Записки военного летчика
Шрифт:
Произвожу серию астрономических наблюдений. Определяю, что идем правильно, точно. До полюса остается 100 километров.
Внизу опять также неожиданно появился толстый слой облаков. Мы пошли над облаками, все при том же ярком солнце. Все ближе и ближе к заветному месту. Чувствую возбуждение, какой-то особый подъем. Радостно ощущать, что мы, наконец, подходим к тому самому месту, достичь которого столько лет, ценой очень многих жертв, тщетно пыталось человечество. Теперь нам уже ясно, что, несмотря на все трудности, мы обязательно
С наступлением хорошей погоды заработал и радиомаяк. Ровно в 8 часов опять произвожу астрономические наблюдения. Тут же беру серию радиопеленгов, сопоставляю все это с показаниями радиомаяка и с нескрываемым волнением определяю, что мы находимся в двух минутах полета от полюса.
– Через две минуты полюс, - докладываю Шмидту. Трудно забыть и еще труднее описать выражение лица Отто Юльевича. Оно отражало целую гамму радостных переживаний - волнение, гордость, ликование…
– Отто Юльевич, разрешите пройти 10 минут за полюс, - обратился я к нему.
– Зачем?
– Сейчас над полюсом густой слой облаков, - ответил я.
– Если мы сядем точно на полюсе, где, повидимому, не сумеем быстро определиться из-за отсутствия солнца, то за время от посадки до астрономических наблюдений на льдине нас сможет несколько снести. А дрейф, вероятно, будет в направлении Рудольфа, немного западнее его. Поэтому окажется, что мы не дошли до полюса. Если же мы сядем несколько за полюсом, то нас понесет не от полюса, а к полюсу, и через некоторое время, возможно, как раз к моменту точного определения, мы и окажемся на самом полюсе или где-нибудь очень близко от него.
Шмидту понравились мои объяснения.
– Правильно, - согласился он. [101]
Я решил произвести еще раз серию очень точных астрономических наблюдений. Так как солнце было сзади нашего корабля и наблюдать его из штурманской рубки было не совсем удобно, я беру сектант, хронометр и быстро пробираюсь в самый задний отсек корабля. Прохожу мимо Водопьянова.
– Ну как?
– спрашивает он.
– Полюс, - говорю я и показываю пальцем вниз. Михаил Васильевич радостно засмеялся и весь засиял.
– Как, уже полюс?… Что же… давай садиться!
– решительно крикнул он.
– Подожди, пройдем десять минут за полюс.
– Зачем?
– удивился Водопьянов.
Торопливо объясняю. Он, так же, как и Шмидт, быстро соглашается, и я, почти бегом пробравшись в задний отсек, с предельной тщательностью измеряю высоту солнца, быстро произвожу расчет. Десятый раз астрономические наблюдения, радиопеленги, штурманские расчеты показывают, что мы на полюсе. Вперед! По всем правилам штурманского дела рассчитываю, как далеко мы должны уйти за полюс, сколько нужно времени на развороты, пробивание облачности и т. д.
На одиннадцатой минуте даю Водопьянову сигнал. Он разворачивается на 180° и, перед
– Смотри вниз!
Действительно, как бы не напороться на лед. Ведь неизвестно: облака могут тянуться и до земли.
Машина медленно погружается в облачную вату. Мы долго идем, не видя ничего вокруг. Томительные секунды ожидания, мучительная неизвестность. Удастся ли нам пробить облака или они тянутся до самой земли, скрывая под собой поверхность океана, мешая увидеть полюс?
Медленно теряем высоту. 1000 метров. Густые комья облаков быстро проносятся: мимо крыльев. 800 метров. Земли не видно. 600 метров. Что-то промелькнуло, но опять скрылось. Все та же облачная вата. И только на высоте 500 метров облачность внезапно кончилась, и я увидел, наконец, льдины. Они искрились под нами, самых разнообразных форм и размеров, разделенные большими и маленькими разводьями. Вздохнулось радостно. [102]
Продолжаю напряженно смотреть вниз. Льдин много. Остается только выбрать подходящую…
Льдина нам была нужна особенно крепкая, надежная. Нельзя было ни на секунду забывать о том, что вес самолета достигает 23 тонн. И льдину следовало искать такую, чтобы могла выдержать эту огромную нагрузку, да еще с ударом при посадке. Мало этого. Ведь на ту же льдину нам предстояло посадить еще три таких же корабля. Стало быть, общая нагрузка на льдину будет около 100 тонн. Вот каковы технические требования к льдине, которую нам надлежало выбрать из всех других, мелькавших под нами здесь, на Северном полюсе. Все они были похожи одна на другую. Которая же из них? И есть ли вообще такая, какая нам нужна?…
А это- то и не было известно. Во всяком, случае, все авторитеты по вопросам арктики высказывались в том смысле, что сесть на полюсе нельзя. Об этом говорил Нобиле, писал Амундсен, на этом настаивал американский летчик Бэрд. Перед самым нашим вылетом редакция одной столичной советской газеты запросила почти всех иностранных авторитетных ученых, знатоков арктики, возможно ли завоевание полюса с помощью самолетов и возможна ли там посадка. Все любезно прислали ответы, где научно обосновывали и убедительно доказывали нелепость этого предприятия. И вот сейчас мы находимся над полюсом и ищем льдину, чтобы все-таки сесть в этом недоступном месте.
– А как ты считаешь эту?
– говорит мне Водопьянов, показывая на огромную, торосистую по краям льдину.
Я внимательно смотрю на нее. Она имеет огромные торосистые нагромождения по краям. Видимо, она уже побывала в сжатии и выдержала его. Трудно сверху определить ее толщину. Но внушительные размеры привлекают. Площадь ее не меньше, чем километра полтора. Поверхность льдины покрыта, повидимому, толстым слоем снега, а в середине - несколько ропаков и снежные заструги.
– Ну, что же, - отвечаю, - это лучшая из всех, что мы видели.