Записки военврача. Жизнь на передовой глазами очевидца
Шрифт:
Гауптвахта представляла собой большую клетку-вольер площадью примерно тридцать метров. Вместо стен и потолка – толстые металлические прутья, умывальник из пластиковой бутылки, четыре лавки по периметру, стол по центру и отхожее место за рваной клеёнкой. Нашими соседями были два солдата-беглеца и заросший небритый майор в грязной камуфлированной немецкой майке и пятнистых брюках швейцарской армии.
– За что, ребята, попались?
– Да так, по пустякам, по банкам стреляли. А ты?
– А я из отпуска опоздал на два месяца. Вот дело шьют. Вторую неделю жарюсь здесь.
– А можно? Нас ведь допрашивать сейчас будут, протокол задержания составлять.
– Не переживайте, до утра никто о вас не вспомнит. А ночью здесь холодно, да и комары спать не дадут.
– Разливай!
– Чашек нет, из горла по кругу. Вот хлеб, соль, луковица.
Казалось невероятным, что находишься под арестом, сидишь в тюрьме, пьёшь водку, греясь у небольшого костра, разожжённого в пепельнице из ржавого обода заднего колёса грузового автомобиля. Смотришь в его пламя, и в подсознании всплывает что-то древнее, оставшееся от наших доисторических предков. Всего каких-то несколько часов назад я лечил больных солдатиков, перебинтовывая нагноившиеся потёртости стоп и вставляя дренажи во вскрытые флегмоны, а сейчас меня подозревают в шпионаже, отбирают личное оружие и удостоверение личности. Жизнь умеет преподносить сюрпризы. В армии никогда не знаешь, что тебя ждёт. Планируешь одно – за тебя решают другое.
Но наши наихудшие опасения не сбылись. Как только мы стали укладываться на лавку, разводящий привёл к нам старшего прапорщика Степаныча, которой здесь знал всех и всё. Он был одет в новенькую горку (камуфляж горного спецназа), представился замкомбатом, забрал моё оружие, наши документы и освободил из заточения. Трёхчасовый плен закончился. Вечером наша история облетела весь лагерь, и утром не было отбоя от вопросов. Ну а когда через две недели из отпуска вернулся комбат, он объявил нам по выговору и отчитал в самой жёсткой форме.
По-индейски
Когда штатного начфина за растрату казны батальона отстранили от должности и направили командовать взводом солдат, на его место назначили выпускника Воронежского института радиоэлектроники. «Офицер хорошо зарекомендовал себя по службе, имел подход к подчинённым и командованию», как обычно и пишут в служебной характеристике.
– Не беда, что не знаешь приказов и наставлений, – напутствовали его, – научишься быстро. Я это дело освоил в течение недели. Хотя, конечно, в Ярославле на начфинов готовят пять лет. Но главное – правильно считать и не повторять ошибок предшественников! Не каждый может пройти испытание деньгами и властью.
– Да уж, денежное довольствие выдавать дело нехитрое, а вот вести счета, документацию – требует определённых знаний.
И направили его во Владикавказ на трёхмесячные курсы бухгалтеров. Два-три раза в месяц он прилетал на вертолёте в Ханкалу для выдачи денежного довольствия. И в тот вечер он приехал со свидетельством об окончании курсов. На память привёз охотничий нож и беслановскую водку. И, естественно, обмывал это событие.
Рядовой Кокур, охранявший его КУНГ, где располагась финансовая служба, был из тяжёлых солдат. Не секрет, что для службы
За полгода у бойца были три закрытых черепно-мозговых травмы, полученных в состоянии алкогольного опьянения. Но каждый раз он возвращался из центральных госпиталей свежим и отдохнувшим от службы.
– Рядовой Кокур, принеси мне воды, – крикнул ему начфин, когда тот проходил с автоматом мимо кунга.
А рядовому Кокуру по сроку службы, приближающемуся к дембелю, неохота было исполнять приказы быстро, шестерить, и к тому же он находился сейчас в карауле. Но воду он принёс – когда сменился с поста, чем привёл начфина в бешенство.
– Ты что так медленно ходишь? Я же тебе сказал – бегом! Да ты сейчас у меня в грязь ляжешь и ползать по лагерю будешь, как червь дождевой!
В подтверждение своих слов начфин поднёс холодное лезвие охотничьего ножа, пахнущее недавно разрезанной колбасой, ко лбу солдата, придерживая его чубчик другой рукой. Кокур, испугавшись, дёрнулся назад, оставив в дрогнувших от неожиданности руках старшего лейтенанта волосы и кожу.
В два часа ночи ко мне постучали. Не спеша, снимая с предохранителя пистолет, я подошёл к двери, обитой бронежилетами и шинельной тканью.
– Кто там?
– Это я, водитель комбата. Товарищ капитан, командир приказал привезти вас в лагерь, требуется ваша помощь.
– А начальник аптеки что, не справится? Он ведь сегодня дежурит.
– Нет, говорит, что без вас не может.
– Ладно, через пять минут буду в машине.
Прибыв в лагерь, я обнаружил Кокура, лежащего на носилках, в медицинском пункте батальона. В локтевой вене стояла капельная система, голова перебинтована толстым слоем марли, повязка пропитана кровью.
– Что случилось?
– Да начфин бойцу скальп снял! – ответил начальник аптеки. – У него модный чубчик был. Вот он и резанул по нему. В итоге ни волос, ни кожи, – только дырка до кости.
– Срежьте немедленно повязку!
Под ней белела лобная кость размером с советский металлический рубль. Края раны кровоточили, а в глазах у видавшего виды солдата застыл страх.
– Может, пришьём что-нибудь на это место, Вячеслав Иванович? – спросил начальник аптеки. – Начфин обещал все затраты на лечение оплатить.
– Пусть оплатит сначала себе адвоката. Кожу со лба искали?
– Дак не помнит он, куда её выбросил. Пьяный, не поднять. Я с фонариком всё обегал, но там грязь, может, и затоптали.
– А что пришивать-то собрались, Андрей Владимирович?
– Ну, снимем с попы или спины заплатку и пришьем!
– Эх, товарищ старший прапорщик, поздно здесь шить. Да и не наше это теперь дело. Надо в медбат везти, но боюсь, что и там не возьмутся.
– Командир сказал, чтобы на месте лечили!