберечь Германию от дальнейших жертв.

– Я солдат, - спокойно ответил немец, - и выполняю приказ.

Большинство кадровых военных дало бы такой же ответ. Ведь мало кто из солдат способен определить, в какой момент военное сопротивление становится бессмысленным с моральной точки зрения и превращается в политическое самоубийство. Петэн был одним из тех, кто отважился вынести свое суждение; но его пример не мог поощрить других.

Когда известие о покушении на Гитлера дошло до Паттона, находившегося в этот момент на Котантенском полуострове, он бросился на наш командный пункт в Коломбьере.

– Ради всего святого, Брэд, - умолял Джордж, - вы должны отправить меня в бой, прежде чем закончится война. Я торчу сейчас в этой собачьей конуре и могу умереть, если не совершу чего-нибудь экстраординарного, чтобы выбраться отсюда.

Я часто спрашивал себя, в какой мере это настроение человека, которому нечего терять, помогло Паттону в его стремительном продвижении во Франции. Ведь, конечно, никакой другой командир не мог сравниться с ним в безрассудности действий и смелости. Когда-нибудь в подробной биографии Паттона этот вопрос будет освещен более полно. Пока же я склонен думать, что солдат, которому он дал пощечину в госпитале в Сицилии, сделал больше для победы в Европе, чем любой другой рядовой в армии.

Всего лишь через 34 дня после того, как Джордж включился в битву за Францию, он вместе со мной просил Айка сохранить за ним выделенный ему тоннаж, необходимый для обеспечения движения в германской границе.

– Если вы не урежете нашу норму снабжения, мы сможем обойтись с тем, что получаем, - сказал он.
– Ставлю под заклад свою репутацию!

– Осторожно, Джордж, - сострил Айк, - ваша репутация немного стоит.

Паттон подтянул ремень и улыбнулся:

– Сейчас она недурна.

И действительно, судя по газетным заголовкам, так оно и было.

Как только Коллинс произвел перегруппировку своих войск в том месте, где его фронт был разорван нашими бомбардировщиками, и закрыл брешь на участке, доходившем до дороги Перье - Сен-Ло, он стремительно двинулся вперед по дымящейся земле. Уже первые его сообщения о результатах действий нашей авиации рассеяли уныние, которое охватило нас, подобно сырому туману. Хотя авиация причинила и нам некоторый ущерб, противнику она нанесла сокрушительный удар. Изрытые воронками поля и дороги были усеяны черными корпусами сгоревших танков, изуродованными телами солдат и раздувшимися трупами животных. К полудню 26 июля, через 24 часа после начала наступления, мы поняли, что первый острый момент прошел и настало время смело развить успех прорыва.

Вечером 27 июля 1-я дивизия прорвалась в предместья Кутанса, в то время как Миддлтон преодолевал минные поля, установленные противником в его полосе наступления. Учитывая, что 8-й корпус войдет в состав 3-й армии Паттона, как только последняя будет введена в сражение, я дал приказ Джорджу следовать за колоннами Миддлтона с тем, чтобы

оказать им в случае необходимости помощь. 1 августа, когда мы разделили 1-ю армию, передав половину ее Паттону, две бронетанковые дивизии уже обогнули Авранш и вступили на полуостров Бретань (схема 29). Наше быстрое продвижение застигло противника врасплох, и теперь, торопясь выправить положение, он перебрасывал бронетанковые силы с фронта Монтгомери на наш фронт.

Уходя 1 августа из 1-й армии, чтобы взять на себя руководство 12-й группой армий, я спокойно оставил армию на Ходжеса, моего старого товарища по охоте в бытность в форте Беннинг, намеченного шесть месяцев назад моим преемником. Спокойный и методичный командир, он прекрасно знал свое дело и считался в армии одним из наиболее способных специалистов по подготовке войск. Паттон редко заботился о деталях, но Ходжес с исключительной тщательностью изучал все вопросы и лучше Джорджа был подготовлен к руководству более сложными операциями. Всегда уравновешенный, надежный человек, не позволявший себе никаких театральных жестов, но обладавший большим упорством и настойчивостью, Ходжес стал, по существу, душой разгрома 7-й германской армии, оставаясь в тени, в то время как Паттон наносил завершающий удар. Ходжес идеально подходил для выполнения своей задачи, а Паттон - своей.

С уходом из 1-й армии закончился для меня незабываемый период войны. Большая часть офицеров штаба этой армии прошла вместе со мной долгий путь от Туниса до Франции. Им я в значительной мере был обязан удачей, неизменно сопутствовавшей мне во всех кампаниях. Но штаб группы армии, в отличие от штаба армии, являлся планирующим и контролирующим органом. Он не занимался вопросами тыла, поэтому в нем нельзя было использовать организаторские способности офицеров специальной части штаба 1-й армии. Кроме того, я принял общую часть штаба группы армий, укомплектованную еще Деверсом. Поэтому не было необходимости вводить в нее офицеров общей части штаба 1-й армии. Но так как нам предстояла большая работа по отбору командиров и получению пополнений, я забрал с собой из 1-й армии О'Хэйра на должность начальника отдела личного состава штаба группы армий. Никто не обладал таким уменьем проникать с черного хода в различные официальные инстанции и никто не умел успешнее обделывать дела, чем рыжий О'Хэйр.

Дав согласие на перевод О'Хэйра, Кортни вынул мундштук, взглянул на меня и с улыбкой спросил:

– Еще кого-нибудь?

Я еще раньше договорился с ним, что забираю Хансена и Бриджа.

– Еще одного, - начал я. Кортни вздрогнул: он боялся, как бы я не забрал Билла Кина.

– Вы не возражаете, если я возьму сержанта Дадли?

Кортни облегченно вздохнул:

– Раз дело дошло до сержантов, то могу ли я считать, что мои полковники в безопасности?

– Ну конечно, Дадли - это моя последняя просьба.

– Хорошо. Вы сами нашли его, - ответил Ходжес.
– Я думаю, мы должны его отпустить.

Тридцатипятилетний сержант Ричард Дадли из Скарсдейла в штате Нью-Йорк до армии был заведующим типографией в Манхэт-тене. Он попал в наш штаб в Бристоле, где был назначен комендантом здания Холмс. Мы взяли его из батальона военной полиции. Во Франции он скоро показал себя одним из самых изобретательных ловкачей и снискал себе довольно неприятную славу. Видя, что наш комфорт все увеличивается, я спросил Дадли, каким образом ему удается обеспечить такие удобства в полевых условиях.