Записки ящикового еврея. Книга вторая: Ленинград. Физмех политехнического

Рогозовский Олег

Заметим, что Френкель упоминается здесь в положительном контексте.

Нина – биолог, отрывки из её писем сестре Жене в Англию [34] приведены ниже [Гор. Фр. 93].

В теоротделе работал и скромничавший В.А. Фок.

А «джазисты», в особенности их первая тройка, не очень скрываясь, не только высмеивали диалектический материализм, но и не стеснялись говорить об отсталости в физике современных профессоров и академиков.

Одной из первых эскапад Бронштейна в Физтехе стала его лекция по радио, где, по описанию Нины Канегиссер «Аббат, ссылаясь на Бора, Дау и Руди (Пайерлса) поносит…закон сохранения энергии [35] ». Диктор объяснил, что это лекция сотрудника Физтеха, возглавляемого Иоффе. Иоффе вызвал Бронштейна и сказал, что он ему такую лекцию от имени института читать не поручал. Возмущенный Бронштейн написал заявление об увольнении, но потом забрал его обратно.

34

Женя

вышла замуж за примкнувшего к «джаз-бандитам» Руди Пайерлса, что Ландау расценил как предательство со стороны обоих. Он перестал с ними общаться, но потом «простил». Ни у Жени, ни и у любой другой девушки он тогда не имел никаких шансов. Он это знал и страдал от этого (не всегда молча).

35

В это время в квантовой механике возникли трудности, связанные с тем, что еще не были открыты позитрон и нейтрино.

Следующей кампанией триумвирата был «путч» по созданию института теорфизики. Первоначальная идея Гамова состояла в том, что необходимо существующий больше на бумаге Физико-математический институт АН СССР, возглавляемый А.Н. Крыловым, разделить на два: математический (математики – Виноградов – давно просились) и физический, а последний сразу превратить в Институт теоретической физики.

Главным действующим лицом выступал Ландау. Он считал, что сначала нужно избрать Гамова академиком, а потом использовать его, как таран, для создания института, в котором они будут полными хозяевами^К101.

Ландау написал письма Бору и Капице.

«Дорогой Петр Леонидович, необходимо избрать Джонни Гамова академиком. Ведь он бесспорно лучший теоретик в СССР. По этому поводу Абрау (не Дюрсо, а Иоффе) из легкой зависти старается оказывать противодействие. Нужно обуздать распоясавшегося старикана, возомнившего о себе бог знает что. Будьте такой добренький, пришлите письмо на имя непременного секретаря Академии наук, где как член-корреспондент Академии восхвалите Джони; лучше пришлите его на мой адрес, чтобы я мог одновременно опубликовать таковое в “Правде” или “Известиях” вместе с письмами Бора и других. Особенно замечательно было бы, если бы Вам удалось привлечь к таковому посланию также и Крокодила! (прозвище Резерфорда – О.Р.) Ваш Л.Ландау».

То, что Капица сам еще не академик, его не волновало. В сдержанном ответе Капицы Резерфорд не упоминался:

«Дорогой Ландау, что Академию омолодить полезно, согласен. Что Джонни – подходящая обезьянья железа, очень возможно. Но я не доктор Воронов [36] и не в свои дела соваться не люблю. Ваш П.Капица».

«Затем Дау вовремя заболел гриппом и эстафету подхватил Аббат. Он отправился к Абрау узнать его мнение об этой кандидатуре. Абрау скромно сказал, что она кажется ему смехотворной» (и добавил, что есть более достойные кандидатуры, например Френкель – О.Р.).

36

Доктор Воронов – биолог, пропагандировавший метод омоложения с помощью обезьяньих гормонов, один из прототипов профессора Преображенского в «Собачьем сердце» Булгакова.

«Результаты обширной деятельности триумвирата: ссора с Яшей, который обиделся, что его же аспиранты не поддерживают его кандидатуру (в академики О.Р.), разрыв с Абрау и т. п. достижения. Дау и Аббат рвутся в большую прессу, а Джонни скромно просится: – Ну, пусть хоть членкором [37] . Вопрос об институте теорфизики [38] Иоффе с большим трудом удалось закрыть^К103.

В 1930 году Бронштейн печатает в УФН обзор «Современное состояние релятивисткой космологии» (60 страниц). В нем проявилась его фундаментальная образованность [39] и мастерство изложения материала, который сильно отличался от обычного в физике своей уникальностью и невоспроизводимостью. Обзор стал событием в истории общей теории относительности (ОТО) в России. Бронштейн увидел свою статью в УФН с предисловием «От редакции» и примечаниями с неуместными комментариями философского характера и нелепыми поправками. Этот комментарий и побудил Бронштейна организовать «Гессениаду», как ее называли в Физтехе. Никто не обратил бы внимания на статью «Эфир» в БСЭ, если бы не Бронштейн, который читал все. Он и выставил ее на осмеяния друзьям, на короткий срок собравшимся вместе в Физтехе в конце 1931 года (и ненадолго помирившимися).

37

Просьба была услышана Вернадским и Хлопиным, у которых в Радиевом институте

в это время числился на основной работе Гамов (одновременно также в Физтехе, на физмехе, в ЛГУ и в ФМИ). Гамова в марте 1932 года избрали в членкоры.

38

Первый такой институт – Теорфизики в Черноголовке (самый маленький в Академии Наук СССР) был создан в 1965-м году. Практически одновременно с ним возник самый большой в мире Институт Теорфизики в Киеве (АН УССР), благодаря амбициям жены секретаря ЦК компартии Украины Шелеста (мачехи моего ровесника Виталика, будущего зам. директора) и ставшего «генералом от науки» Н.Н. Боголюбова. По критерию стоимость/эффективность эти институты антиподы.

39

К.И. Чуковский говорил, что если погибнет цивилизация, то одного Матвея Бронштейна (его зятя) будет достаточно, чтобы возобновить всю культуру человечества.

В БСЭ^К103 была послана телеграмма от имени Теоретичесого Кабинета Физтеха четверкой и двумя аспирантами: «Прочитав Ваше изложение в 65-м томе, с энтузиазмом приступаем изучению эфира. С нетерпением ждем статей теплороде и флогистоне». На фототелеграмме изображен мусорный ящик, из которого рядом с пустыми консервными банками и старой метлой торчит бутылка с надписью «теплород», а рядом – ночной горшок с надписью «Эфир».

Гессен^К104 (скорее, зав. естественнонаучным отделом БСЭ Максимов ^К104) не оставили эту телеграмму без ответа и в Физтехе состоялось собрание с оргвыводами – Бронштейн и Ландау на некоторое время были отстранены (с 29.01.32) от преподавания на физмехе.

Иоффе не более других физтеховцев «симпатизировал» эфиру, но он гораздо лучше других понимал, какую важную роль играл Гессен в защите новейшей физики от «сына памятника» (А.К. Тимирязева), Кольмана^К104, Максимова и иже с ними.

Еще из одного письма Нины Жене Канегиссер: «На одном диаматическом заседании, где Яша подчеркивал свой материализм, его упрекнули в идеологии его «учеников». Он сказал: «Можете взять себе этих учеников. Они, змееныши, и сами меня клюют» [Гор. Фр. 90]. Среди этих «змеенышей» сам Френкель явно выделял Бронштейна. В 1930 г. он писал: «Мне везет на ассистентов. Аббата я считаю самым талантливым». Но в 1931 году триумвират и его достал и он («Добрый», см. ниже) стал называть их «Хамов, Хам и Хамелеон». «Правда – здорово?» спрашивает Нина Женю.

Клички, обычные для тех физтеховских времен, легко расшифровывались. Незадолго до этого Демьян Бедный поместил в «Правде» стишок о работе Гамова, сделанной им в Геттингене, предваряемый цитатой, что молодой советский ученый разрешил проблему атомного ядра.

СССР зовут страной убийц и хамов.Недаром. Вот пример: советский парень Гамов.

Стихотворение написано от лица буржуя, за исключением последних строк:

Подкоп иль не подкоп, а правду говоря,В науке пахнет тож кануном Октября.

В Физтехе потешались и над поэтом и над «советским парнем», который как раз Советы не переносил, в отличие от остальных «джазменов». Так что первая рифма стиха и дала первое прозвище.

Второе предназначалась тому, в чьи достоинства не только деликатность, но и уважение к коллегам, особенно старшим, не входили – Ландау.

Третье прозвище получил Бронштейн, которому при всей критичности не было свойственно обижать человека только потому, что тот отличался от него самого. Он не был склонен к оценкам по-детски однозначным и, по мнению Ландау, чрезвычайно терпим к инакомыслию. Бронштейну был чужд научный стиль Френкеля, у которого обильно рождающиеся идеи и образы не сразу и не всегда находили точное математизированное воплощение.

Для Френкеля был характерен модельный подход к проблемам. Часто он удовлетворялся полуколичественным решением (с точностью до коэффициента /2 [40] ). Объяснив, таким образом, занимавший его эффект, он терял к нему интерес.

Бронштейну было ближе мышление Ландау, но в отличие от него, он не считал, что право на существование имеет только один стиль. Личное его отношение к Френкелю не страдало от различия их стилей в физике.

Ландау и, впоследствии, его ученики относились к Френкелю как физику и его работам пренебрежительно и виновны во многих его неприятностях. (См. поздние сожаления Мигдала).

40

Странно, что другому Яше – Зельдовичу – Ландау прощал тот же коэффициент, с точностью до которого он решал некоторые задачи, хотя и к нему Ландау относился свысока. Когда Зельдович после катастрофы пожелал ему полного выздоровления и выразил надежду, что он станет прежним Ландау, тот сказал: «Не знаю, как Ландау, но Зельдовичем я точно стану». Если бы! Но не состоялось.