Записки старого капитана
Шрифт:
До этого я рассказывал, что встречался с пареньком, защитником Брестской крепости. По ТВ выступал писатель Смирнов, который поднял вопрос о защитниках. Фильм вышел, так что вперед. Это было не путешествие, не турпоездка – сплошная учеба, тренировки, и все было до ужаса интересно. Вечером уставшие разбивали палатки, готовили пищу у костра сами, что наготовили, то и ели. Как это здорово. И слушали рассказа Сергея Николаевича, – где он только не был. Дежурство по ночам не отменялось, все по-серьезному, мы на «вражеской территории» На обратном пути мы пересекали очередной лесной массив, вышли на дорогу времен войны. На сотни метров растянулись телеги, танки, мотоциклы и много, много скелетов. Видать, разбомбили при отступлении, с тех пор так и лежат. Самое страшное другое – Солнце, тишина, а вокруг сплошные поля белых грибов. Души, души умерших солдат встали и несут свою вахту. Мы разговаривали шепотом, не нарушая
По учебе у меня все было хорошо, кроме английского и белорусского, которые мне не нужны, так я решил. И этим даже бравировал – вот какой я, выделяюсь. Но там же в Могилеве к нам в гостиницу заехала подруга Клавы. Она от меня была без ума, и как-то очень незатейливо надавила на самое больное место, мальчишеское самолюбие. Все, чем я гордился, выделялся, ни что не достойно настоящего мужчины.
Клава получила известие, что ее любимый не вернется – погиб, убитая горем она по дороге шла домой. Ее насмерть сбил автомобиль, пьяный водитель. Господи, как я переживал! В девятом классе у нас была новая учительница по английскому, Любовь Андреевна. Я подошел к ней и попросил: «Помогите. Буду делать все, что скажете». Она жила в соседнем подъезде, помогла, загрузила по самые уши. Я, как одержимый, изучал, зубрил программы с пятого по девятый класс. С помощью Любови Андреевной я доказал себе, что я могу, умею – вот это главное. Папа ходил расстроенный, о чем-то думал, вечером он рассказывал маме. Им на партсобрании сообщили секретные документы ЦРУ. Тайная доктрина борьбы с СССР.
Малолеток и молодежь сбить в ватаги, банды. Возглавлять должны уголовники. Духовно отдалять от старших, от пионеров, комсомола и т.д.
Среднее поколение отвлечь на более насущное – материальное благосостояние, улучшение финансов.
Старшее поколение, кто воевал, кто работал на заводах – оболгать, запугать. Они виноваты в войне, отдалить их от среднего и молодого поколения.
Какая умная программа – так далеко заглядывать, жить, подталкивать и ждать, пока они сами себя не сожрут. И это у них получилось.
Папу послали учиться в академию в Киев. Немецкий он знал, а вот английский – как я. Как говорила Любовь Андреевна, я хорошо развернулся, даже почитывал газеты. Папе присылали курсовые, и я постарался сам сделать, понес к Любови Андреевне разобраться что да как. Сказала, что молодец, есть небольшие ошибки. Как я возгордился – Я УМЕЮ, Я МОГУ. Я закончил девятый класс, папа получил назначение в другой гарнизон, опять кого-то учить. Мурманская область, гарнизон Североморск 1. Я попрощался, со своими подружками, со своими друзьями и уехал в далекие края.
Глава 2. Север
Едем на поезде в Североморск 1, Мурманская область, очередной переезд по службе у папы. В голове опустошенность – расстался с друзьями без надежды, что встретимся когда-либо. Судьба военных семей и их детей. Планы на десятый класс нулевые, приедем – тогда узнаем. Приехали.
Папу на работе очень ждали – востребованный специалист. Только про его семью не подумали. Куда поставить чемоданы, да и все остальное, мест нет. Предложили временно пожить в гостинице – это после жизни в двухкомнатной со всеми удобствами. А тут мрак – четыре человека в одной комнате, туалет, кухня, санузел в конце коридора – занимай очередь. Договорились: свет горит – занято, не заходить. Нас четверо и их трое. Лето, солнце не заходит, двадцать четыре часа светит, тяжело привыкать. Занавешивали окна одеялом, так и жили. Потом нас переселили, вернее, подселили в трехкомнатную квартиру, выделили одну комнату, двенадцать-пятнадцать квадратных метров, как в гостинице. Только все удобства не в конце коридора.
Вторая семья – Максим, старший лейтенант, летчик, жена Наташа и маленький, только родился, плакал день и ночь. Максим иногда приходил домой под градусом и поколачивал Наташу. Она кричала: «Не бей по голове, у меня высшее образование!». Она была дочка первого секретаря обкома Оренбурга. Умом не блистала, ухаживать за мужем и ребенком опыта не имела. Мама с папой не воспитали, не к тому готовили. Зато вывеской и фигурой любой даст фору.
В школу ходил в Североморск, тоже гарнизон, только военно-морской, база Северного флота. С утра по шпалам, опять по шпалам, по железной дороге, красота, почти километр. С документами пришел к директору, она приняла: «Класс там, иди, тебе все покажут». Захожу в класс, там сорок два гаврика, я сорок третий. «Здравствуйте, я новый ученик, где можно приземлиться?». В ответ тишина, пришел –
Так прошел день, все разошлись, никто меня ни о чем не спросил. Часа в три пришел домой разгоряченный, потный, смотрю – ванная свободна, надо успеть помыться. Нырнул в ванную, стою под душем, наслаждаюсь горячей водой, шторка закрывает ванну, чтобы на пол не попадало. Голова намылена, моюсь, открылась дверь, вошла Наташа с ребенком на руках, невозмутимо отодвинула шторку и говорит: «Я своего помою, а то он обкакался». Халатик на груди разошелся, видны груди. Картина маслом, от неожиданности руки на голове застыли, смываю мыло, лихорадочно думаю, что делать. Это голова думает, а низ нет. Пока она мыла свое чадо, я так и стоял. Помыв ребенка, сказала: «Спасибо» и ласково провела рукой по тому, что не думает. Она ушла, я так и стоял под душем и соображал, что это было. Я много знал и умел, Клавдия Олеговна со своей подругой, Светой, многому меня научили. Что произошло, то произошло, остается как воплотить это в реальность. Реальность произошла по инициативе Наташи, она старше и знает, чего хочет. Жизнь ученика десятого класса пошла по-другому, главное – не вляпаться. Оба мы были крайне осторожны.
Папу через полгода перевели инженером дивизии в другой гарнизон, Североморск 3. Получили трехкомнатную квартиру, не верилось. Пришел в школу, дал аттестат директору, – «Очередной троечник прибыл. Ты как, учиться будешь? Или…». Я промолчал, хамить не стал, но меня заело. Полгода в Североморске мне ничего не дали, не до учебы было, надо теперь догонять. В классе четырнадцать учеников, все на виду, каждый день спрашивают. Засел за книги, учу, папе так и делал задания по английскому. Директриса, Эльвира Магомедовна, учитель по английскому, по совместительству жена командира дивизии. У нас с ней не сложилось взаимопонимание. Она напишет красиво на доске текст, все переписывают и потом заучивают слово в слово. А я уловлю общий смысл и пересказываю своими словами, так меня учила Любовь Андреевна, я так лучше воспринимаю. К госэкзаменам подготовился, сдал неплохо. При сдаче английского языка попросил комиссию меня экзаменовать, отвечать Эльвире Магометовне не буду. Комиссия была из районо. Экзамен я сдал на пять. Как сказал член комиссии, я лучший ученик по английскому, несмотря на низкие показатели за полгода. Получать аттестат зрелости я не пошел – посиделки и концерт не для меня, мама сходила, забрала. Когда мама получала аттестат, директриса при всех пожурила маму за меня, что я вот такой-сякой. На что мама спокойно ответила: «Вы бы, Эльвира Магометовна, пересмотрели свой подход к детям и к преподаванию английского языка. Мой сын третий год посылает работы по английскому языку в академию, где ставят зачет».
В школе работал завхозом мужчина, Петрович, лет шестидесяти, мощный старик, молчаливый, всегда чтото делал, мастерил, лошадь всегда ухоженная. Запряжет лошадку в телегу, и поехал выполнять распоряжения директрисы, все проходимый транспорт. И курил только махорку, которую было трудно достать. Родители были в Мурманске, попросил купить махорку, они купили, и я подарил старику. Он курил молча, а я сидел рядом.
Прихожу в школу, там общее построение. Наш завхоз одет во все чистое, вокруг военные, лошадь в цветах. Зачитывали торжественно, как положено, возвращали из небытия героя войны, забытого по недоразумению тыловых работников. Наш завхоз был не просто разведчик, а супердиверсант, трижды приходили похоронки, посмертно награжденный, воскресал и боролся дальше. Военком собрал все данные, нашел героя войны и в который раз воскресил Григория Петровича. Немалого роста Петрович становился как бы выше, люди вспомнили и оценили его. После линейки его больше никто не видел.
Куда пойти учиться, на кого учиться – никаких мыслей. Мама хотела, чтобы я стал учителем – мирная профессия, подальше от военных. Папа: «Никого неба. Куплю картуз, как у грузина. Не будешь видеть небо!», – хотя все наши предки служили Родине, все были военными. Решать чтото надо, решили – поеду в Ленинград, в Педагогический институт. Мама довольная, папа крякнул, промолчал. В 1961 году были в Ленинграде, посетили Эрмитаж. Там я спросил у гида, что за орден, и показал ему – на ордене было написано «ЗА ВЕРУ И ВЕРНОСТЬ». Экскурсовод опешил, позвал кого-то. Орден давался высшим церковным санам за храброе участие в боевых походах, носился на ленте через плечо. Парадокс – в 1961 году его в Эрмитаже не было. И я не отдал. Под Быховом у речки Днепр друзья-офицеры копали фундамент под дом. Лопата обо что-то ударилась, а я крутился там рядом, в нужном месте в нужное время, комок откинули в мою сторону, так он оказался у меня. Кроме того, я собирал старинные монеты, папа помогал.