Записки военного священника
Шрифт:
Насколько я тогда понял, A. A. Орлов должен был быть старостой храма и чем-то вроде его попечителя. Что же касается его официальной причисленности к походному храму во имя св. апостола Андрея Первозванного, то генерал высказал следующую мысль. По его мнению, в Школе пропагандистов под Карлсбадом найдется достаточно людей для помощи мне и замены Орлова, а здесь он нужен для церковной работы, т.к. сейчас Мюнзинген является главным местом, на котором нужно сосредоточить все силы. В данном отношении генерал Меандров был прав, но, конечно, можно опять, вторично, сказать о недопустимости перемещения церковнослужителей по усмотрению только военного командования. Впрочем, генерал, по-видимому, недостаточно ориентировался в церковных делах и в сложившейся обстановке и этим также определялось его произвольное решение. Очевидно также, в основе генеральского решения лежали
Во всяком случае, генерал Меандров сообщил A. A. Орлову о его переходе в ведение священника о. Александра Киселева, который и будет служить в Мюнзингене. Сам о. А. Киселев в своей книге сообщает о своем прибытии в Мюнзинген в тот момент, когда из него уходили последние части 1-ой дивизии ген. Буняченко и оставался небольшой гарнизон и офицерская школа. Я в это время был уже на пути в Карлсбад.
Самому A. A. Орлову это назначение далеко не улыбалось по многим соображениям. Но одновременно ему, видимо, была приятна положительная оценка его деятельности и связанное с этим оставление в Мюнзингене. Одновременно, будучи военным человеком, он боялся ослушаться генеральского приказа и иметь на этой почве неприятности. Я его понимал и хотя и объяснил ему его каноническую принадлежность к {50} дабендорфскому-карлсбадскому походному храму, и его церковную обязанность вернуться туда, но одновременно дал ему также понять необходимость считаться с чрезвычайными судьбоносными событиями, развертывающимися на наших глазах, и выполнить приказ ген. Меандрова.
Кроме того, понимая всю опасность и безнадежность создающегося положения и абсолютную неизвестность дальнейших планов главного командования РОА, находившегося тоже в Карлсбаде, я не хотел брать на себя ответственность за жизнь Орлова и тянуть его в район Карлсбада, в достаточной степени опасный в смысле захвата его наступающими советскими войсками. Последнее, как известно, подтвердилось на практике. Впрочем, A. A. Орлов весьма недолго оставался в Мюнзингене, так как очень скоро его гарнизон двинулся в свой последний поход.
Вот как описывает он сам этот момент в своих непритязательных, но правдивых и безыскусственных воспоминаниях:
"Не могу сейчас точно вспомнить дату нашего отхода из Мюнзингена. Но накануне этого дня отец Александр Киселев встретил меня в церкви и сообщил, что завтра воинские части, находящиеся в Мюнзингене, выступают по направлению к Чехословакии и вы, Алексей Андреевич, должны вместе с отцом Павлом (протодьякон) все иконы и всю церковную утварь упаковать. Завтра утром из хозяйственной команды пришлют лошадь с повозкой. Ваше дело проследить за погрузкой вещей и далее следовать вместе с хозяйственной командой гарнизона и следить за сохранностью церковного имущества. Получив от отца Александра благословение, мы на другой день тронулись в путь. За весь наш путь о. Александр мною больше не интересовался и лишь при проходе через один немецкий городок, подъехал ко мне и дал распоряжение от имени ген. Меандрова передать подводу и лошадь в ведение о. протодьякона Никольского, а мне перейти в {51} распоряжение Костецкого".
Костецкий, как известно, был руководителем хора РОА, впоследствии расстрелянным советчиками, несмотря на проявленную к ним лояльность, в виде добровольного перехода к красным.
Оставим пока не вполне понятную историю с отстранением Орлова от церковной деятельности, едва ли не в предпасхальные дни, и отметим только следующее. Его отстранение опять явилось результатом вмешательства военного командования не в свое дело, тем более после того, как оно само перевело Орлова из ведения Дабендорфа в Мюнзинген. Возможно, конечно, что этот последний приказ и был согласован с настоятелем храма офицерской школы. Но тогда эта история приобретает еще более непонятный характер, ибо таких преданных Церкви людей встретишь совсем не часто. В своих воспоминаниях Орлов с известной горечью вспоминает этот факт, в итоге лишивший его возможности по церковному встретить праздник.
{51}
ПОД КАРЛСБАДОМ
Как уже указывалось выше, находясь в расположении формировавшейся тогда 2-ой дивизии вместе с группой духовенства и монашествующих, возглавленной игуменом Иовом, я пришел к совершенно твердому решению о необходимости моего скорейшего возвращения к месту моего постоянного служения, т.е. в походный храм во имя св. апостола Андрея Первозванного, находившийся в то время в замке Гисхюбель, в километрах двенадцати от Карлсбада.
{52} Мне удалось снестись с командованием школ в Гисхюбеле. Дело в том, что неожиданный и произвольный перевод A. A. Орлова поставил меня в техническом отношении в несколько затруднительное положение. При мне находилось два тяжелых чемодана, в которых было и церковное имущество, вывезенное из Дабендорфа. Без него я не мог выполнять мои пастырские обязанности под Карлсбадом. Они были взяты из Дабендорфа для церковного обслуживания 1-ой дивизии РОА. Проехать в район Карлсбада один с двумя тяжелыми чемоданами я не мог из-за повреждения позвоночника, полученного мной во время войны. Тяжести я подымать не мог. Поэтому мне пришлось просить командование Школы прислать мне помощь. Моя просьба была сразу же исполнена. Командование Школы, в лице полковника Г. А. Пшеничного и его помощника капитана Смолякова, пошло целиком мне навстречу и прислало двух молодых и крепких военнослужащих, забравших чемоданы и вместе со мной сразу же направившихся в обратный путь, путь далеко небезопасный и достаточно трудный.
Путь был действительно трудный. Достаточно вспомнить "капитальную" и сокрушительную бомбежку Нюрнберга союзной авиацией, под которую мы попали, находясь на главном нюрнбергском вокзале. Мы остались живы и невредимы только чудом, хотя вокруг нас творился подлинный ад. Тем не менее, нам удалось выбраться из центра воздушной бомбардировки, пробежав от вокзала по железнодорожным путям, под осколками взрывающихся бомб, довольно значительную дистанцию и укрывшись в какой-то водосточной трубе, проведенной под полотном железной дороги. На другое утро мы снова вернулись на вокзал и все же попали в поезд отходивший в направление Карлсбада.
Прибыли мы в Карлсбад благополучно и я был встречен с большой радостью и теплотой. Было сделано все возможное, чтобы создать мне {53} возможно-нормальные условия для моей пастырской деятельности .
Возвращение в Гисхюбель принесло мне немало духовной радости. Снова была развернута наша походная церковь и начались регулярные богослужения. Среди местных военнослужащих отыскался опытный регент, нашелся псаломщик, заменивший отчасти A. A. Орлова, составился отличный и многочисленный хор. Шел Великий Пост и службы совершались довольно часто. Было много исповедников и причастников. Бывшая дабендорфская школа помещалась в старом обширном замке и места для совершения богослужений было вполне достаточно. Нашлось много добровольных помощников и среди них даже возникла мысль о создании постоянного храма. Люди не могли психологически примириться с мыслью о вероятном близком конце нашего совместного пребывания в Гисхюбеле. Я не отказывался от осуществления идеи постоянного храма. В замке было отличное помещение, в котором когда-то была домашняя часовня, по-видимому, его владельцев. Но мне было достаточно ясно одно: мы доживаем здесь последние дни. Несмотря на все происходящее, среди моей паствы чувствовался большой религиозный подъем, проявлявшийся и в богослужениях и в беседах, которые мне приходилось вести среди лиц, находившихся в стенах Школы.
Стояла уже весна, в открытые окна врывался аромат цветущих деревьев, у престола стояли букеты живых цветов, а в перерывах между пением хора и возгласом священника уже была слышна артиллерийская канонада наступающих советских войск.
Всему приходит конец. Однажды я был вызван к начальнику Школы. В беседе со мной он предупредил о создавшемся весьма опасном положении в связи с приближением советской армии. Полковник предложил мне со всем причтом покинуть данный {54} район, вывезти тем или иным путем церковное имущество, которое я сочту нужным, и двигаться на запад, навстречу приближающейся американской армии. О том, какова была судьба остающихся, он мне ничего не сказал, но на мой вопрос, поставленный ему по данному поводу, сообщил мне следующее: весь личный состав Школы должен будет разойтись и искать себе убежище там, где это будет возможным, если, конечно, не последует каких-либо специальных распоряжений командования о соединении с остальными Вооруженными Силами КОНР-а. На мое возражение о моей пастырской ответственности и невозможности в связи с этим покинуть в момент опасности мою паству, начальник Школы ответил, что так как все курсанты рассыпятся по разным местам, то данный вопрос практически отпадает, но ему очень бы хотелось, чтобы все духовенство находившееся в Школе немедленно ее покинуло.