Записки судового врача
Шрифт:
До Траинена, который до этого наблюдал эту сцену, простите за тавтологию, как на сцене, только что, кажется, дошло, что это не театр. И вот эта прекрасная молодая женщина, стрелявшаяся с пиратом, не какая-нибудь столичная актриса, а его дражайшая мадам-капитан... Мгновенно выйдя из ступора, Ларри бросился к ней.
– Мадам капитан!
– выкрикнул он, оттолкнув кого-то со своего пути и подбегая к девушке.
– Мадам... Вас ранило?
Шивилла была если не ранена, то явно немного дезориентирована и сбита с толку. Она стояла, не шелохнувшись, прижимая левую руку к плечу правой и переводя недоумевающий взгляд со своего пистолета, безвольно оброненного на палубу, на судового врача, на мачту за своей спиной, в которую
– Нет...
– негромко проговорила она, остановив, наконец, свой блуждающий взгляд и незаметно становясь снова самой собой. Окончательно удостоверившись в сигналах, подаваемых ей ее телом, она задумчиво потерла плечо.
– Пустяки - всего лишь оцарапало. Видите, - она обернулась, указывая на отверстие в древесине мачты, - вот где пуля, предназначенная мне... Вот же суки, как попортили мой корабль!
Лауритц наклонился за капитанским пистолетом, очень красивым, с рукоятью, украшенной серебром и гравировкой, и собирался подать его мадам Гайде, как палуба под ногами снова вздрогнула, а в воздухе прогремел выстрел, уже не пистолетный, а пушечный. Один единственный, зато какой...
– Что...что происходит?..
– План "Б" сработал...
– почти что с облегчением, почти радостно вздохнула рыжая. Стреляли, как тут же стало понятно, со "Сколопендры". Потому что сразу за выстрелом послышался оглушительный треск и грот-мачта пиратского корабля, подломившись у основания, плавно рухнула, как дерево под ударом топора лесоруба. Два треугольных белых паруса повисли бесполезными тряпками, а только что гордо реявший красный пиратский флаг позорно слетел на воду. Враг был мигом деморализован, пираты засуетились и, точно так же позорно, стали стремительно отступать, уносить ноги на свою посудину, пока от нее осталось еще хоть что-то дельное.
– Простите, мадам Гайде...
– не вполне вовремя заикнулся доктор, - а не подскажете ли вы мне, который сейчас час?
– Понятия не имею, док.
– А мне показалось, как перед боем вы смотрели на часы...
– Если вы хотели знать, когда начался абордаж, так это случилось в половине третьего. Но сколько прошло времени с тех пор, я не знаю. Тогда я остановила часы, на них до сих пор два часа и тридцать минут.
– Но зачем?
– Ларри уставился на Шивиллу с таким недоумением, словно она только что призналась, что намазывает маслом хлеб не с верхней, а с нижней стороны.
– Я всегда так поступаю перед боем, - абсолютно серьезно ответила девушка, задумчиво вычерчивая пальцами какие-то невидимые узоры на красном шелковом рукаве, - на случай, если меня убьют. Если такое вдруг случится, то соратники смогут забрать мои часы, на которых навсегда сохранится день и время моего последнего боя... Об этом знают те, кому надо... И вы теперь тоже знаете. Только не делайте такое лицо, прошу вас, доктор. Меня ведь еще ни разу не убили, - она коротко рассмеялась, только вот смех у нее вышел каким-то невеселым...
Пусть бой удачно прекратился, но трудности этого дня еще не думали заканчиваться. Топорами рубились канаты, отцеплялись абордажные кошки, ломались и скидывались прочь мостки... Отважные матросы, которые оттолкнули пиратскую посудину баграми, получили тогда на прощанье огнестрела едва ли не больше...явно больше, чем за время самого сражения.
Мало было отвязаться от морских разбойников, нужно было еще отойти от них на безопасное расстояние. И пусть погони опасаться было нечего, но пираты не ограничились парой "ласковых" слов, а послали вдогонку капитану Гайде, кроме громких проклятий, еще и пушечный залп. Правда с запозданием, так что лишь два ядра достигли цели и лишь слегка оцарапали
Примерно спустя минут сорок после того, как "Сколопендра" стряхнула с себя вцепившегося в ее лоснящийся борт стальными крючьями паразита, когда пираты, которым больше не нужно было притворяться, что они потерпели крушение, так как теперь они его действительно потерпели, были оставлены позади, на капитанский мостик поднялся боцман Кайрил для того, чтобы доложить обстановку.
– Что ж...начнем с хорошего, - проговорила Шивилла, пыхтя курительной трубкой.
– Скольких пиратов мы прикончили?
– Десятерых, мадам капитан. Это если считать только тех, кто остался лежать на нашей палубе.
– Мало...
– Гайде поморщила нос.
– А есть ли потери с нашей стороны?
– Да, мадам... Двое матросов погибли...
– Много... Это слишком, непозволительно много.
Глава 13. Сказ о красной сорочке
Гибель двоих человек оказалась для "Золотой Сколопендры" невосполнимой потерей. И не потому, что то были какие-то особенные люди...обыкновенные матросы, ничем не хуже, но и не лучше большинства... Просто, когда речь идет о смерти, не бывает поправимого ущерба. Те двое несчастных доверились своему капитану и погибли, оправдывая доверие, оказанное им. Это все было как-то, на первый взгляд, нелогично, они не должны были умирать так потому, что шли совсем не на войну... Но и в мирное время всегда, и на суше, и на море, случаются нападения разбойников, охочих до наживы, от злого умысла никто не застрахован даже в своем собственном доме. Так что, единственное, что сейчас могла сделать капитан корабля для восстановления справедливости, это достойно похоронить матросов в море и выделить круглую сумму, чтоб выплатить компенсацию их семьям. Так она и поступила.
Элоиз, который негласно обязан был выполнять на судне функции еще и "гробовщика", выкроил и сшил покойникам парусиновые саваны, и каждому в ногах закрепил пушечное ядро, чтобы его тяжесть тянула ко дну... Пусть мастеру парусов и самому досталось в драке, но, по сравнению с некоторыми, он еще легко отделался, так что исполнял свою работу быстро, добросовестно и даже не пытаясь на что-то пожаловаться. Заупокойную мессу служила мадам Гайде, вернее, она просто произнесла небольшую речь, как обычно, без излишнего пафоса. И каждый член команды мог попрощаться с бывшими боевыми товарищами так, как считал нужным. Только вот судовой врач на похоронах не присутствовал. Не то, чтобы ему было нечего сказать из-за того, что он действительно не очень хорошо знал погибших... Ни в коем случае он не хотел проявить неуважение. Но доктору было просто катастрофически некогда, потому как почтению к мертвым он предпочел интересы живых. Лазарет ведь мгновенно наполнился ранеными, и каждому нужно было оказать необходимую помощь, чтобы не потерять ни минуты драгоценного времени.