Записки врача скорой помощи

Шагиахметова Елена

День за днем проходили в зубрежке, потому что таких фанатичных преподавателей, как в медучилищах тех лет, нет больше нигде. Знаете, что такое «Da tales doses numero»? Вот. А я знаю.

Глава 5. Урок хирургии

– Перчатка хирурга должна быть целой и стерильной. Вот как, по-вашему, проверить резиновые перчатки на целостность? Ну, кто знает? Поднимите руки! Что, никто?

Он всегда злился, когда мы тупили.

– Показываю один раз, – сказал он.

И показал.

Понимаете, огромный мужчина, оперирующий хирург, завотделением, почти святой, стоит перед

классом девиц в белых халатах и белых шапочках, которые постепенно начинают подхихикивать, берет резиновую перчатку телесного цвета, надувает ее одним выдохом в пятичлен, закручивает и опускает в ведро с водой. Если есть дырка, то из перчатки бегут пузырьки. Остался один вопрос: так-таки сидит медсестра в стерилизационной, надувает каждую перчатку и макает в ведро? До сих пор не знаю. Скорее всего, он над нами прикалывался. Но какое терпение!

Это было время многократного использования перчаток, стеклянных шприцев и затачиваемых игл для инъекций. Все это мыли, промывали, замачивали в растворах, прожаривали в автоклавах, заливали спиртом, йодом и несли в растопыренных, поднятых руках в операционные. Вся хирургия была основана на стерилизации, «достижениях передовой советской медицины» и на белых халатах. Теперь вы можете хихикать.

Глава 6. Фельдшер скорой помощи. Первый вызов

О том, как нас уговаривали пойти в группу скорой помощи. Как хитрая лиса, пришла единственная врач скорой помощи в этом маленьком городе, она же врач кардиобригады, маленькая кудрявая блондинка лет пятидесяти, пропела про романтику скорой помощи и что из кабины скорой помощи «весь город как на ладони».

А нас и не надо было уговаривать, достаточно было не рассказывать, что ночью темно и страшно и хочется спать; не рассказывать, какие опасности подстерегают на вызовах и что мы не будем видеть семью сутками. Промолчала бы об этом, но нет, она рассказывала о работе на скорой помощи с восторгом и радостью, а мы внимали, разинув рот.

Вдруг в мае, в конце второго курса, нам объявили, что нас будут готовить на специальность «скорая медицинская помощь» дополнительно. Быстренько прочитали цикл лекций, отметили зачет и направили на практику на местную станцию скорой помощи.

Мы прибежали рано утром, раньше всех работников, в белых халатах и замерли в ожидании, как дети в фильме «Город Эмбер». Ведь вызов на скорой – это не процедурный кабинет в психбольнице, хотя в психбольнице зарплата в два раза больше. Это обязательно что-то неожиданное, интересное и романтичное, как нам обещали преподаватели. Тем более на улице май, тепло и цветет черемуха. И фельдшер в кабине такой умный и опытный, конечно. Как это было мило – этот первый вызов! В белых халатах, с открытыми окошками, в белом доисторическом РАФе, среди майской зелени и цветущей черемухи разыскать этот домик в деревне, где нас ждала настоящая деревенская пациентка, «роды первые». Как он ее осматривал и заставил каждую из нас прослушать и сосчитать «сердцебиение плода»! А когда он усадил ее в салон скорой помощи, то еще и преподнес ей букет черемухи с ближайшего дерева. Да уж.

Обязательно нужно уточнить, что это было чистое время скорой помощи. Это было время до.

В стране еще не было людей, которые жили в теплотрассах, на мусорных полигонах. О нищих на тротуарах мы читали в газетах о загнивающем Западе и ужасались. Никто не умирал от голода в развалинах,

никто не замерзал насмерть в бараках «под снос» без окон и дверей, дети не засыпали в кустах, нанюхавшись клея. Поэтому скорая помощь лечила, а не «подбирала и увозила».

Глава 7. Распределение. Сельский фельдшер

Постепенно первоклассники превратились в выпускников и оправились на распределение.

Так вот – распределение. Существовал такой способ устроить каждого выпускника на обязательную работу на три года, кроме отличников и некоторых льготников. Это было обязательно – отработать там, где нужно государству, как бы за бесплатное обучение. Всем выпускникам медучилищ «грозили» ФАПы, фельдшерско-акушерские пункты, в разных деревнях области, а также на Крайнем севере и на Кавказе. А нас было 6 человек с красными дипломами, то есть мы могли брать распределение, а могли и не брать, ехать сразу домой или устроиться работать куда угодно. Потому что мы нужны были везде, в любой больнице. И вот за 5 минут до распределения мы собираемся и решаем, что отличники возьмут направление в самые захудалые дальние деревни, чтобы туда не отправили никого больше. Так и сделали. Но не поехали. Имели право. Нет, я, конечно, поехала в действительно дальнюю и захудалую деревню и отработала там до следующей зимы, потому что работать там было интересно и смело, но зимой я бы там не выжила. Я почему так детально все рассказываю? Потому что этот социалистический пережиток распределения молодых специалистов искоренили демократы после развала СССР, и теперь даже за бесплатное бюджетное обучение отрабатывать никто не должен. Да здравствует свобода!

Итак, я поехала в ЦРБ, меня приняли на работу фельдшером ФАП в дальней деревне. Я собрала свои вещи, небольшой чемодан, за мной заехал человек, которого все называли «бригадир», на грузовой машине и привез меня в деревню. Вокруг расстилались на многие километры бескрайние поля, на которых росло что-то колхозное или просто травы на корм коровам, да редкие рощицы деревьев вдоль речки, где пасли лошадей ночами, оживляли пейзаж. По сибирским понятиям, местность была скучная, но приятная, не в тайге.

До сих пор не понимаю, как я согласилась на это – поехать туда работать. Спонтанное решение – залог подвига. Мне выделили крохотную комнату в доме бригадира, где он жил со своей ужасно неприятной женой. Она учила меня доить корову, а я ее – жарить картошку по-татарски. Это был обычный холодный деревенский дом, куда я возвращалась только вечером, ужинала и сразу ложилась спать. В темноте по полу бесшумно скользили двухвостки. А рано утром я снова уходила в медпункт. Впрочем, я прожила у бригадира совсем недолго, а потом переехала в медпункт. Мне надоело каждый день ходить по темноте от дома до медпункта эти пять километров сквозь снег, и дождь, и ветер, и лай собак.

Кажется, никто не устанавливал мне часы приема в медпункте, как не было и выходных дней. С утра приходила санитарка – грустная местная женщина, страдавшая запоями, – растапливала печь, перемывала все, приносила откуда-то чистую воду в ведрах, два ведра с углем и уходила домой. Весь день я сидела одна в медпункте, подбрасывала уголь в печь, варила себе какую-нибудь еду и вела прием. Пациенты сидели в очереди на стульях в комнатке, где топилась печь, и иногда кто-нибудь из них открывал дверцу печки и подбрасывал угля в огонь.