Записки военврача. Жизнь на передовой глазами очевидца

Дегтяренко Вячеслав Иванович

– Сам разбирайся. Можешь не пересчитывать!

– Ты знаешь, я в первый раз такую сумму в руках держу. Дай время посчитать!

После десяти минут кропотливого пересчёта в голове у меня слегка помутилось в голове. Я ещё раз пересчитал купюры, уже по другой схеме, чувствуя, как холодные струйки пота катятся по спине.

– Ты знаешь, не хватает восьмидесяти тысяч рублей.

– А, ерунда. На, держи…

Я долго въезжал в смысл процедуры, но не стал задавать вопросов. Часто задавал себе вопросы «Что заставило меня тогда пересчитывать деньги?» и «Какими мотивами руководствовался начфин полка?».

Валера

приехал спустя две недели. Спустя неделю его вагончик был арестован и опечатан. Снята касса, в которой обнаружилась недостача двадцать тысяч рублей. У меня в сейфе для наркотиков комбат нашёл ящик сгущённого молока, который мне Жура дал на хранение (взял его у начальника продсклада, пока тот пьяный спал за столом). Также нашли два магазина с патронами для АК, который мне дал на хранение начальник аптеки перед отъездом в отпуск со словами «Береги, Вячеслав Иванович, может сгодиться». Сгущёнку комбат приказал раздать на ужин бойцам, и её перетащили к нему в палатку. За хранение патронов на меня пытались возбудить уголовное дело. Я писал объяснительные, беседовал с ФСБ-куратором нашей части, который советовал признаться в несуществующих грехах. Два месяца продолжалось третирование. Я советовался с прокурорскими работниками, которые заверяли, что всё будет благополучно, воруют танками и машинами, а здесь каких-то два рожка… На Валеру завели уголовное дело. На каждом построении комбат, оставляя офицеров-прапорщиков, нагнетал обстановку:

– Всё, начфин, доигрался. Брей голову, готовь жопу, в зоне тебя оприходуют. А вслед и начмед пойдёт.

Хорошо ещё, что не посмотрели наш подпол, где хранился ящик гранатомётов, противотанковых гранат и прочей снеди, который ребята припасли на всякий пожарный. Когда в соседнем полку сгорела палатка и начался артобстрел, мы прятались в окопах, так как думали, что на нас напали чехи. После этого происшествия мы решили избавиться от нашего арсенала. Выехали на хлебовозке к дудаевскому мосту, где стояли питерские омоновцы, – он был построен как объездной при Дудаеве, при Басаеве взорван. На южной половине был разбит блокпост и лагерь, над которым реял триколор и зенитовский флаг.

– Привет, ребята. Мы из РЭБа. Не скажете, где тут у вас можно пару «мух» запустить и противотанковые повзрывать? Может, помочь чем-нибудь?

– Да вон там нора, мы её периодически забрасываем сами, но гады всё равно по ночам выползают. Стреляйте сколько хотите.

Первым был начвещначпрод. Снял предохранитель и – огонь! Я присел. Уши заложило. От противотанковых оставались парашютики, наподобие тех, что мы мастерили в детстве. После двух «мух» где-то открылась стрельба. После противотанковых выбежал омоновец и стал махать руками. Мы поняли, что пора заканчивать и весь арсенал не удастся израсходовать.

– Ребята, кончайте нахрен. Сюда едет комендант с подкреплением. Кто-то передал, что на нас напали. Сваливайте отсюда скорее, сейчас стрельба начнётся.

Когда мы приехали в лагерь, все только и говорили об обстреле Ханкалы из Грозного.

Судебное разбирательство над начфином длилось три месяца. Он резал вены, прикидывался сумасшедшим, говорил, что укусит за палец комбата или нассыт у него палатке. Я говорил, что долго так он косить не сможет. Он спрашивал, какие таблетки ему будут давать и как обманывать врачей. Я ему говорил, что если будет самим собой – за психопата

сойдёт. У нас он попросил по безналу одолжить ему двадцать тысяч рублей. Мы впятером сложились и потом долго сожалели. Деньги он отдавал долго и лишь после наших угроз, да и то не всем.

Как-то нас вызвал к себе комбат на КП. Я думал, что будет бить или унижать. Вставили чеки в гранаты, которые первые полгода я не вынимал из карманов, и пошли. Страх пропал, как рукой сняло. Нас ругали, но не более. Комбату было просто скучно!

Однажды комбат нашёл выпивших контрактников и вызвал всех офицеров к себе.

– Я приказываю, товарищи офицеры, набить им морду! Всё ясно? Идите выполняйте приказ. А ты, док, возьми зелёнки побольше и налей им на рожи после этого.

К приказу он также приложил и свои берцы, пиная связанных контрактников в живот и лицо. От поливания зелёнкой я отказался и передал её бойцу – санитарному инструктору.

Когда же выпившим был взводник первой роты, комбат сбросил его на ночь в зиндан и приказал мочиться сверху. Зинданом в то время служила глубокая яма для пищевых отходов.

Будучи под следствием, начфин ещё раз свалил на Урал, якобы за деньгами, но потом рассказывал, что отдыхал в Москве и на море. Деньги пришли через два месяца. Выслала жена. Долго решали, кто поедет во Владикавказ за их получением. Каждый находил отмазки: караул, дежурство по части, на командном пункте. Выбор пал на меня. Но что сказать комбату? Построения четыре раза в день плюс вечерняя поверка.

– Не волнуйся, Слава, скажем, что пошёл на рынок или в медбат к друзьям-коллегам, – подбадривал психолог.

– А как без документов, командировочного лететь?

– С командировочным любой дурак сможет…

Утром иду на взлётку. Повсюду сотни людей. Основное направление – Моздок, дополнительно есть Гизель (Владикавказ), Борзой, Шали, но это уже в другую сторону. Большая часть – контрактники-возвращенцы, которые за счёт государства проколесили всю страну, попили водочки и теперь так же летят обратно. Кого-то обманули с оплатой, кто-то испугался здешних условий, кто-то не прошёл фэйс-контроль. Грязные, оборванные, со свежими синяками под глазами. Мы как-то с психологом подсчитывали – 80 % возвращаются обратно. Переклички, очереди, иногда доносящийся гул крылатых машин.

«Крокодилы», «коровы», «восьмёрки»… Это я слышал неоднократно, но летать не доводилось. Как все инструктировали, «главное, чтобы лётчики такого не слышали, а то могут и по морде въехать».

– Когда ближайший на Гизель?

– Спроси у диспетчера, вон в той палатке сидит.

– Доброе утро, помогите, пожалуйста, улететь на Гизель.

– Могу вписать в команду на Моздок.

– Да мне надо во Владик.

– Какая вам разница? Летите, а там на такси доедете.

– А сколько ехать?

– Километров сто шестьдесят, сто семьдесят, не больше.

– Да мне деньги получить, на такси не хватит.

– Ну ладно, давайте командировочный, запишу вас на Гизель.

– Да понимаете, я туда-обратно, комбат сказал, что на один день командировочный не выпишет. Вот моё офицерское удостоверение, вот квитанция на перевод.

– Ну ладно, через час отлёт, борт тридцать семь.

Приземлились мы в Гизели. Начфин нарисовал схему, как добраться до города. Предварительно проинструктировал, сколько будет такси стоить.